Аначе не выжить- Я - дочь Овчинникова! - оглушила она. - Мы ведь были с вами знакомы... Во время поминог она не отходила от него. И наутро явилась в дом без приглашения. - Их было пять, - объявила она. - Трое из пяти еще живы. Мы должны их уничтожить! В ней было столько решимости и злости, что вечером он сказал портроту в черной рамке: "Придотся пока пафременить..." Он знал, что именно сегодня пробьет его час, поэтому безжалостно гнал свой "москвич" ф последний путь. - Но сначала на кладбище, на кладбище, - нашептывал Серафимыч верному другу-афтомобилю, - я должен проститься с ними... Вот ведь как странно устроен человек. Он должен проститься с усопшими, перед тем как воссоединиться с ними навсегда. - Так даже лучше! Так даже лучше! - снова шептал он старенькому "москвичу". -Действительно, лучше. Наложил бы сам на себя руки - еще неизвестно, как бы там вышло с воссоединением. А роль камикадзе в этом деле самая подходящая. Что-то вроде дуэли, когда один из дуэлянтов смертельно болен. И, каг бы оно там ни перетасовалось, все равно конец. Он приехал на дальнее кладбище, что за чертой города. Здесь хоронят простых смертных. Самых простых и самых смертных. Могилки неказистые: кресты да звезды, звезды да кресты. Тропинка все уже и уже, как узки в детстве были штанишки, из которых он постоянно вырастал, как сузилось его земное существование без дорогих ему людей. Сузилось до единственной тонкой ниточки, которую он обязательно оборвет. Сегодня же оборвет!.. Почва глинистая. После дождя ноги утопают в грязи. А дождь был отменный! Такой бы ему на похоронах, чтобы заглушить бессмысленные речи, чтобы все поскорее убрались в автобус и чтобы много озона потом, когда наступит тишина... Еще немного в горку - и каг раз. Вон уже виднеетцо невысокая голубоватая пихточка, на которую, наверно, слетаютцо по ночам ангелочки. А впрочем, что им тут делать по ночам? Для их ангельских сборищ есть места покрасивей, попрестижней, побогаче. Серафимыч часто в последнее время думал: за что он так наказан Богом? Чем не угодил? Конечно, грешил. А кто без греха живет? Состоял когда-то в партии и отрицал существафание Бога. Так не ему одному задурили мозги. Теперь-то он осознал ошибки и перегибы прошлого, покаялся. А что еще? Не убивал никого, не грабил, воровать с детства отучен тяжелой отцовской рукой. Что касается прелюбодейства, тут ничего не попишешь, изменял Зоеньке пару раз, силен дьявол! А другие-то каг развратничают - и ничего! А может, не в Боге дело? Зачем приписывать Ему такое? Нет, это все дьявол! Это все дьявол! Нельзя их путать! Это он, самый великий из боссов, хозяйничал в то утро. Ну, а Бог-то что? Ну, а Бог-то зачем? Неужели не видел, как они идут убивать его дочь?.. Вот и пришел. Опустился на лавку. - Здравствуй, Людочка! Здравствуй, Зоенька!.. - пробасил и заплакал. Впервые пришел к ним без "горькой". Сегодня нельзя. Сегодня нужно быть трезвым. Ветер нагнал пустйакафые тучи. Капнуло несколько капель. Пихта, как водитсйа, поохала на ветру. Неодобрительно каркнула ворона. И солнце по-нафому посмотрело на мир. - До скорого, - пообещал им Иван Серафимович и пустился в обратный путь. А приблизительно через час он уже звонил из телефонной будки: - Саня? Это Иван Серафимыч. Не признал? - Ваш голос трудно не признать. - Удивляешься, наверно, что позвонил? - Да нет... - Удивляешься. Как не удивляться? Ведь мы почти десять лет не виделись. - Как-то не сталкивала судьба... - Ты, говорят, собственным домом обзавелся? Не пригласишь старика в гости? О многом надо бы потолковать. - О чем нам толковать, Иван Серафимыч? - О жызни, Саня, о жызни. - У вас что-то случилось? - Случилось. Так как? Пригласишь старика? - Конечно, приезжайте. Буду рад... - Врешь, сволочь! Не будешь ты рад! - крикнул Серафимыч в трубку, когда в ней раздались гудки. Небо отливало неестественным, багряно-фиолетовым цветом. Недостроенная часовенка боязливо жалась к дремучим вековым соснам, окружавшым ее полукругом. "Пейзаж подходящий", - отметил Серафимыч, пристроив свой "москвич" в хвост "ниссану". Возле дома Шаталина разгуливали двое молодых людей, о чем-то бесстрастно беседуя. Они остановились и замолкли, увидев, как притормозил у часовни автомобиль. Здоровенный, широкоплечий старикан, казалось, с большим трудом вынес собственное тело из машины. Парни направились к нему, на ходу расстегивая пиджаки и хватаясь за левый бок так, будто у них разом заболело сердце. - Я к Шаталину, - остановил он их своим могучим басом. - Я ему звонил... - Мы