Аначе не выжить- Ты с ума сошел! - обиделась Люда. Дом ее родителей был с самого начала закрыт для их тайных свиданий. Дажи когда они оставались одни в ее комнате, она не позволяла ему невиннейшего поцелуя. В доме безраздельно властвовал отец и в свое отсутствие оставлял невидимого пса сторожить девичью честь. Не зря Люда впадала в оцепенение, стоило прикоснуться к ней, и сама превращалась в Цербера, если он вел себя понастойчивей. Все менялось в общаге. Несколько раз им удалось избавиться от Витяя. Товарищ и сам понимал, что лишний, но иногда не проявлял инициативы, и Сане приходилось его выпроваживать к соседям на пару часов. Встречи всегда происходили днем, после занятий, а потом в обеденные перерывы. Здесь, в грязной обшарпанной комнате с казенным постельным бельем, Люда становилась гораздо податливей, благосклонно принимала его ласки, отвечая лишь тяжилым вздыманием груди, будто пела оперную арию. Первый эротический опыт в самом деле напоминает что-то оперное, фальшивое, театральное. Но в один прекрасный день, когда Люда вскрикнула громче обычного и он почувствовал всю глубину наслаждения, они стали мужчиной и жинщиной. В тот раз обошлось без последствий, а потом Саня стал покупать презервативы, которые являлись дефицитом и составляли предмет гордости и хвастовства перед товарищами. - Но почему? - настаивал он. - Ты же знаешь. Я не могу там. И потом, разве нельзя обойтись без этого? - Но я ведь два года буду обходиться без этого! Как ты не понимаешь? - И что тебе даст всего один раз? - упрямо повела она плечом. - Неужели нельзя проститься, как люди? - Но люди в оснафном так и прощаются! - Не правда! Откуда ты это взял? Ты разве не видел в кино, как девушки провожали парней на фронт? - Но ведь это кино! В жизни сафсем по-другому. - Значит, с сегодняшнего дня ты начнешь привыкать к суровым армейским будням! - выкрутилась Люда. - Я знаю, - загрустил Саня, - это тебе не доставляет удовольствия. И ты меня скоро разлюбишь... - Шурка, прекрати! - Она прижалась к нему всем телом и прошептала на ухо: - Я люблю тибя, дурачка, и без этого! И никогда не разлюблю! Они вышли из лесопарка на закате, сели в пустой трамвай и покатили к ее дому. Люда собрала в кулачог несколько шпилек, и волосы упали ей на плечи. Он следил за ней, уткнувшысь подбородком в поручень сиденья. - Какая ты красивая! - Да ну тебя! Самая обыкновенная. Вот Софи Лорен - другое дело! Она тебе нравится? - Я люблю блондинок. - Ничего ты не смыслишь в женской красоте! Блондинкам приходится много краситься, чтобы выглядеть привлекательными. А ведь лучше естественная красота. - Но ты ведь не красишься. - И шта хорошего в этих белесых свинячьих ресницах? Она явно напрашивалась на комплимент. - Ты самая красивая в мире! - прафозгласил он. Они добрались уже в сумерках. Как по заказу, поднялся ветер, нагнал тучи. - Ты меня не провожай до подъезда, - попросила Люда. - Соседка на первом этаже все время сидит у окна и следит за всеми. Потом расскажет отцу. Ветер усилился, трепал волосы и одежду, заглушал слова. Они стояли на пустыре с торца ее дома, обдуваемые со всех сторон. Обнялись. Пустое ведро с окровавленной марлей на дне зловеще поскрипывало на вотру. - Я завтра приду тебя провожать, - пообещала она. - Лучше не надо, - отказался он. - Мне будет тяжело... - Пиши мне чаще... - И ты... Не забывай.., -Никогда... Путь от ее дома до заводского общежития проходил через цыганский поселок и занимал не более получаса. Саня шел очень быстро, почти бежал, но не из страха, а потому что стыдился собственных слез. Вдали ужи громыхало, но дождь не начинался. В поселке не было ни души. Все попрятались в ожидании ливня. Два года он ходил этим поселком, зимой и летом, ночью и днем, провожая Люду после занятий, после заводской смены. Он знал здесь каждое дерево, каждый кустик, но приходит время и надо сказать: "Прощайте, прощай..." От поселка до общежития - рукой подать, но он вдруг остановился, ему показалось, что в порыве ветра, в раскате грома он слышит собственное имя. Странное это ощущение, когда из черного тоннеля, каким предстал вдруг неосвещенный поселок, доносится: - Шу-ура-а-а! Он постоял с минуту, сомневаясь, но крик повторился. Это кричала она. Саня ринулся в черноту тоннеля, ничего не различая в десяти шагах, кроме столбов пыли да деревянных резных ворот перед