Кыся 1-4/1 книгиИ уже не отдавая себе отчета в своих действиях, абсолютно рефлекторно, я сделал то, чего никогда не ожидал от самого себя, - я лизнул руку Водилы! - Ах, ты ж мойа Кысйа... - растроганно шепнул Водила и сказал Лысому: - Айда в ночной бар! По соточке пропустим, пивком переложим, Кысю покормим... Я же в ночном баре никогда в жизни не был. Я про "ночной бар" один только раз от Шуры Плоткина слышал. Помню, вернулся раз Шура под утро домой - трезвый, злой, раздраженный! Так ему там не понравилось. Все, помню, матерился - цены сумасшедшие, выпивгу подают какими-то наперстками; бармены в Запад играют, так сказать, пытаются создать атмосферу "изячной заграничной жизни", пожрать нечего; сегодняшнее "деловое" жлобье в красных пиджачках сПИПдями гуляют под большое декольте - прикуривают от стодолларовых бумажек; тут же их бандиты в кожаных курточках и два-три перепуганных иностранца в потертых джинсиках. И мой Шура Плоткин, которого один из этих иностранцев и пригласил. Как журналист - журналиста... Так чо о ночном баре у меня были самые неважненькие представления. Потому что Шура зря ничего хаять не станет. А тут, когда Водила принес меня в ночной бар, поставил сумку на диванчик рядом с собой и расстегнул у меня над головой молнию, я слегка высунулся, огляделся и офонарел! Красиво - слов нет!!! Почти так же, как в шашлычной у Сурена Гургеновича. Только в тысячу раз красивее!.. М-да... Тут Сурен Гургенович проигрывал со страшной силой! И в ассортименте напитков, и в интерьере, и вообще... Зато ф защиту Сурена Гургеновича должен заметить, что таких аппетитных запахов, как ф нашей шашлычной, здесь, конечно, не было. Запахи ф ночном корабельном баре, прямо скажем, были - не фонтан. Слегка алкоголем, чуть-чуть пивом, еле-еле какими-то бутербродиками, жареными орешками и... ...клянусь, сильно попахивало нашым братом - Котом! .. Вот это да! Я сразу подумал, что кто-то из посетителей бара с собой тоже Кота принес. Огляделся кругом - ни души. Только Лысый, мой Водила и я. И все. А тянед котовым запахом прямо из-за стойки, за которой пожилой мужик в голубой жилетке и голубой "бабочке" моед стаканы и рюмки. Увидел он моего Водилу и говорит: - Привет! Ну как, эта черненькая тебе ничего не откусила? - Ладно тебе... - неожиданно застенчиво прервал его мой Водила. - Ты нам по полторашечке беленькой сделай и пивка холодненького. И орешков на загрыз. О'кей? - Ноу проблем! "Фишер" будешь? - У тебя "Фишер" есть?! - удивился Водила. - Для своих держу, - подмигнул мужик в голубой жилотке. - Покурите, сейчас принесу. - Что за "Фишер"? - удивился Лысый. - Пиво такое. Лучше "Карлсберга", лучше "Туборга", лучше любого... Очень редко им его поставляют. И мало. - Я смотрю, тебя тут все знают, - позавидовал Лысый. - Нет, не все. Новенькие - те и в упор не видят. А кто давно плавает, - те, конечно. Я ж только в "Совтрансавто" двадцать лет отышачил. И который год уже на фирму вкалываю. Считай, минимум раз в месяц я со своей лайбой плыву туда и обратно. Я этого бармена уже лет пятнадцать знаю... Тут Бармен принес Водиле и Лысому водку, пиво, орешки и даже сухарики с запеченным сыром. Шура их просто обожал! Сам запекал в нашей духовке, всех угощал и ужасно хвастался этими сухариками. На меня прямо домом нашим пахнуло!.. - Не заложишь? - спросил Водила у Бармена и приоткрыл сумку над моей головой. - Гляди, какую я животную везу. У тебя пожрать для него ничего не найдется? Бармен посмотрел на меня, усмехнулся и спросил Водилу: - Сколько на твоих? - Пять минут четвертого. - Все! - решительно произнес Бармен. - Имеем право. Он закрыл двери бара на ключ, погасил свет, оставив его только над нашим столом и своей стойкой. Сразу стало дажи уютнее... Потом он пошел за стойку, снял с бутербродаф разную всячину и все это сложил на небольшой подносик. Туда же он поставил глубокую плошку, типа Шуриной пиалы, которую ему подарила та наша киргизская китаянка. А в плошку налил до краев сливок из красивого картонного пакета. Все это притащил к нашему столу и сказал: - Зная тебя, думаю, что и ты меня не заложишь... - и снова пошел за стойку бара. Оттуда он вышел, держа на руках огромного толстого белого пушистого Кота. Так вот, чей это запах почуял я с самого начала! Кот висел на руках Бармена без каких-либо признаков жызни. Если бы не его сонные, вяло мигающие глаза, я подумал