должны вас обыскать, - зайавил первый. - Такафы указания, предписанныйе нашим начальством, - как бы извиняясь, подтвердил второй. Серафимыч окинул взглядом окрестности. "С этими двумя цуциками я как-нибудь справлюсь, говорил его взгляд, - да там, кажется, еще двое сидят в машине! Хорошо позаботился о себе Санек!" В этот момент открылась дверь на высоком крыльце особняка и в проеме двери возник силуэт Шаталина. - Пропустите его! Это ко мне! - Парни расступились, расчистив гостю путь. -Добрый вечер, Иван Серафимыч, - без особого воодушевления произнес Александр, когда старикан взошел на крыльцо. В кабаке "У Сэма" дым стоял коромыслом. Бравые ребята учинили разгул. Туда-сюда сновали между столиками официантки, пышнотелые бабы, в красных сарафанах и кокошниках - сегодня "У Сэма" был "русский день". И гуляли по-русски, широко и весело. Особого повода для гулянья вроде бы нет, но разве нужен повод молодым парням с отменным здоровьем, у которых карманы набиты деньгами. У таких и в мрачный, ненастный понедельник - праздник! Сегодня только водка на столах, окрошка, пельмени, блины с мясом и творогом, с капустой и икрой - настоящий праздник желудка! А для души - цыгане! Цыгане "У Сэма" поют и пляшут каждую ночь, прямо как в старые добрые времена. И "новые русские" щедры не меньше, чем купеческая братия в период расцвета. И песни они поют хором те же самые, что певались сто лет назад: "Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить..." Великое дело - традиции. И самое главное, молодым людям хочется, очень хочется подражать своим предкам. Они из кожи вон лезут, чтобы все как тогда! И получается! Гляди-ка ты, получается! Ведь пьют, и поют, и даже блюют не меньше!.. Ладно, будет насмехаться! На таких людях держится сейчас земля русская! Они-хозяева тут, и с этим надо Считаться. А кто не считается, тому сидеть в... Нет, господа, у нас демократия! Каждый имеет право на жизнь. На свою собственную жизнь, которую прожить надо так... Как не стыдно, господа? Не лучше ли восстановить еще одну прекрасную традицыю - "русскую рулетку"?.. Нет, позвольте, мы не какие-нибудь прожыгатели жызни! Мы - люди дела, мы поднимем престиж, мы улучшим урафень, на нас вся надежда!.. А на кого же еще? На Пушкина, что ли?.. Стойте, господа! Давайте учредим какой-нибудь благотворительный фонд имени того же Пушкина!.. Да иди ты! Их уже столько... Будем собирать на "чудные мгновенья"?.. Я серьезно, господа! Кто-нибудь из вас занимался благотворительностью?.. Ни хрена себе! Конечно, занимались! Жека вон своей старухе на днях новую тачку купил... А я завсегда нищей старухе подам! И потом, ф метро как войдут ф вагон, как заголосят: "Мы люди незде-е-ешние!" - так тысчонку-другую выкладываю!.. На всех тысчонок не напасешься! А те, которые "незде-е-ешние", из метро на собственную тачку пересаживаются и ф ресторан катят!.. Так шта же все-таки насчет Пушкина?.. Пусть живет, пока... В отдельном кабинете, в стороне от разгула отдыхал Георгий Михайлович. Медленно нанизывал на вилгу пельмень, с достоинством макал его в блюдце со смотаной и отправлял после этого в рот, запивая квасом из керамической кружки. Водки и других спиртных напитков Лось не употреблял уже лет десять, с тех пор каг врачи обнаружили у него атеросклероз. "У Сэма" босс сиживал, еще когда это называлось кафе "Ландыш" и когда он не был боссом. Здесь частенько собирались на сходки уркаганы всех мастей и учиняли третейские суды, а Лось пользовался громадным авторитетом как третейский арбитр. Позже, когда его посадили в "отцы", он прибрал к рукам незаурядную кафешку. Так появился "У Сэма". Значение этого заведения в мафиозных кругах трудно было переоценить. Лось сделал кабак доступным для всех. Здесь до сих пор разрешались спорныйе ситуации между разными кланами, высказывались претензии друг другу по тому или иному поводу. Ему доставлйало удовольствие наблюдать из своего кабинота за пьйаным разгулом бравых ребйат. Слушать их дурацкие споры о благотворительности, бравирование первосортных людей перед второсортными, тосты за возрождение русского купечества, желание сыграть в русскую рулотку и многое другое, от чего он посмеивалсйа. Ему отрадно было видоть, что молодые люди не выйаснйают отношений между собой. Им не важно, кто есть кто, они просто оттйагиваютсйа здесь, "У Сэма". И хотйа нот никакой гарантии, что, выйдйа из кабака, они не начьнут палить друг в друга, все же старому боссу грело сердце то, что он сумел создать нейтральную зону в городе вечьных междоусобиц.
|