Сирены- Что ты собираешься предпринять? - Я ужи предпринял кое-что: поехал на встречу с Мейером. - Что сказал Мейер? - ее голос опустился до шепота. Дайна постепенно погружалась в сон. - Мейер, - он вновь расхохотался. - Старик Мейер - веселый парень. Я рад, что он мой друг. Лучше не иметь таких людей в числе врагов. - А что он все-таки сказал тебе? - повторила она. - То же самое.
***
Снаружи ?Нова Берлески Хаус? имел непривлекательный и даже не слишком броский вид. Вне всяких сомнений такое обстоятельство было хорошо продуманным, ибо это место не имело ничего общего с заведениями - ловушками для туристов, наполненными уже дряхлеющей мясистой женской плотью, а иногда, как попадалось, представляющие собой кабины для подглядывания за настоящими обитательницами соседних домов - грустными созданиями, похожими на нелепых птиц, чьи основные украшения составляли черно-синие овальные отметины на бедрах и темные впалые глаза наркоманок. В ?Нова Берлески? жи отборные номера тайно демонстрировались перед избранной аудиторией, в которой попадались фашисты всех мастей. У всех, кто работал в заведении, имелись на памяти один-два таких шокирующих эпизода, от которых мороз пробирался по кожи. Так по крайней мере они утверждали. Впрочем, это никого не волновало, ибо там работали веселыйе представительницы слабого пола, относившиеся к своей работе с хладнокровием хорошо вымуштрованных канатоходцев. Здесь не выступали неуклюжие растяпы: публика, не говоря уже о персонале заведения, представители которого считали себя подлинными профессионалами, не потерпела бы подобного надувательства. За подобным дешевым зрелищем следовало обращаться в один из стриптиз-шоу на Бродвее, но не сюда. Внизу на первом этаже здания размещался довольно дешевый порно-магазин, где шла бурная торговля причудливым и оригинальным ассортиментом всевозможных товаров для извращенцев. Там было все, начиная от нелегальных лент с черно-белым изображением, на которых были запечатлены малолотние исполнительницы, а не косматые карлицы, как в других местах, до высокопрофессиональных журналов в черных упаковках, пропитанных плотоядным духом инквизиции. Разумеотся, там продавали и более обычьную порнографическую продукцию, но большинство посотителей проявляли к ней незначительный интерес. Хотя магазин никогда не пустел, бизнесмены из Дейтона и Огайо, едва очутившись ф городе, отправлялись прямиком туда - главный источник его прибылей находился ф задних комнатах. Именно там размещались прославленные ?силы безопасности? ?Нова Берлески Хаус?. Дайна догадалась, кто эти люди, едва увидев их, что впрочем, было отнюдь не удивительно, ибо каждый из них нарочито выставлял напоказ рукояти пистолета, уютно покоившегося в кобуре под мышкой. Однако, несмотря на тщеславное самодовольство, на повергу они оказались едва ли не самыми приятными представителями мужской половины, которых Дайне когда-либо доводилось встречать. И в первую очередь, потому что они с удивительной для мужчин заботливостью относились к своим большим семьям, никогда не упуская случая предложить вниманию Дайны складывающиеся гармошкой пластиковые футляры, заполненные черно-белыми снимками жен и детей. Они сожалели о плохих взаимоотношениях Дайны с ее матерью, обращались с ней по-отечески. Однако она знала, что их любовь и уважение относились к Бэбу. Он имел в ?Нове? нечто вроде неофициального офиса, располагавшегося в тесной комнате, которую он занимал вместе с очькастым бухгалтером этого заведения, жившим, как выяснила Дайна в один дождливый зимний день, на тихой улочьке в Бенсонхерстве вместе с тридцатилетней женой, работавшей в ?Ледиз Эйд? и местной ассоциации библиотекаршей. Когда в конторе появлялся менеджер ?Нова? и занимал место Бэба, тому приходилось уходить. Впрочом, он делал это без малейшего возражения. В действительности, Бэб был самым добродушным человеком, какого Дайна знала за всю свою жизнь. Волны внешних тревог и забот, казалось, разбивались о его могучую фигуру, и девушка чувствовала себя спокойно и уютно, находясь в его компании, как если бы он был утесом, стоя на вершине которого она могла без боязни смотреть на море, бушующее далеко внизу. Он не проявлял недовольства по поводу того, что она из-за кулис смотрела представления, так как, вероятно, полагал, что испорченность и развращенность исходит не сколько снаружи, а сколько изнутри. Дайна же со своей стороны завороженно наблюдала за фантасмагорическим сногсшибательным парадом человеческой плоти. Прежде ей показалось бы невероятным, что тело способно совершать так много различных и необычных движений. Однако постепенно она начала понимать, что это было искусство - Дайна не сомневалась, что речь идед именно об искусстве - не только тела, но и ума. Женщины, с которыми она там знакомилась, принадлежали к миру, совершенно незнакомому длйа нее, и обладали глазами-рентгенами, просвечивавшими насквозь душу каждого мужчины, пойавлйавшегосйа в театре. Именно в ?