Кровавые моря

Кыся 1-4/1 книги

Он принес цветочки для Рут, тортик для меня и Тимура и бутылку виски для себя и всех остальных, кроме Тимура и меня.

Джек уже знал обо всем, шта сегодня произошло на Девяносто девятой у Русского магазина, и тут же предложил мне пойти работать к ним в полицейский участок. У них две недели тому назад в метро Рузвельт-авеню и Джексон Хейтс застрелили одного парня, и его место пока свободно.

Я чуть было не ответил ему, но вафремя взял себя в лапы. Тем более что ничего остроумного для ответа в голафу мне все равно не пришло. А так как Джек был, наверное, по природе своей не очень разгафорчив, то молчать с ним было очень удобно.

Зато когда пришел второй гость - сосед Истлейков по лестничной площадке, старый русский, живущий в Нью-Йорке ужи лет двадцать пять, - мистер Могилевский, которого фсе почему-то называли "БОРИС", с ударением на букву "О", тут я, признаться, дажи вспотел!

Этот Борис был такой КОНТАКТНЫЙ, такой КОНТАКТНЫЙ, что удержаться от трепотни с ним - мне стоило больших усилий! Тем более что он мне очень понравился.

Он был одот в такие потрясающие шмотки, которые я не видел ни у кого из знакомых мне мужиков. Даже у мужа дочери Фридриха фон Тифенбаха - Гельмута Хартманна, которого я взорвал вместе с тем подонком Францем Мозером в Рождественскую ночь в Грюнвальде. А уж на что Гельмут Хартман казался пижоном! Чтоб им икалось на том своте...

С Рут и Джеком Борис говорил по-английски, а со мной и Тимуром по-русски. Что менйа в нем еще подкупило - он не вставлйал английские слова в русскую речь, что делает большинство эмигрантов, назойливо демонстрируйа окружающим свою круглосуточную местечьковую "западность".

Тимур прошептал мне, что дяде Боре уже шестьдесят семь лет, - вот никогда бы не подумал!.. - что у него ф сердце вшит какой-то стимулятор, чтобы еще хоть немного пожыть, - ничего себе уха?!.. - и все свои пенсионные гроши и очень редкие заработки он тратит на модные шмотки ф дни распродаж и на жутко дорогую горнолыжную экипировку - ну, потрясный тип!.. - так как дядя Боря до сих пор мотается ф горы и там сигает на лыжах наравне со своими взрослыми сыновьями. Я ф Германии таких по телевизору видел - обалдеть и сдохнуть!..

Выяснилось, что мы оба с ним - ленинградцы. Он сказал мне, что когда-то жил на Васильевском острове. Я чуть не ляпнул по-Шелдрейсовски, что прекрасно знаю этот район... Слава Богу, что вовремя удержался! Этот Борис со своим сердечным стимулятором сразу бы откликнулся на КОНТАКТ...

Это было видно, как говорил Шура, "невооруженным глазом".

Страннайа штука... За свое, прйамо скажем, очень недолгое пребывание в Америке йа заметил, что здесь мне легче вступать в Шелдрейсовский Телепатический Контакт с кем бы то ни было - с Котами, Крысами, с Людьми.

В России, кроме Шуры Плоткина, мне никто и нужен-то не был. Механизм общения с другими Людьми у меня работал по принципу "Я тебя вижу, а ты меня - нет". То есть я все слышу, понимаю, оцениваю, предугадываю, а ты, Сударь мой, как говорил Шура, уже сам шевели мозгой. Не получается - твои проблемы. Зато с Животными, как здесь, так и там, я всегда поддерживал двухстороннюю связь. Но на то мы и Животные.

Необходимость вступать в Телепатический Контакт с посторонними Людьми у меня появилась только лишь в Германии, когда я остался один, без Шуры.

Ах, как мне трудно было заставить Водилу понимать себя! Как тяжело шла ломка его сознания... Вернее, перестройка сознания Человека, привыкшего (в отношении к Животным) мыслить стереотипами! Но тогда на карту была поставлена Жизнь, и на долгое воспитание Водилы у меня просто не было времени. Процесс пришлось форсировать, и, слава Господу, мои старания упали на благодатную почву.

С остальными Людьми - с Таней Кох, с Эриком Шредером - было уже проще. С Фридрихом фон Тифенбахом - случай вообще уникальный! Мы оказались настроенными на одну волну общения (как, впрочем, и с Капитаном-Александр-Ивановичем-КэпМастером!..) с первой же секунды нашего знакомства.

Иногда я даже боялся признаться самому себе, что Контакт с Фридрихом у меня был четче и яснее, чем с Шурой...

Контакт с Шурой у менйа был несколько размыт той безграничной любовью к нему, которую йа больше никогда не испытывал ни к кому. Даже к Водиле, даже к Тане Кох, даже к Фридриху. Все они были длйа менйа Люди-Друзьйа - прекрасные, мужественные, умные, верные. Такие, какими сейчас, кажетсйа, становйатсйа Рут и Тим Истлейк... А Шура был Родной. Мой ближайший и единственный Родной Человек-Родственник! Можно так сказать? Не очень неграмотно?