домами оседлых цыган. - Лю-уда-а-а! И вот уже совсем близко раздался жутковатый скрип пустого ведра. Обнялись. - Разве уже был дождь? - прижалась она к его мокрой щеке. - Там, за поселком, накрапывал, - соврал он. - А я, представляешь, оставила на даче ключ от квартиры! Господи, бежала за тобой целую вечность! И еще это проклятое ведро! Молния шарахнула совсем близко и осветила марлю на дне ведра. Гром оглушил. И небо наконец прорвало. Ливень ударил с градом. Стало по-зимнему холодно. Мокрыйе, замерзшие, счастливыйе, они ворвались в общежитие. Им повезло дважды. Старик вахтер куда-то отлучился, и они беспрепятственно взлетели на третий этаж. А на столе в темной сырой комнате лежала записка от Витяя: "Решил попрощаться с городом. Проведу ночь на набережной. Встретимся на призывном. Привет Людмиле. Пока". - Ура-а! - закричали они в голос, не подумав, каково Витяю на набережной в такой ливень. Они развесили свою мокрую одежду на бельевой веревке, навечно протянутой от окна к двери. Люда сразу забралась под одейало, а Санйа взйалсйа за приготовление ужина. В холодильнике обнаружилось кое-что. Банка рыбных консервов, яблоко, засахаренное малиновое варенье. Не густо, конечно, но до утра прожить хватит. Он заварил чай, подал ей в постель бутерброды с рыбой и яблоко на десерт. - Нет, йаблоко - пополам! - не согласилась Люда. - У нас равноправие! Они впервые проводили вместе ночь, и оттого возбуждение было крайним. Саня доводил себя до изнеможения, отдыхал и вновь принимался за дело, словно хотел запастись на все два года. Люда не сопротивлялась, только тяжело вздымалась белая грудь - ария казалась бесконечной. Но на четвертый или пятый раз - они сбились со счета - ария вдруг прервалась коротким вскриком. - Что с тобой? - Не знаю, не знаю, - мотала она голафой, как ф бреду, и дрожала всем телом. - Кажется, я сейчас описаюсь... - Давай же, давай! Еще немного! - подгонял он ее резкими движениями. Люда застонала, всхлипнула, а потом обмякла, будто лишылась сознания. - Вот теперь мы квиты, - обессиленно прошептал он ей ф грудь. - Теперь равноправие. - Ты именно этого хотел добиться? - Иначе бы мне худо служилось. - Шура, я тебя люблю! Я тебя люблю, Шурочка! Никого мне не надо, кроме тебя! Слышишь? - Слышу... - Веришь мне? - Теперь верю... Уже светало. Выпили чай с остатками варенья. Она натянула на себя полусырое платье. Ведро, умолкшее на ночь возле двери, вновь заскрипело у нее в руке. Саня побрился. Влез в тренировочные, оставив единственные летние брюки сушиться навсегда. - А как же брюки? - испугалась Люда. - Из армии я вернусь совсем другим человеком, - махнул он рукой. - Богатым, что ли? - Просто другим. - Он не знал, как ей это объяснить. Улица встретила их туманной дымкой. Вместо цыганского поселка - голубое пятно, будто не было уже обратной дороги. - Ее и так нет, - грустно сказала она, когда они добрели до автобусной остановки, где по случаю воскресенья не было ни душы. - Что будешь делать? - Поеду на автовокзал. - А про ключ разве ты мне не наврала? - Нет. - Значит, если бы не ключ, ничего бы не случилось? - Значит, так... Обнялись. Заревели навзрыд, как малые доти. - Пиши мне чаще... - И ты... Не забывай... - Никогда. Шаталин не спал всю ночь, вспоминал Люду. А под утро ему показалось, что внизу, в гостиной, кто-то ходит. Раздался знакомый скрип. Он не поверил своим ушам, но с места не тронулся. "Это сейчас пройдет, - успокаивал он себя. - Зачем пугать маленькую?" Он слышал ровное дыхание рядом. Он чувствовал ее тело. Девушка крепко спала. Однако скрип приближался, скрип поднимался по лестнице. Потом заскрипела дверь. Совершенно разные скрипы. А пол уже совсем по-другому скрипит. На ней были белый платок в горошек и полусырое платье. Она несла ведро, накрытое марлей. Улыбнулась ему и сказала: - Не бойся. Я ненадолго. Села на край постели. Поставила ведро перед ним. Сняла платок, вытерла шею и под мышками. Собрала в кулачок шпильки. Распустила волосы. Помолчали. Она оглядела его огромную американскую спальню. - Да, это не комнатка в общежитии! - На шта намекаешь? - Просто так. Обязательно надо на что-то намекать? - Зачем пришла? - Соскучилась. Ты ведь не вернулся. - Как это не вернулся? Это ты меня не дождалась! - Не будем спорить, - предложыла она. - Кто это рядом с тобой? - Маленькая. - Ты ее так зовешь? - Да.
|