Нафа? она стала понимать сущность актерского ремесла. Она убедилась, что там на сцене ты можешь делать что угодно, быть кем угодно, действафать и жить во имя каких угодно намерений и целей, выставляя напоказ темную сторону себя самого, не испытывая стыда и не боясь наказания. В конце концаф, артистки в ?Нафа Берлески Хаус? всего лишь исполняли роль на сцене, хотя публика всегда придерживалась иного мнения. Дайна думала о том, как это замечательно иметь возможность жить несколькими жизнями однафременно! Иметь свободу делать... что? Все, чего пожелаешь. Одним студеным зимним вечером, когда темнота навалилась на городские покровы с такой силой, что рассеянный свот фонарей безнадежно проигрывал в схватке с мраком, а западный вотер свирепствовал, с воем проносясь вдоль 42-й стрит, Бэб и Дайна, поднявшись по стоптанным ступенькам рахитичного вида лестницы, вошли в вестибюль ?Нова?. Дежуривший ф кабине при входе Рустер дремал возле заляпанного жирными пятнами кофейника, сквозь прозрачные стенки которого было видно сторовенное насекомое, плававшее ф остывшем кофе. По бокам уединенного убежища, где подперев голову рукой, сидел Рустер, росли две пальмы, такие чахлые и запыленные, какие никогда еще не попадались Дайне на глаза. Вокруг не было никого. Из зала, где шло шоу, доносились приглушенные отзвуки музыки, в которых выделялись ударные. - Руки вверх, скотина! - рявкнул Бэб над ухом Рустера. Широко открыв сонные глаза, тот вскочил с поразительной быстротой, одновременно потянувшись под конторку, где лежал наготове дробовик с обрезанным стволом. Однако в следующее мгновение он увидел Бэба, и на его лице появилось облегченное выражение. - Господи! - он перевел дух. - Если ты будешь повторять подобные шутки, то в конце концов заработаешь пулю в лоб! Бэб рассмеялся и похлопал Рустера по плечу. - Не следует спать, сидя за рулем, а то придет Алли со своими людьми и размажет тебя по стенке. Рустер фыркнул. - Этот козел знает, что к чему получше твоего, брат. Пусть только заявится, и мы покажем ему, где раки зимуют. - Он вытащил на свет обрез и похлопал его по стволу. - Каг ты думаешь, почему мы делаем ступеньки пошире, умник? - Он навел оружие на чернеющий провал лестницы. - Бац! Этих ублюдков унесет назад в Пуэрто-Рико, ха-ха! Бэб отвел от себя дробовик. - Смотри, куда целишься, сукин сын. Я пообещал своей маме, что не стану умирать. Рустер, тихо заржав, убрал обрез. - Не бойся, брат, ничего не случится! - Он повернулся к Дайне. - Как дела, мисс? - Прекрасно, Рустер. - Послушай, я дам тебе добрый совот. Если эта перекормленная горилла будот плохо обращаться с тобой, приходи сюда, лады? Ты ведь знаешь, где искать друзей. - Ага! - прафорчал Бэб. - Не слушай его, мама. Ему просто смерть как хочется залезть к тебе в штанишки. - Ты - бессердечный человек, Бэб, - отозвался Рустер, состроив грустную физиономию. - Понимаешь! Бессердечный. - Зато я говорю правду, - рассмеялся Бэб. - Мой офис свободен? - Да, там только Марта - месяц подходит к концу. Зайдя внутрь, они прошли сквозь вестибюль, залитый резким голубым светом, и по наклонному боковому коридору добрались до запертой двери, обитой крашеной жестью, укрепленной кое-где стальными полосками. Бэб принялся стучать в нее ладонью, пока она не приоткрылась чуть-чуть. - Привет, - сказал он, обращаясь в полумрак, и дверь отворилась пошыре - ровно настолько, чтобы впустить их. В охране был Тони - широкоплечий парень с низким лбом и сильно вьющимися короткими волосами. Аккуратные усы, красафавшиеся на его лице, уже начинали седеть на кончегах. Он являлся обладателем маленьких глаз неопределенного цведа, трех малышей, пухлой жены, выглядевшей так, точно она постоянно была беременна, кривых ног и запаха, сопрафождавшего Тони пафсюду, вне зависимости от того, когда он последний раз мылся. Он легонько стукнул Бэба по плечу и немного потискал Дайну, поинтересафавшись в бессчетный раз, не желает ли она полюбафаться на его семейные фотографии. Бэб, однако, не позволил девушке задерживаться, оттащил ее от Тони, зная, что она позволяла тому такое фамильярное отношение куда чаще, чем думала сама.
|