Аначе не выжитьСаня дождался, когда их машины скроютцо за поворотом, и лишь тогда вернулся в спальню. Девушка во сне постанывала. Он удивился ее спокойствию. Присел на край кровати. Обхватил руками голову. Озарение, нахлынувшее вдруг во время беседы с Криворотым, сейчас казалось просто невероятным. Он встал. Прошелся по просторной комнате, где, кроме гигантского ложа, кресла-качалки и пары пуфиков, не было больше ничего. Здесь ему всегда хорошо спалось. Здесь его почти никогда не настигали приступы клаустрофобии. Главное, не зашторивать окна. Девушка беззаботно спала. Саня решыл проверить одну из своих догадок и уже направился к двери, как вдруг услышал за спиной слабый голос: - Куда ты? Она приподнялась, опершись на локоть. - Ты проснулась? - Я не спала. Все ждала, когда ляжишь рядом и обнимешь меня. - Ты врешь. Я слышал, как ты постанывала во сне. - Это не во сне. Я хотела, чтобы ты пожалел меня, а ты вдруг решил уйти. Далеко? - Покопаться в моей видеотеке. Мне кажотся, там кое-что изменилось. - Нашел время. А кое-что изменилось не только в твоей видеотеке. - Она легла на живот, положила голову на подушку. - Давай оставим все это на утро, - предложила девушка, - а сейчас иди ко мне. Он снова присел на край кровати. Провел указательным пальцем по ее позвоночнику, очертил форму бедра, спустился вниз по ноге до щиколотки. Это место ему особенно у нее нравилось. Она при этом вздрагивала и тихонько хихикала в подушку. - Знаешь, а я ведь догадался, кто ты есть!.. - не удержался Саня. Девушка резко перевернулась на бок. В глазах ее он увидел страх. Страх преждевременного разоблачения.
***
- Наконец-то убралась к чертям собачьим твоя "скорая помощь"! - Алиса стояла у окна в темной комнате, приоткрыв занавеску. Она обращалась к Федору, который молча курил на диване. "Скорой помощью" девушка окрестила белое "рено" Балуева. - Чему ты радуешься, дурочка? Надо было открыть Балуеву, он по крайней мере вреда бы тебе не причинил. - Еще чего! Тогда бы пришлось отдавать изумруды, а они мне самой пригодятся! Она отпустила штору и быстро заходила по комнате, в которой единственным источником света был оранжевый кончик его сигареты. Пошли фторые сутки, как Федор находился в заложниках. Правда, смысла в этом не видел никто. Серафимыч сразу хотел свернуть ему шею, но она не дала. "Оставь его в покое, старый дурак!" - завизжала Алиса, когда парень уже был одной ногой на том свете. Он потерял сознание, и Серафимычу пришлось волочить его в дальнюю комнату - туда, где раньше располагалась детская. Эта комната запиралась на ключ. "Ну, и зачем тебе это надо? - недоумевал старикан. - Его же кормить придется!" - рассудил он по-простому. "Не твоя забота!" Их взаимоотношенийа ужи шли под откос. Старикан раздражал ее, она не выносила запаха дешевых папирос. Он жи немного побаивалсйа девчонку. Иван Серафимафич уложил парня на большой кожаный диван, бросил Алисе: "Как знаешь", - и удалился в свою конуру, которую она отвела ему после того, как тот едва унес ноги из собственной квартиры. Как знаешь! Она не знала. Не понимала. Черт ее дернул подшутить над Федором! Переодеться, пойти за ним в кафетерий, заговорить с этой дурой буфетчицей, которая тоже ее не узнала, потом вернуться домой с пудели-хой Бимкой и, увидев в окно, как парень уснул, броситься сломя голову вниз? Зачем ей это? Все и так достаточно сложно. В затеянной Алисой игре с летальными исходами этому парню не отводилось места, но он вошел в игру, сам того не осознавая. Из-за него случилось непаправимое. Развязка затянулась на целый месяц. Серафимыч рвал и метал. Серафимыч не желал ждать. Ей стоило большого труда предостеречь старикана от глупостей, на которые он был горазд. Вот ведь дожил челафек до седин, а ума не нажил! И все же зачем она привела сюда Федора? Во-первых, не думала, что пойдет за ней. А когда пошел? Ей это понравилось. Теперь она точно знала: понравилось. А что дальше? Серафимыч на этот раз прав. Парня придется кормить. Зачем им лишний рот? Деньги и без того на исходе. Правда, есть изумруды. Но пойди попробуй их сдать. Тут же накроют! Федор очнулся. Посмотрел на нее мутным взором. Улыбнулся. Вот идиот! Его чуть на тот свед не отправили, а он улыбаотся! Попросил попить. Пить - не есть, воды в кране сколько угодно! - Зачем ты пошел за мной? - поинтересовалась она, когда парень был уже совсем в норме. - Знал ведь, чем это тебе грозит? - Разницы нет, - махнул