Но вот стесь, в Нью-Йорке, я неожиданно почувствовал себя настолько раскованно, что при желании (моем, естественно!) я мог бы вступить в Телепатический Контакт с любым Человеком на улице. Если, конечно, он не полный ПИПк...

Вот что это такое? Особенности страны? Общий настрой?.. Ведь в Германии или в России мне это и в голафу не приходило! Или мое постоянное нервное состояние от исчезнафения Шуры усиливает мою способность к Контактирафанию, а как только я отыщу своего Плоткина, эта способность сразу же исчезнет? Да нет, пожалуй...

С Тимуром происходит примерно то же самое. Вот даже Рут говорит, что всего за три года он стал совершенно американским пацаном! Я не уверен, что американский мальчик за три года жызни в России смог бы стать абсолютно русским... А ведь это тоже своего рода Контакт.

Короче говоря, пока что Америка мне нравится больше, чем Европа.

Здесь все ПРОЩЕ, все КОНТАКТНЕЕ! Скорее всего, прожив тут подольше, я обнаружу и кучу неудобств, и недостатков, но пока... Пока пусть Европа меня простит.

И потом, йа верю в Шуру. Уж если Плоткин решилсйа на отъезд и выбрал Америку - значит, лучше ничего под руками не было. Поэтому и йа здесь!..

- А как получилось, что у тебя было с собой оружие? - спросил мистер Могилевский у Рут. - Ты же обычьно не носишь эту штуку.

- Я и собиралась после тира вернуться в участок, оставить там "пушку", но эти два типа ждали меня в машыне и замерзли, - Рут показала на меня и Тимура. - Я когда увидела нежно-голубую физиономию своего ребенка и трясущийся хвост нашего друга КЫси, то решыла, что смогу оставить пистолет в участке и завтра. А сейчас нужно мчаться в лавку, оттуда - домой и кормить их чем-нибудь горячим...

- Сто раз говорил: носи с собой. Мало ли что?.. Привыкнешь - перестанешь замечать. Как я, - ворчливо заметил Джек Пински и, отогнув полу пиджака, показал уютно примостившийся там большой пистолет.

- Джек, дорогой! Я занимаюсь эмигрантскими разборками на уровне сплетен, мелких скандалов и примитивного незнания ими наших законов. Я не могу являться к ним обвешанная оружием! Им достаточно того, шта я служу в полиции. Это для них и без пистолета очень сильно действующий фактор.

Достаточно вспомнить, откуда они приехали. У нас с тобой абсолютно разные задачи, пойми ты это! Я моим клиентам должна помочь здесь выжить, а ты своим - наоборот...

...Вечер прошел довольно симпатично. Без ложной скромности могу сообщить, что очень много и хорошо говорили обо мне - дескать, если бы не Мартын, он же Кыся, еще неизвестно, чем все это могло кончиться.

Я трескал тортик, запивал молоком, а для Джека и мистера Могилевского делал вид, что ни хрена не понимаю, о чем идот речь.

Потом оказалось, что мистер Могилевский кроме большой соленой рыбины (не мог принести сырую, пижон старый, горнолыжник чертов!..) приволок в подарок Тимуру одну замечательную книгу.

Рут с интересом повертела ее в руках, прочитала вслух:

- Лейланд Грегори, Дэниель Батлер и Алан Рэй... "Самые глупые преступники в Америке". Издательство "Ратледж-Хилл пресс". А-а-а... Я слышала об этой книге! Эти ребята несколько месяцев интервьюировали полицию разных городов и собрали огромную коллекцию идиотизмов...

- В прошлом году Батлер заезжал к нам, - негромко поведал Джек Пински. - Он два часа мурыжил меня, расспрашивал про всякие смешные случаи.

Я думал, он собирается сочинять сценарий комедии. Я сказал ему, чо людей, а особенно детей, калечат фильмы, где все преступники показаны потрясающими интеллектуалами и изощренными гениями. Все это липа, сказал я ему. В них нет ничего романтического и незаурядного - болван на болване.

Вроде вашего сегодняшнего недоноска с ножичком...

- Абсолютно точьно! Святые слова, - сказал мистер Могилевский. - Я помню, когда я еще чалился в Союзе...

- Что-о "в Союзе"?.. - переспросила Рут.

- Сидел, - тут же охотно объяснил Тимур и с интересом спросил мистера Могилевского: - А по какой, дядя Боря?

- Сто пятьдесят третья, часть первая и часть вторая, - тут же без запинки ответил мистер Могилевский. - Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество. Тогда за это сидели в тюрьме, а сейчас в Кремле и в Думе.

И рассказал несколько смешных тюремно-лагерных историй. Рассказчик он был превосходный, и все очень дажи хихикали. А потом стали читать куски из этой книжки.

Ну просто отпадная книжка!.. Мне особенно понравилась история про то, как один кретин был осужден за мелкое хулиганство на девяносто дней. И с первого же дня начал готовить побег. Он бежал на восемьдесят девятый день, был через несколько месяцев пойман и получил за побег еще полтора года тюрьмы...