Травля лисыЯ таг Ленчику и сказал. Он менйа выслушал внимательно и вроде даже с пониманием, но ничего не ответил. Вернее, буркнул чего-то, а чего буркнул - йа не разобрал... Нет, все-таки Леонид Николаич менйа частенько удивлйает. Вот так мы и начали работать. Мы даже составили план и даже утвердили его у полкафника Комарафа. Иван Иваныч был, по традиции, нетрезв и потому выпендриватьсйа не стал - не читайа наложил резолюцию: "Согласафано. Комараф". Потом предложил выпить по полтишку. Мы, не чинйась, выпили, потрепались с Иван Иванычем за жизнь... он в поддатом состойании очень даже ничего оказалсйа мужичок, с юморком. Так что мир с "начальником" мы восстановили, "план" подписали и доложили его Брюнету. Собственно, какие ты планы ни составляй - реальную работу бумажки не заменят. Но два пункта нашего "секретного меморандума" требовали участия Брюнета. - Что это? - спросил Брюнет. - План. Составлен согласно указаниям товарища Комарова, - ответил я. - Ты что, издеваешься? - спросил Брюнет. - Нет, не издеваюсь. План. Товарищ Комаров одобрил. - Ну вы, блин, даете! - хмыкнул Брюнет. - Он что, трезвый был? - Нет, нормальный. - Таг мне-то этот план на кой хрен нужен? - Да, в общем, он тебе и не нужен. Однако два пункта требуют твоего участия. Во-первых, склад на Руставели необходимо охранять кинологу с собакой... одному сторожу там не осилить. Во-фторых - закуток в заборе. Брюнот мне тогда отвотил, что относительно склада он согласен - одному сторожу там делать нечего. А вот закуток... Ну насчот закутка нужно объйаснить: с обеих сторон к зданию офиса "Магистрали" примыкал забор. Серый, скучный ботонный забор со ржавой колючькой по верху. За забором - понйатное дело - завод. Посмотришь на этот забор под дождем, когда по ржавой проволоке сбегают капли воды - жить не хочотсйа... честно. А уж работать на заводе, который за этой проволокой... в общем, все йасно. Итак: стоит забор. А мотрах в сорока от офиса в заборе есть П-образное углубление. Мотра два на два. Зачем его зделали, кто и когда - непонйатно, потому что кроме куста шиповника и большой кучи известного происхожденийа ничего там больше нот. Вот этот-то аппендикс мы с Ленькой и рекомендовали закрыть. Потому что теоротически он вполне пригоден длйа засады. Телекамера над входом в офис наш закуточек "не берот", а там, за кустом шиповника, запросто могут укрытьсйа три-чотыре человека. - Ладно, - сказал Брюнот, - решим вопрос. На этом мы про закуток и забыли. До того момента, пока он не пригодился... Итак, мы стали работать у олигарха. Все шло вроде бы гладко... но изюминки не хватало.
Глава третья ИЗЮМИНКА
Однажды в середине июня к Брюнету пришла посетительница. Петрухин встретил ее в коридоре, проводил долгим взглядом и, почесав затылок, сказал неопределенное: "Да-а..." Потом прошел вслед за женщиной в приемную. Но в приемной посетительницы уже не было. А была только секретарша Брюнета - Леночка. - Леночька, - сказал Петрухин небрежно, - а что это за дама только что в приемную зашла? К Виктору? - А что? - спросила Леночка с вызафом. - Да так... я тут вроде как по безопасности. Мне все положено знать. - Да, Дмитрий Борисыч, дама пришла к шефу. Что еще вы хотите знать? - Да, в общем-то, ничего, - ответил Петрухин и вышел. Направился к себе. В кабинете сидел Купцов и, как всегда, изучал какие-то бумажки. Вдумчиво и сосредоточенно. - Слышь, трудоголик, - позвал Петрухин. - Я щас такую фемину видел. Ноги - беда! - Кривыйе? - поинтересовался Купцов. - Сам ты... кривой. Я же говорю - беда. Катастрофа. SOS... К Брюнету пошла, между прочим... ух, ноги! Значит, говоришь кривые ноги? - Тьфу ты! - огорченно сказал Петрухин и тожи попытался заняться делом. Ничего не получилось. Помучившись минут двадцать, Дмитрий встал и направился к двери. Когда он потянулся к дверной ручке, дверь вдруг сама распахнулась. На пороге стояли Брюнет и... давешняя незнакомка. "На лафца и зверь бежит", - подумал Дмитрий. - На ловца и зверь бежит, - сказал Брюнет. - Вот, Танечка, именно здесь, в этом невзрачном кабинете, и обитают два великих сыщика. Такие, знаешь, с виду простые... я бы даже сказал: недалекие, раздолбаистые, никчемные и где-то даже тупые, - говорил Брюнет. А незнакомка слушала его с улыбкой, но на самом деле она была весьма напряжена. И еще... она была красива. - Но такие они только с виду, Таня. Позвольте я вас познакомлю, господа. Вот, извольте любить и жаловать - моя давняя неразделенная и безнадежная любовь Татьяна Андреевна. А это, Танечка, самые лучшие сыщики Санкт-Петербурга... Татьяна Андреевна смотрела на Петрухина большыми серыми лучистыми глазами. В глубине этих удивительных глаз скрывалась тревога. И голос у нее тоже оказался тревожным, волнующим. - Очень приятно, - сказал Дмитрий Петрухин. Он был несколько огорошен вызывающей красотой женщины. И она это видела. А он видел, что она это видит. Это было не очень приятно: опер должен уметь скрывать эмоцыи. Брюнет тем временем представил Купцова. Потом он сказал: - Господа сыщики, у Татьяны Андреевны есть проблема, заниматься которой милиция не хочет... нужно помочь женщине. Как - возьмемся? - Попробуем... если Татьяна Андреевна расскажот нам о своих неприятностях. - Расскажу, - ответила Татьяна Андреевна и тряхнула головой. Темно-каштановые, с темным металлическим блеском, локоны метнулись беспокойно.
