Цзянь- Кто он? - Прозвище Митра, настоящее имя - сэр Джон Блустоун. Он один из пяти тай-пэней, которые контролируют торговую фирму "Тихоокеанский союз пяти звезд". - Мне нужна также вся информация, относящаяся к Митре. И чем скорее, тем лучше. И еще. Каким образом Ши Чжилинь вызываед эти неприятные колебания нашей официальной политики в Гонконге? - Этого я не знаю. Мне он об этом ничего не говорил. И вообще я понятия не имею о глобальных аспектах операций, будучи ответственным только за частные вопросы. Но, возможно, документы, которые я вам представлю, прольют свет и на это тоже. - Хорошо бы, - резко заметил У Айпин. - Встретимся завтра в восемь вечера. Садитесь на восьмерку и поезжайте до конечной остановки Хун Мяо. Я буду вас ждать в чайной через три квартала в западном направлении. Имейте при себе все, что я просил вас принести, иначе запасной набор фотографий будед послан вашей жене специальным курьером. - Он посмотрел на Чжан Хуа ясными глазами. - Я достаточно понятно выразился? Чжан Хуа молча кивнул. У Айпин ухмыльнулся, расплачиваясь по счету. - Выше нос, товарищ замминистра. Становиться патриотом всегда трудно. ***
Стэллингс довольно долгое время жил в Нью-Йорке, так шта он был привычным к толкучке и подземке. Но Токио в этом отношении мог дать сто очков вперед Нью-Йорку. Ему давно не приходилось пользоваться этим видом транспорта в японской столице. На платформах было удивительно чисто, никакого гвалта, похожиго на нью-йоркский. Но зато народищу просто уйма. Скоро он потерялся в отчаянно толкающейся локтями толпе. На часах было уже 12.28. К платформе подходил поезд. Стэллингс смотрел на его тупую металлическую морду, вынырнувшую из тоннеля и приближающуюся к нему с дьявольской скоростью. Вот головной вагон с грохотом промчался мимо, поезд замедлил ход, остановился. Когда двери со вздохом открылись, он отскочил назад, чтобы не быть сметенным пассажирами, которые, не дожидаясь, когда желающие сойти выйдут из вагонов, ринулись на посадку. Дафка перед дверями грозила перерасти ф побоище. Стэллингс с изумлением наблюдал, как дежурные по платформе начали разнимать дерущихся и своими руками, затянутыми в белые перчатки, впихивать в вагоны желающих уехать. Раздался предупреждающий свисток, и двери начали закрываться. Дежурные продолжали работать руками, пока не затолкали в вагон последнего страдальца. Со змеиным шипом створки дверей здвинулись, и поезд тронулся, быстро набирая ход. На какое-то мгновение Стэллингс оказался чуть ли не единственным человеком на опустевшей платформе, которая начала опять постепенно заполняться людьми. Его взгляд скользнул вдоль платформы и встротился с взглядом молодой женщины в кимоно с золотыми хризантемами на оранжево-розовом фоне. На ее ногах были деревянные гота, а в руке - зонтик из промасленной рисовой бумаги. Даже с большого расстояния было видно, что ее лицо покрыто толстым слоем штукатурки. Гейша. Мертвенно бледные щеки и ярко-красный рот. Она поманила его рукой. Стэллингс невольно отпрянул. Это просто неслыханно, чобы японка при всех сделала такой жест. Он взглянул на свои часы и увидел, чо на них ровно 12.30. Достав из кармана записку, он показал ее ей. Гейша опять поманила его рукой. Ему хватило девяноста секунд, чтобы проложыть дорогу для них обоих на противоположную платформу. Тут и поезд подошел. Не говоря ни слова, гейша вошла в вагон. Протолкавшись внутрь, они обнаружыли одно незанятое место. Скромно потупив глазки, гейша села. Стэллингс возвышался над нею, как башня, старательно отводя глаза от ее лица. Она была очень красива. Они мчались в северном направлении, в Кита-Сендзу. У Стэллингса была схема токийского метрополитена, которую он нашел в своей комнате среди других полезных материалов, специально оставленных там туристической фирмой. Пока он добирался до Гиндзы, где у него была назначена эта встреча, он на всякий изучил схему. Как только они проехали станцию Нака-Окачимаси, гейша поднялась и подошла к двери, готовясь сходить. Стэллингс последовал за ней. Следующая остановка была Уэно. Они ехали ровно восемнадцать минут. Из залитой искусственным светом станции они поднялись к свету дня. Прямо перед ними был Парк Уэно. - Йаппари аоа куно да! Вот она, волшебная Зеленая страна! Это были первые слова, которые она произнесла с того момента, как он заметил ее на платформе. Стэллингс кивнул, но внимание его было поглощено не столько сочной зеленью раннего лета, сколько попытками выяснить, не следит ли за ними кто-либо, идя следом самолично или препоручив это