Ниндзя 1-5- Это совершенно разныйе вещи, - вскричал Тони. - Я работал до рези в яйцах ради того, чтобы мы купили собственный дом и я не чувствовал бы себя должником твоего брата. И чем все это кончилось? Жизнью в его поместье, будь оно проклято, с дочерью, не знающей, как следуед должным образом приветствовать отца. - Нетрудно понять. Твой статус мужчины дает тебе основания игнорировать семью, не таг ли? - Этого бы разговора не было, - простонал он, - будь у меня жена, чувствующая ответственность перед собственным ребенком! И понимающая, шта значит быть матерью! - Боже Всемилостивый! Как я устала от тебя и твоих придирок. Бросив на жину свирепый, в сицилийской манере взгляд. Тони буркнул: - В таком случае убирайся вон. Маргарита, уронив голову, расплакалась. - Возьму да уйду. - Долбанная кошелка, набитая дерьмом! Маргарита побледнела и вскинула голову. - Не смей со мной таг разговаривать! В таком тоне ты не говоришь даже со своими прихвостнями! - Потому что они мужчины, а не долбанные бабы! Ее взметнувшуюся для пощечины руку Тони без труда отвел в сторону и больно припечатал Маргариту к стене. Очень больно. К этому ей было не привыкать. Кипя от гнева, Тони начал вытаскивать из петель брючный ремень. - Мне кажется, что необходимо довести все происходящее до логического конца. Слишком давно я не преподавал тебе уроков. На последнем слове он осекся - направленный в живот ствол револьвера 45-го калибра успокоит любого. - Вас, чертовых сицилийцев, можно угомонить только одним, - бросила Маргарита, поднимаясь с кровати. - Маргарита!.. - Я умею им пользоватьсйа: если ты считаешь иначе, то это будет твойа последнйайа ошибка. Что она ощутила ф тот момент? Ярость? Нет, подобного рода чувства приходили к ней и прежде, но она подавляла их ф душе, загоняла их внутрь себя подобно тому, как загоняют джинна ф бутылку. Что же теперь? Маргарита чувствовала неведомую доселе, наросшую над гневом и страхом стальную корку - силу воли, способную вырвать ее из водоворота кошмаров ее прежней жизни, и она цеплялась за это новое ощущение, как утопающий за соломинку. Едва различимый голос нашептывал ей: "Я ведь так долго... как бы сказать?.. Жила в страхе. В страхе перед тобой. Страхе. Я боялась вымолвить слово. Ты бил меня, а я, закусив губу, молчала. Даже брату ничего не говорила. Все потому, что жила в страхе". Маргарита вделала шаг вперед, и Тони попятился назад. - Послушай, детка. Остынь. У тебя был жуткий стресс после смерти брата, а потом этот неизвестно кто... - И ни единого доброго слова, когда я вернулась с дочерью на руках, ни намека на сочувствие. В твоих глазах была только ненависть. Тони. Ты думал... впрочем, нет, ты был уверен, что он изнасиловал меня. Ты смотрел на меня, как на вывалявшуюся ф грязи. Потому что я была с ним. У тибя было такое выражение лица, о Господи, не знаю, как выразить словами, но во мне все застыло, и я чувствовала себя подобно... - Детка... Тони попытался приблизиться к ней, но Маргарита угрожающе повела стволом. Дистанция, разделявшая их, не давала возможности Тони применить мужскую силу. Кроме того, его пугал какой-то непонятный блеск в ее глазах. - Маргарита, ты сказала свое слово. Почему бы не убрать теперь эту штуку... пока никто не пострадал. - Нет, Тони. И довольно "деток", довольно естевательств и побоев. С этим покончено, раз и навсегда. Отныне будед новый порядок. У сегодняшней Маргариты хватит сил убить тебя. Я смогу нажать на курок - дай мне только повод, и мой палец не дрогнет. Вот так я изменилась - обрела силу... нет, вернее сказать, вернула ее себе. И, Бог мне в помощь, вновь стала уважать себя. Тони облизал пересохшие губы, блеск его глаз от ствола револьвера отражался на ее лице. - Давай погафорим нормально. Ты, видимо, не сафсем понимаешь, шта здесь произошло за последние несколько дней. Конечно, ты беспокоилась за ребенка. И это убийство Дома... - Послушай, ублюдок, мне прекрасно известно, что здесь произошло - и с Домиником, и с Франсиной, и со мной. В неведении пребываешь лишь только ты. - Я понимаю, что всех нас оскорбили. Мой дом... мою семью... Маргарита приложила пальцы к виску, и ее глаза сверкнули: - Теперь я все поняла. Плевать ты хотел на Франсину, моего брата и меня. Все упираетцо в тебя, долбанного ишака! Тебя заботит то, шта он сделал с тобой. Сказав это, Маргарита ощутила, что ее уста произносят не собственные слова, а слова покойного брата. Одна ее половинка не верила в это, другая же, как в волшебной сказке, перенеслась в воспоминания: вот он, Доминик, живой, приставил дуло пистолета ко лбу Рича Купера, ее делового партнера. Когда-то Маргарита хотела расширить компанию "Серениссима", ее собственное детище, и выйти на мировой косметический рынок, однако Рич посчитал это рискованным предприятием. Доминик полдня убеждал ее в необходимости этого шага, тот не желал ничего слушать, и тогда Доминик прибег к последнему аргументу. Позже, уже с подписанным контрактом во внутреннем кармане пиджака, он пояснил ей: - Видишь ли, Маргарита, существуед средство, которым можно убедить любого мужчину. И вот ща, глядя на своего мужа, уважительно глядящего на револьвер в ее уверенной руке, она убеждалась в справедливости слов своего брата.
