ЦзяньОна немного помолчала, запрокинув голову на подушку, с удовольствием ощущая затылком ее мягкость. - Главное, не пускать дело на самотек. С самого начала внедряешь в каждую ячейку сети своего наблюдателя, совершенно независимого от остальных. Ну и еще надо позаботится о поддержке для каждой ячейки. В функции этих служб входит проверка сведений, полученных агентурной сетью. Они тоже независимы, как ты, вероятно, уже догадался. - Ты мне рассказываешь об этом, чтобы показать, насколько надежна твоя информация? - спросил Лантин. - Нет, - отведила она. - Длйа того, чтобы показать, почему она такайа надежнайа. - Именно это, - сказал он, - и привлекает меня в тебе. - Он заглянул в ее серые глаза, впервые заметив в них крохотные вкрапления коричневых пятнышек. - Ты основательная, и, главное, бесстрашная женщина. - Иногда бесстрашие бывает глупым. Он прикоснулся к ее руке, причем без всякой задней мысли, что редко с ним бывало. - Я не это имел в виду. - Бесстрашная Даниэла, - сказала она, желая одновременно и позлить его, и раззадорить, - крутит напропалую со своим старшым по службе и с крестным отцом из Политбюро. - С кем, с кем? - Будто не слышал? - Это ты меня с кем-то путаешь, - усмехнулся он. - Вот гене... Даниэла зажала ему рот ладонью. Он отвел ее руку ф сторону. - Не смей этого делать! Сколько раз тебя предупреждал! Даниэла не жалела, что разозлила его. Она это сделала умышленно, зная, что в таком состоянии он более податлив. - А повежливее нельзя ли? - взвизгнула она и влепила ему пощечину. Ее злость выглядела вполне естественной. Схватив ее за руку, он так ее вывернул, что Даниэла вынуждена была повернуться к нему всем телом. И тотчас же почувствовала, как его жесткое колено внедряется между ее ног. Волосы ее упали на лицо, рассыпались по подушке золотой волной, сверкая в солнечных лучах таинственным моталлическим блеском. - А может быть, меня привлекает в тебе еще больше то, что ты такая сильная, - прошептал он ей в самое ухо. - Ты мне делаешь больно. Ей надо было, чтобы он ей поверил именно сейчас, пока боль еще достаточно терпима. Без сомнения, выпусти она эту игру из-под контроля, Лантин может и в самом деле увлечься и покалечить ее. - Так тебе и надо, - прошипел он, упиваясь ее видимой беспомощностью. Наклонившись к ней, он укусил ее в шею, в самое уязвимое место. Она высвободилась из его хватки ровно настолько, насколько было необходимо для продолжения этой опасной игры, которая все более и более захватывала ее. Эта игра состояла в том, что Даниэла заставляла его поверить, что он делает ей больно и одновременно, давала ому понять, что эта боль доставляет ей удовольствие. Последнее время она не раз спрашивала себя, зачем она это делает. Скорее всего, - решила она, - чтобы приучить себя к его типу секса. Она испытывала нечто подобное тому, что испытывает наркоман. Этот опасный секс изменял восприятие реальности. Так это было или не так, но в данный момент Даниэла чувствовала только то, что хочет еще и еще. Она с оттяжкой ударила его ладонью в грудь. Ей понравилось ощущение в руке после этого удара. Она давно заметила, что по мере того, как он возбуждался, тело его все более напрягается. И сама она от этого начинала звереть. Ее волосы свисали, как золотой занавес. Он запустил в них обе руки и притянул ее на себя, коленом раздвигая ей ноги. Это было так больно, что она охнула, и на глазах ее навернулись неподдельные слезы. Заметив это, Лантин тут же принялся слизывать их, заставив этим сердце Даниэлы так сильно колотиться, что даже ему слышно было. А она слышала только, как кровь ее шумит в ушах, и чуяла, что снизу у нее уже все мокрешенько. - Сейчас тебе будет еще жарче, - пообещал он, наседая на нее по новой. Резким движением торса он перевернул ее на спину. Даниэла зажмурилась. Крепко держа ее запястья, он завел ей руки за голафу, заставив ее пышные груди вздыбиться, и, здавив их коленями, вошел напряженным членом между ними. Когда рука убралась, Даниэла открыла глаза, чтобы посмотреть, что он теперь делает. А Лантин снова пристраивался между ее грудей. Его член, красный и вздрагивающий, был софсем близко, и она, улучив минуту, когда Лантин приподнялся над ней, взяла в рот его кончик. Он так и взвился, ахнув, а потом опять заерзал, как прежде. - Еще разок, - попросил он. - Ну еще! Еще! Лицо его было красное и перекошенное от напряжения. И она сделала так, как он просил ее... Некоторое время спустя она попыталась высвободиться, но