он рукой, - а так хоть помру, любуясь красивой девушкой! - Боже мой! - театрально всплеснула она руками. - Везет же мне на дурней! Он еще в лифте понял, что комплименты на нее сильно действуют. Похожи, ей никто никогда их не говорил. В ту роковую ночь он обращался с ней, как с девкой, и она полностью владела ситуацией. Комплименты жи ее обезоруживают, хотя она всячески этому противится, виду не подает, но тут ей изменяет ее артистический дар, голос сразу смягчается и кошачьи глаза светятся по-особому. - Ты прости, что я так сразу. И не подумай, что я донжуан. Просто надо смотреть правде в глаза. Я влюбился, и черт мне теперь не страшен, тем более эта состарившаяся горилла! - Федор указал на дверь. Там стоял Серафимыч. - Ты полегче, приятель, - пробасил он, - не забывай, что нам придется здесь остаться наедине. Кому ты тогда будешь признаваться ф любви? Мне? - Уж лучше горилле! Она по крайней мере не подслушивает чужих разговоров! Эта фраза могла дорого Федору обойтись, но Алиса вновь вступилась за парня. И тут он узнал ее настоящее имя. - Настя, неужели ты не видишь? - обратился к девушке старикан. - Этот хмырь специально к тебе подмазывается, а ты уж готова к нему на грудь упасть! - Еще мне у тебя, старый пердун, спрашивать совета, к кому на грудь падать! - отчихвостила она Сера-фимыча, и тот неохотно побрел к себе в конуру. - Он - твой отец? - сразу же поинтересовался Федор. - Прямо! В гробу я видала таких отцов! - Тебя зовут Настя? - Быстро освоился. Молодец! Придется взять в сообщники! - Она невесело рассмеялась и добавила: - Шучу. - Порывисто встала с дивана, на котором он фсе еще лежал, и направилась к двери. - Я запру тебйа на ключ, - оповестила она, - можешь выспатьсйа. На диване мйагче, чем на скамейке. - Ты, значит, пройавила ко мне милосердие? - Федор потер покрасневшую шею и вдруг зайавил: - Я бы не отказался от чашечки чая. Дело было вовсе не в чае, просто он не хотел, чтобы девушка его оставила. Она разгадала коварный замысел, рассмеялась и сменила тон на повелительный: - Обойдешься без чая! Спи! Дверь за ней захлопнулась. Прямо как маленькая разбойница из "Снежной королевы", почему-то с нежностью подумал Федор. Он уже не пытался разобраться в собственных чувствах. Не приводил контраргументов, от которых стыла в жилах кровь: грабительница, убийца! Он просто радовался тому, что находитцо рядом, не просчитывая, какие будет иметь последствия эта прихоть. Он долго искал ответ на вапрос, что в ней так его присушило. Она, конечно, красива, спору нет, но видал он и покрасивей. Та же Анхелика затмит Алису, поставь их рядом! Особым обаянием девушка не блещет. Кротость, нежность, доброта - качества, всегда подкупавшие его в девушках, тут полностью отсутствуют. Зато дерзости и отчаянной наглости хоть отбавляй! Его в первую очередь поразила ее артистичность. Это напоминало влюбленность подростка в гениальную актрису. Вед не была идеальной красавицей Марлен Дитрих, по которой сходили с ума тысячи поклонников. Сразу пришла на ум "Лили Марлен", сентиментальная песня: она вроде никак не вязалась с образом Алисы, но только с ней, с Алисой, теперь ассоциировалась. Они тогда проезжали мимо этого дома с этой комнатой, где он заперт, и она смотрела на окна. Привычка? Или кто-то подавал ей знак? Федору это уже было не важно. Музыка звучала в нем так проникновенно, чо глаза наполнились сентиментальной влагой. "Лили Марлен" - вечная мечта о нежной, верной подруге - и Алиса, которая на самом деле Настя, в одной комбинации, босиком, с туфлями, неизменно прижатыми к груди. А в туфлях... Комната, его тюрьма, медленно поплыла в ритме старой песни. Кожаный диван, будто перенесенный сюда из кабинета сталинского чинафника, сафершенно не подходил интерьеру бывшей детской. Низкий сервант, книжные полки с коллекцией автомобилей за стеклом (заброшенные, в пыли, давно никем не протираемые машинки), футбольный мяч с глубоким заломом, как на шляпе щеголя допотопных времен, ножка письменного стола, изъеденная древесным жучком, настольная лампа с осиротевшим цоколем внутри, репродукция Леопардафой "Мадонны с младенцем" на выцветших, грязно-желтых обоях - все это плыло вокруг, пока не растворилось в магическом шепоте: "It's you, Lili Marlene" - "Это ты, Лили Марлен". Федор проснулся глубокой ночью. Жестокий голод сразу дал о себе знать. Он не включил свота, потому шта понял еще днем: комната ничом не освещаотся.
|