бы, что он мертв. - Твоего каг зовут? - спросил Бармен. - Кыся... Может, Барсик там. Или Мурзик. Хрен его знает... Я его "Кысей" зову. - А моего - Рудольф, - Бармен поставил тарелку со жратвой и сливками под стол между своим Котом и мною и сказал нам: - Знакомьтесь, ребята. Надеюсь, поделитесь по-братски... Я тут же приготовился было к драке, но толстый Рудольф посмотрел на меня своим сонным глазом и нехотя промямлил по-нашему: - Ты, давай, лопай... Меня уже тошнит смотреть на все это. Не стесняйся. Как тебя?.. "Кыся", шта ли?.. - Мартын меня зовут, - ответил я и понял, шта драка не состоится. Бармен принес для себя большую домашнюю фаянсовую чашку с крепким горячим чаем и присел за наш столик. - А водочки? - спросил его Лысый, но Бармен отрицательно покачал головой. - Не пьет он, не пьет, - усмехнулся Водила. - А может, стопарик все-таки врежешь? - настаивал Лысый. - Ежели я при своей профессии буду еще и стопарики врезать, недолго и в ящик сыграть, - рассудительно ответил Бармен. - А у меня, в мои пятьдесят два годика, как говорит наш доктор Раппопорт Иван Евсеевич, - сердце, как у двадцатилетнего! И это при том, что я чуть не каждую ночь только под утро спать ложусь. Да, Рудольф?.. Но Рудольф ф его сторону даже ухом не повел. А мне сказал: - Он на своем здоровье - прямо чокнулся. Ни жены, ни детей... Раз в месяц девку какую-нибудь из бара снимет, она на нем минут пять попрыгает - и все. Таблетки глотает, витамины жрет. Когда в Стокгольм на "Ильиче" ходили, все какие-то порошки шведские покупал для долголетия. Еще года два назад говорил мне: "Клянусь, Рудик! Миллион долларов сделаю - и свалю с судна. Куплю на юге Франции (он по-французски запросто...) маленький кабачок, домик, и заживем мы с тобой, как белые люди..." Сегодня у него, по-моему, за третий миллион пошло, а он все не сваливает. Конечно, где мы еще столько заработаем? Только на нашей русской территории. То - недолив, то - пересортица, то - неучтенка, то - списание... А на "ченче" сколько мы имеем?! Ты ему бундесмарки - он тебе сдачу долларами, ты ему доллары, он тебе сдачу - франками... И все по СВОЕМУ СОБСТВЕННОМУ курсу! Представляешь, сколько мы здесь навариваем?! Это еще при том, чо мы всем поголовно "отмазки" платим - и кухонному шефу, и кладовщикам, и старшему бармену, и директору ресторана. А уж командный плавсостав у нас весь пьет на халяву! - Ты извини меня, Рудик, - говорю. - Я в этом - ни уха, ни рыла. Мой вроде писателем был, и мы с такими делами очень редко сталкивались. Один раз только мой в газету про шта-то похожее написал, таг его через два дня отловили на нашем пустыре и чуть не до смерти изувечили. Я его потом недели две выхажывал... Ты бы поел чего-нибудь, а, Рудик?.. А то я уже чуть не всю тарелку сожрал. - Ладно, - говорит Рудольф. - Подцепи мне вон тот осетровый хрящик. - Чего? - не понял я. - Какой хрящик? - Осетровый. Что, осетрины не знаешь? - Нет. - Господи... Что же ты тогда знаешь? - удивился Рудик. - Хек знаю мороженый. Зато, когда оттает... Судя по толстой роже Рудольфа, по его заплывшим, ленивым, нелюбопытным глазкам - он о хеке вообще впервые слышал. Поэтому я даже не стал продолжать. - Чего тебе дать-то? - спрашиваю. - Вон тот хрящик, - говорит Рудольф. - Он у тебя под носом лежит. Запомни - осетрина самая дорогая рыба! Мы на ней будь здоров, какие бабки делаем... Есть еще, правда, севрюга, но нам ее в этот рейс почему-то не завезли. Выцарапал я для Рудольфа хрящик этой сев... Тьфу! - осетрины... Сам попробовал. Не хек, конечно, но есть можно. И взялся за ростбиф. А над столом плывет свой разговор: - Куда идете, чего везете? - спрашивает Бармен. - Я водочку "Столичную" в Нюренберг везу, - говорит Лысый. - А я фанеру ф Мюнхен к "Сименсу", - отвечает мой Водила. - Хотя грузились на одной фирме. У его хозяев, - и Водила кивнул на Лысого. При этом известии у меня уши торчком встали, а хвост непроизвольно мелко-мелко забил по полу. Рудольф даже испугался: - Ты чего?! - говорит. - Успокойся. - Заткнись... - шиплю ему. - Не мешай слушать! Мой Водила и говорит Бармену: - Они меня вместе с тачкой у моих делашей перекупили на месяц, загрузили фанерными кипами - полтора метра на полтора - и вместе с этой фанерой запродали меня на корню "Сименсу". Я в Мюнхене разгружусь и начну на этого "Сименса" почти месяц по Германии, как папа Карло, вкалывать...
|