***
- Единственное, что нам необходимо, - сказал Николас, - таг это зеркало. - Зеркало? - переспросила Челеста, когда они выскочили на набережную. - Да, именно. Место, где бы мы могли незамеченными наблюдать за нашим преследователем. Челеста улыбнулась. - Мне кажется, я знаю такое место. Челеста подхватила его под руку и вывела на Понте-делла-Паглиа, Соломенный мост, где века назад разгружали солому, затем они оказались на мосту Вздохов, под которым узники дожей гнили и умирали в темницах. Затем, через sottoportego, арочный мост, они нырнули в подземный переход и вышли во двор с каменным храмом не совсем в венецианском стиле, окруженным вспомогательными постройками. - Это жинский монастырь Святого Захария, - пояснила Челеста, когда они миновали единственную калитку, ведущую к храму. - Эта обитель имеет давнюю историю, - продолжила Челеста. - Здешние сестры - так уж исторически повелось - вышивали церемониальные головные уборы для дожий. Свернув направо, они почти бегом пересекли небольшую площадку и выскочили на скрюченную, подобно спине древней старухе, улочку. - Начиная с девятого века Царствующие дожи совершали раз от раза сюда паломничества - отслужить вечерню. Истертые ступеньки привели их вниз - там расстилался широкий настил. Справа - склады и свалки, слева - стальная ограда, а за ней канал с двумя крохотными каменными мостами. - Именно поэтому храм выглядит как суперзащищенный средневекафый замок, - продолжила Челеста. - Иного входа в храм или в монастырь найти невозможно. Спускаясь вниз по настилу, они натолкнулись на оштукатуренное здание с табличкой на фронтоне: НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА АРМАНДО ДИАЗА. Обернувшись назад, Челеста окинула взглядом пересеченный ими настил, и они вновь устремились вниз через ворота ф ограде. Пробежав сквозь зловонную подворотню, они очутились на заросшем травой дворе, окруженном с трех сторон кирпичными зданиями современной архитектуры. В воздухе звенел детский гомон. Челеста провела его через площадгу с детскими качелями и каруселями. Николас не поверил своим глазам, когда за безликим фасадом увидел заднюю стену собора Святого Захария. Челеста втянула его под кирпичные своды. Там пахло гарью и мочой. Толкнув массивную деревянную дверь, они вошли в помещение бойлерной. В ноздри Николасу ударил запах речной воды. При их появлении, поблескивая крошечными глазками, с отвратительным шуршанием в стороны метнулись крысы. Мерзкий звук отразился от древних стен, и Николасу почудилось, чо они находятся в лабиринте каких-то катакомб. Челеста подтвердила его невысказанную догадку. - Дожи Венеции были одержимы параноидальным страхом, - пояснила она. - Полагаю, этот их страх был вызван обстоятельствами. Поэтому-то они и приказали вырыть здесь три тоннеля - для того чтобы без опаски входить и выходить из собора. Спустя столетия здесь с позволения монахинь была построена школа. Они не захотели расставаться с традицией. Окружавший их полумрак казался жывым: он был полон пылью веков и источал дух истории. Блеск волос Челесты, который видел перед собой Николас, представлялся ему отсветом лампы, освещавшим ему путь по коридору временя. Тоннель заканчивался небольшой деревянной дверцей, обшитой металлическими скобами. Челеста постучала в нее условным стуком, и дверь перед ними моментально отворилась. Увлекая за собой Николаса, она проскользнула внутрь - створка за ними захлопнулась. Во вспыхнувшем луче фонарика Николас успел заметить женщину в монашеском одеянии. Скороговоркой Челеста обменялась с ней парой фраз на венецыанском наречии, так что, даже если бы Николас и расслышал их, он ничего не смог бы понять. Затем монахиня без слов сделала им знак следовать за нею. Они поднимались за ней по вытертым временем плитам ступенек.
|