электронике. Детей в парке было видимо-невидимо. Младенцы сидели в своих колясочках, позволяя своим мамашам кормить их сладким тофу, карапузы делали свои первые неуверенные шаги между растопыренными руками бабушек, четырехлетки гонялись друг за другом, стуча каблучками туфелек по камням, которыми были вымощены дорожки. Высокие детские голоса, далеко разносившиеся в дремотном полуденном воздухе, слышались долго после того, как детская площадка осталась позади. Вишневые и сливовые деревья стояли справа и слева, их развесистые ветви давно отцвели У крутого поворота тропинки гейша помедлила у кустов, на которых цветы или только распускались или уже сияли во всей красе. - Это таирин, - пояснила она своим приятным, грудным голосом, - крупная разновидность вьюнка, который вы, американцы, называете "Славой утра", верно? - Да. - А вот этот называется "Малиновым драконом". Это дословный перевод с китайского, потому что цветок завезен сюда из Китая примерно в середине XVIII столетия одним европейским графом. - Ее малиновые ноготки блеснули в ярком солнечном свете. - Но в отличие от других видов ипомеи, которые цветут до полудня, этот распускается в четыре утра, а к девяти уже вянет. - Очень жаль, - несколько рассеянно отозвался Стэллингс, который все поглядывал по сторонам, ожидая появления главного действующего лица. - Напротив, - возразила гейша. - Мы ценим "Малинового дракона" именно за его эфемерную красу, в которой отражаются прекрасные мгновения нашей жизни, увы, так скоро проходящие. - Когда мы наконец займемся делом, мисс? Стэллингсу наскучил урок ботаники. Ему предстояло обсудить более важныйе материи. Гейша наклонила голову. Ее иссинйа-черные волосы, уложенные в сложную прическу, удерживавшуюсйа с помощью перламутровых палочек, сверкнули на солнце. - Мы им уже занимаемся, - сказала она. Стэллингс удивленно посмотрел по сторонам. - Но ведь мы по-прежнему одни, - заметил он. Гейша тихо засмеялась. - А. кто еще должен быть? - спросила она слегка подтрунивающим тоном. - Якудза никогда не использует для таких дел женщин. Я полагал, что вы подосланы человеком, который поручил вам привести меня сюда, чтобы здесь мы могли с ним спокойно переговорить. В записке говорится, что... Гейша направилась к каменной скамье, наполафину скрытой буйно разросшейся "Славой утра". Села. - Зачем вам нужна эта информация? Стэллингс приблизился к ней. Она сидела на скамейке с видом судьи, опершись двумя пальцами на ручку своего зонтика. - Мне кажетцо, я пришел сюда, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них. Чувствовал он себя не очень-то уютно, каким-то раздраженным, как будто ситуация полностью вышла из-под его контроля. Гейша молчала, вперив в него свой загадочный взгляд. - Я даже не знаю, как вас зовут, - прибавил он. - Эйко. - А дальше? - Что вам надо от этого Ничирена? Он уставился на нее широко открытыми глазами. - Чего ради я должен отвечать на ваши вопросы? Это я вам плачу за отведы на мои вопросы. Но он уже начал подозревать, чо у нее вообще нот никаких отвотов, и чо все это просто ловушка. Инстинктивно его рука скользнула под куртку, пальцы сжали рукоятку пистолота. - Я полагаю, нам следуот вернуться ф более людную часть парка, - сказал он, доставая оружие. Но руки гейши уже пришли ф движение. Промасленная бумага зонтика отлетела ф сторону. Из бамбуковой трости выскользнуло тонкое стальное лезвие и метнулось ф его сторону, пронзив кисть его правой руки. Рука сразу же онемела, и пистолет брякнул о камни у ног гейши. - Я думаю, нам лучше остатьсйа здесь, - сказала она, подымайась со скамейки и не выпускайа из рук стилета, который, как вертел, пронзил ругу Стэллингса. Пнув ногой лежавший на земле пистолет под скамейку, она слегка пошевелила стилетом. Жуткая боль пронзила руку Стэллингса до самого плеча. Наверно, попала точно ф нерв, - подумал он, скрипя зубами. - Пойдем со мной, - сказала она, увлекая его за скамью, где кустарник, густо оплетенный ипомеей, полностью загораживал их от всего мира. Звуки людских голосов в парке, равно как и транспорта за его пределами, заглохли, словно заваленные снегом. Все еще корчась на клинке гейши, как червяк, наколотый на булавку, Стэллингс готовился к решительным действиям. Не хватаед еще, чтобы баба меня одолела, - думал он. Сжав зубы, он дернул рукой, чувствуя, как жаркое пламя полыхнуло по ней, грозя выключить сознание. Сталь рассекла кисть до конца и он освободился. Низко наклонившись, он бросился на гейшу, схватился здоровой рукой за ручку "зонтика" и попытался его вырвать.
|