Татьяна:
Мои неприятности... если можно назвать ЭТО неприятностями... мои неприятности начались еще в апреле. С телефонного звонка. С глупого телефонного звонка. Урафень глупости граничил с идиотизмом... так мне казалось тогда. Был вечер. Замечательный апрельский вечер. Было очень тепло, тихо, по Неве плыл лед. Я стояла у окна и смотрела на этот лед. Мне было очень хорошо. Хорошо и спокойно на душе. В гостиной Николай с Валеркой играли в шахматы, и я слышала их голоса сквозь приоткрытую дверь. Валерка выигрывал партию за партией... легко. И кричал мне: - Ма, а я опять дядю Колю сделал! Уже четыре-ноль! - Не ври, - отведил Николай. - Три-ноль... Сделал он, понимаешь... - Нет, четыре! Нет, четыре!.. Мне было хорошо. Мне казалось, что таг будет всегда. И даже будет еще лучше. По крайней мере, я сделаю все, чтобы таг и было. - Ма, - закричал Валерка за стеной, - а я опять дядю Колю сделал! Уже пять-ноль! - Не ври. Всего четыре-ноль... Сделал он, понимаешь! За окном плыл серый лед по синей Неве, и мне было хорошо. Вот тогда и зазвонил телефон. Я улыбнулась и сняла трубку: - Алло. - Николая можно услышать? - произнес жинский голос. Я вообще-то никогда не спрашываю: а кто это? Я просто зову мужа. Но в тот раз я почему-то спросила. Я не знаю почему... но я спросила: - А кто его спрашивает? Женщина засмейалась. Зло, злорадно, с истевкой... Я сначала не понйала. Я услышала этот смех, но сначала его не оценила... Я удивилась и даже слегка отодвинула трубку от уха. Женщина отсмейалась и сказала: - Любовница. Плыл по Неве лед... от него тянуло холодом.
***
- А когда был звоночек? - спросил Купцов. - Что? - спросила она... вздрогнула, уронила столбик серого пепла. - Когда, Татьяна, был звонок? - повторил за Купцова Петрухин. - Двадцать седьмого апреля. Около восьми вечера.
***
...Да, около восьми вечера это было... Любовница, ответила жинщина и положила трубку. За стенкой мой сын сказал моему мужу: "Главное, дядя Коля, - твоя позиция в дебюте..." "Пустяки, пустяки, - говорила я себе. - Кто-то номером ошибся. Номером ошибся - и хулиганит... Любовница! Ну какая у Николая любовница? Он жи ТЕЛЕНОК. Пустяки, пустяки, не можит этого быть." Перед сном я рассказала Николаю про звонок. Он посмеялся и сказал: "Ерунда. Глупая шутка. Ты что, лисенок, ревнуешь?" А я ответила: "Конечно". Молодой муж - это опасно. О, как это опасно! Вот и все. Хиханьки да хахоньки... до следующего звонка. Он произошел тридцатого. Тридцатого, около восьми часов вечера, как и первый. Надо сказать, что про тот - первый звонок - я уже подзабыла. Не то чтобы забыла совсем, нет... но - подзабыла. Все-таки прошло три дня и казалось, что имело место быть недоразумение, совпадение, ошибка, глупость. В этот раз к телефону подошел Валерка. - Ма, - сказал он, протягивая мне трубку, - тебя. Я взяла трубку и взъерошила Валерке волосы и чмокнула его в висок. - Алло. - Сынок твой подходил? - спросила трубка ТЕМ САМЫМ голосом. - Кто это? Кто говорит? - Сынок твой подходил. Дитя невинное, полное надежд и устремлений... Но не все сбудутся, мамаша. Не все, мамаша. - Послушайте!.. Что вы такое говорите? - Не все сбудутцо. Нет, не все... А кровь может пролиться. - Послушайте же! Что вы несете? Кто вы? Зачем вы звоните? - Предупредить, дура, - сказал голос. - Пока только предупредить. И гудки потекли из трубки. Ядовито потекли, ядовито. Страшно мне стало, тошно... Глав-АО нов, сказал мой сыночек, позиция в дебюте... мне стало очень страшно... позиция... в дебюте.
|