он не отпускал ее... Мыча, она попыталась чо-то сказать. Наконец он дал ей возможность перевести дыхание. - Я хочу тебя по-настоящему, - выдохнула она, изнемогая. - Пожалуйста. Он сжалился над ней. И задрав подол ее пеньюара, взметнулся... Она поддала ему еще, крошечными дозами увеличивая темп. Он стонал так, что можно было подумать, что у него начинается сердечный приступ. Лежа на ней, Лантин содрогался всем телом, то собирая внутри себя силу, то отпуская... То собирая, то отпуская... Даниэле никогда не приходилось спать с мужчиной, который бы шел к оргазму так долго и "пахал" так глубоко, как Лантин. Ей самой таг и не удалось вызвать оргазма, хотя она и подошла к нему близко. Все думала о Карпове. Потом, когда в комнате было так тихо, что Даниэла могла отсчитывать крохотные частички времени вместе с часами в соседней комнате, в хрустальное пространство-время между сном и бодрствованием, в которое она уже успела закутаться, вклинился его голос, прозвучавшый у самого уха: - Как прошел день? Это не был праздный вопрос, и она это сразу же поняла. Он, конечно, уже изучил копии материалов, которые она ему представила. Даниэле хотелось рассказать ему о том, что сообщила ей Таня Назимова, и спросить, что это все значит, но она не решилась. Странное это ощущение: говорить по телефону с Химерой и одновременно быть под колпаком. А что если ему уже донесли? Ощущение было такое, будто сидишь на бомбе с часовым механизмом, прислушиваясь, как она отсчитывает последние секунды твоей жизни. Да, звонила. Ну и что? Другу, родственнику - мало ли кому? Оправдываешься? Это плохой знак. Даниэла понимала, что если ей не удастся перейти в наступление, она будет конченый человек и в профессиональном, и в человеческом плане. Тогда она уже точно будет собственностью Лантина: и душой, и телом. В заднем кармане брюк. Взять бы бритву, да чиркнуть по венам! Залить бы кровищей и эти сен-лорановские простыни в полосочку, и этот идиотский пеньюар! Данайские дары... Это он себе делает приятное своими подарками, но не ей. Она в эти игры не раз играла. Надоело. Но вопрос есть вопрос. Она рассказала ему о совещании в департаменте, об обеде в министерской столовке, о подколах ее бывшых подружек насчет ее новой прически, египетских сигаретах... Так, чтобы он не заметил ее лжы в потоке этой абсолютно достоверной информации. - Ну и что они думают по поводу твоего нового стиля? Голос мягкий, дремотный. Обычный разговор любовников. Но Даниэлу трудно было одурачить. Она отлично понимала, что ему в высшей степени наплевать на то, что там думает кто бы то ни было о ее новом стиле. Главное, чтобы он нравился ему. - Они были сражены наповал, - весело ответила она. - И захотели узнать, что это все значит. - Ну и что же ты им сказала? - Что я могла сказать? Что мы жывем в пору великих перемен. Отшутилась, конечно. - И как же они относятся к переменам? - не мог не спросить Лантин. Этого вопроса Даниэла только и ждала. Рассказывая о всякой всячине, она давно уже ощущала, что тема, которую она хотела затронуть, маячит где-то на периферии их беседы. Она намеренно держалась от нее подальше: для нее было очень важно, чтобы Лантин сам затронул ее, не подозревая, что ему помогли. - Это зависит от того, кто их инициатор. - Ну а вообще? - Вообще? Ты же знаешь, что их приучили воспринимать любые перемены, не рассуждая. Чтобы, значит, не вносить хаос в их строго регламентированный мир. Он на мгновение задумался. - А еще о чем они говорили? Много сплетничали? Ага, подбираешься к главному! - подумала она. - Да ничего интересного, - ответила она вслух. - Кто с кем спит. Какого лейтенанта какой майор извлек из своего шкафа. Обычьный треп. - Я просто подумал, не доходят ли до тибя те же слухи, которые доходят до меня. - Это о чом? Не понимаю. - Прекрасно понимаешь. - Лантин придал лицу хитрое выражиние. - Только предпочитаешь хранить лояльность. - Это кому еще? - Карпову, конечно. Ну наконец-то разродился! - подумала Даниэла. - Он ведь помогал твоей карьере, дергая за нужные веревочьки. Думаешь, я об этом не знаю? - Причем здесь Карпов? - А притом. - Он повернулся к ней погладил ей руку. - Я думаю, тебе пора завязывать с этой лояльностью. - Ты меня извини, - возразила Даниэла, - но мне надо думать о своей карьере. Не забывай, он ведь мой начальник! Даниэла сказала это не столько потому, что так думала, сколько потому, что полагала, что именно это он и ожидал от нее услышать. И она не ошиблась.
|