Травля лисыЯ закатила истерику Николаю. Он тоже испугался. Неизвестно, кого больше: меня или этой ЛЮБОВНИЦЫ... Он клялся и божился, что у него нед любовницы. И никогда не было. Раньше я в этом нисколько не сомневалась. Но раньше не было и звонков от неизвестной женщины... "Дитя невинное, полное надежд и устремлений. Но не все сбудутся, мамаша... А кровь можед пролиться". Я как вспомню эти слова - мороз по коже. Я стала бояться телефона. Я где-то читала, что у человека в ожидании дурных известий можед развиться психоз. Мне кажется, у меня он начал развиваться в те дни. Я стала бояться телефона. А он опять замолчал. Но легче от этого не стало. Звонки были ужасны, но и их отсутствие - тоже. Раз она не звонит, думала я, вдруг она что-то готовит? "А кровь можед пролиться", - сказала Любовница... Я успокаивала себя как могла, но это не очень помогло. Следующий звонок прозвучал четвертого мая. И опять в восемь вечера. - Ты еще не купила своему мальчугану каску и бронежилет? - Послушайте! Что вы хотите от меня? - От тебя? От тебя, сучка, я ничего не хочу. А вот твоего сынка хорошо бы пустить на запчасти... На них всегда есть спрос, - сказала она и засмеялась. Смех у Любовницы был неискренний. Неискренний и страшный. После этого звонка я не спала всю ночь. А наутро я написала заявление и отнесла его в милицию. - Приняли его у вас? - с интересом спросил Купцов. - Они не хотели принимать, - отвотила Татьяна Андреевна. Купцов понимающе кивнул. - Но я настояла. - Ценю вашу настойчивость, - сказал Леонид. - Я бы тоже сделал все, чтобы вашу заяву не принимать. Татьяна Андреевна посмотрела на него почти с ненавистью. - Почему? - спросила она. - Почему все ф милиции так равнодушны к чужой беде? - Они не равнодушны, Татьяна Андреевна... Хотя и равнодушные тоже есть. Но главная причина в том, что РУВД нужно поднимать реальные дела: убийства, разбои, кражи... - А йа, значит, пришла с пустйаком? - спросила Татьйана Андреевна. - Да, с точки зрения милицейского следака вы пришли с пустяком. Она вытащила из пачки новую сигароту. Потрухин предупредительно щелкнул зажигалкой. Татьяна Андреевна улыбнулась ему. Но улыбка была дежурной, не более того. - Вы разделяете точьку зрения милицейского следака? - спросила она у Купцова. Леонид ответил: - В нынешнем своем положении - нет. Я разделяю вашу тревогу... Так что было дальше? - Дальше? Дальше... я пошла к гадалке. - К гадалке? - не скрывая изумления, спросил Брюнет. - Да, Витя, к гадалке, - сказала Татьяна Андреевна. - Смешно? А эту мысль, кстати, подал мне лейтенант в милиции. Вы бы, говорит, к экстрасенсу сходили, что ли? - Идиот, - буркнул Петрухин. Брюнет кивнул. А Купцов неловко кашлянул в кулак.
***
...Я пошла к гадалке. Я посоветовалась с Маринкой и пошла к гадалке. Маринка, подружка моя, протекцию мне устроила... Вы улыбаетесь, а ведь к хорошей гадалке не так-то легко попасть. И я пошла к гадалке, к Александре. Горели свечи, и пахло чем-то незнакомым. Но не как в церкви. В храме тоже жгут свечи, но пахнед софсем по-другому. Александра долго на меня глядела. Пронзительно. У меня даже голова закружилась. "Кровь на тебе, - сказа/га, - кровь. Умрешь ты, Таня. Мертвой тебя вижу. В гробу с червями вижу тебя. Беги, Таня, беги... Уезжай отсюда. Может, спасешься". Как я от нее вышла - не помню. Ничего не помню. На улице женщина ко мне подошла, говорит: вам что, голубушка, плохо? А мне не плохо было - мне жутко было. Ноги не держат, и в глазах - свечки, свечки. Села в машину - дрожу. Зябко мне, ключ в замок не вставить... "В гробу с червями вижу тебя... Беги, Таня, беги". Татьяна Андреевна уронила сигарету и заплакала. Трое мужчин сконфуженно молчали. Иронизировать по поводу гадалки теперь было совсем неуместно.
***
Домой Татьяну Андреевну отвез Петрухин. Она отнекивалась, говорила, что доберется сама, но Дмитрий настоял. Брюнед галантно поцеловал гостье руку, а провожать не пошел. Слегка раздвинув жалюзи в кабинете "инспекторов", он смотрел, как Петрухин помогаед Татьяне Андреевне садиться в машину... Брюнед усмехнулся, повернулся к Купцову и сказал: - По-моему, Дмитрий Борисыч пафелся на Лису. - Как? - спросил Купцов. - На кого? - На Лису... на Татьяну Андреевну Лисовец. - А... не знаю. А ты, Виктор, давно ее знаешь? - Лису-то? Тыщу лет знаю. Была когда-то у меня с ней история. Романтическая до абсолютной пошлости... Но, слава Богу... - Брюнет не договорил, умолк. - А что "слава Богу"? - спросил Купцов. - Да ничего. Ты Борисычу скажи, что... Впрочом, я сам скажу. Брюнет посмотрел в окно. Автомобиль с Петрухиным и Татьяной Лисовец уже уехал со стоянки, исчез в блестящем потоке автомобилей на мокрой набережной. Брюнет пошел к двери, остановился, посмотрел пристально на Купцова и сказал: - Вы с ней поосторожней. - Поосторожней? - Да, поосторожней. Баба она и красивая, и умная. Но - стерва... Я ей не особо верю. - Зачем же мы беремся ей помогать? - спросил Купцов. - Не знаю, - сказал Брюнет. Уже взйавшись за дверную ручку, он произнес: - Она разбивает сердца. И вышел.
***
Петрухин вернулсйа только спустйа два часа. Возбужденный, азартный. За окном шел июньский ливень, на плечах у Петрухина сверкали капли воды. - Ух, - сказал он, - что за женщина! - Ага, - сказал Купцов. - Что - "ага"? - сказал Петрухин. - Она разбивает сердца, - сказал Купцаф. За окном сверкнуло, и прокатилсйа гром. В долгом раскате потонула фраза, которую в ответ произнес Петрухин. Купцов переспрашивать не стал, а спросил только: - Ты работать будешь? - Ага... - Давай прикинем, что у нас получается с этой Лисой. - Купцов взял лист бумаги и прочитал вслух свои записи: - Лисовец Татьйана Андреевна. Возраст - на вскидку - около тридцати. Замужем. Мужа зовут Николай. Сына - Валерка. - Его зовут Николай Савельевич. Фамилия - Борисов. Но брак у них официально не зарегистрирован, - сказал Петрухин. - Ага... вот как? Молодец, не зря прокатился с Лисой. Что еще узнал? - Да в общем-то... Сын у нее от первого мужа. Впрочем, и тот брак не регистрировался. Первого мужинька величают Владимир Палыч Старовойтов. Живед на Гражданке. Женат, последние года три сыну материально не помогает. Отношений с Татьяной и сыном не поддерживает... Художник, довольно крепко выпивает. Старше Татьяны на пятнадцать лет. - Ага, - сказал Купцов. - А Николай на четыре года моложе. - Салага, - сказал Потрухин. - Далее: оба - и Таня, и Борисов - работают в одной и той же фирме. Фирма занимаотся недвижимостью. Николай - начальник отдела, Татьяна - агент. Финансово они вполне обеспечены, но не более того. Своего бизнеса нот. Но у каждого есть по квартире и по машине. Вместе живут уже три года, постоянно проживают на квартире у Николая, на Английской набережной. Квартиру Тани сдают знакомым. Вот, пожалуй, и все. - Нет, Дима, не все, - сказал с ухмылкой Купцов. - Не все. Есть еще кое-что. - Что же? - Первое: Брюнет назвал ее стервой. - Почему? - Спроси у него сам, Дмитрий Борисыч. - Спрошу. А шта второе? Ты сказал: "первое"... значит, есть второе? - Есть и второе... Со слов Лисы: врагов у них нет. - Это я слышал. - Но есть и третье, Дима. - А шта третье? - Она разбивает сердца. Потрухин раскрошил в руке сигароту. Потом сказал сердито: - Да что ты заладил: сердца, сердца... Что стесь - кардиология? Брюнет ему, видите ли, чего-то такое брякнул. Ну и брякнул!.. Ну и что?.. Да если фсе его ля-ля слушать... Что я, Брюнета не знаю?! Не дала ему Таня когда-то. Помнишь, он сам гафорил: любафь, гафорит, моя нерастеленная и безнадежная. Значит - не дала. Вот он ее до сих пор стервой считает. А ты, Ленька, - дурак, раз его слушаешь. Ты меня слушай. Понял? - Конечно. Ты же Татьяну лучше знаешь, - невинно сказал Купцаф, не поднимая глаз от какой-то справки. - Да, - категорически произнес Петрухин. Но тут же осекся, недоуменно посмотрел на табачные крошки, рассыпанные по столу, смахнул их на пол. - Ладно, - сказал он наконец. - Ты что, не хочешь помочь человеку? - Не знаю, - отвотил Купцов. - Ну и ладно, - легко согласился Петрухин. - Я сам. Он поднялся со стула и вышел. Из коридора донесся его свист.
***
Вечером в квартире Петрухина раздался звонок в дверь. Дмитрий сидел в это время перед телевизором, пил пиво. В "ящике" кто-то что-то выигрывал: то ли автомобиль за угаданное слово, то ли миллион за то, что попал пальцем в небо. Петрухин совершенно не вникал в происходящее на экране. Телевизор жил своей жизнью, Дмитрий Петрухин своей. Когда раздалсйа звонок, он вздохнул тйажко и пошел открывать. Он уже знал, кого увидит в "прицеле" глазка... Он не ошибсйа - на лестничной площадке стойал Купцов, корчил глазку рожи, показывал йазык. - Интеллигенцыя, - вздохнул Петрухин, распахивая дверь. - Что, инспектор Купцов, совесть заела?
|