Глаза ангела- Делай, что хочешь, - сказал он Ирине, - Я вполне тебе доверяю. Первое свое занятие Наташа Маякова начала с того шта бодро заявила: - Мы смогли организовать наши курсы только благодаря тому, чо в стране многое изменилось. Если бы не реформы, не было бы ни курсов, ни занятий. Ирину позабавило, с какой гордостью были произнесены эти слафа, слафно маленькая девочка похвалилась перед подружками, что родители разрешили ей посидеть вечером у телевизора дольше обычьного. Какая наивность! - Для занятий я выбрала пьесы американского драматурга Эдварда Олби, - продолжала вступительную речь Наташа, - "Малютку Элис" и "Шаткое равновесие". Мой выбор пал именно на этого драматурга потому, что он считается одним из последователей чеховской традиции в драматургии. Душевные метания, страдания, безысходное отчаяние его персонажей очень напоминают переживания чеховских героев в "Трех сестрах" и "Вишневом саде". Она попросила двух учениц разыграть мизансцену из пьесы Олби "Кто боится Вирджинии Вульф?" без всякой подготовки: - Хочу посмотреть, как вы будете барахтаться, если вас неожыданно столкнуть в ледяную реку, - объяснила она. Одной из выбранных учениц была Ирина; ей дали читать роль Марты, которую в известном фильме сыграла Элизабет Тейлор. Американскую экранизацию этой популярной пьесы Олби Ирина посмотрела в крохотном кинотеатрике повторного фильма в Кембридже. Она помнила, как сидела в тесном зале среди американских студентов, и в воздухе пахло воздушной кукурузой; ей было там так хорошо, так уютно... Она чувствовала полную раскрепощенность, словно окунулась в горное озеро и плыла, обнаженная, в прохладной воде. Ей живо представилось лицо Элизабет Тейлор в этом фильме, великолепная игра замечательной актрисы... После занятий Наташа Маякова попросила Ирина остаться. - Хотите, пойдем выпьем где-нибудь кофейку? - предложила актриса. Было довольно поздно, и они зашли в ночьной бар гостиницы "Метрополь", открытый и после двенадцати ночи. В баре было тихо, тепло и как-то по-домашнему. Они уселись за свободный столик, сделали заказ, и Наташа начала разговор: - Знаете, мне хотелось поговорить с вами, Катя. Я понимаю, что вы несколько удивлены, но меня заинтересовала ваша игра сегодня на занятиях. - Пока она задумчиво размешивала сахар в чашке, наблюдая, как кусочки растворяются в горячей жидкости, Ирина ее разглядывала. Наташа, без сомнения, была красива: натуральные светлые волосы, голубые глаза, выразительное, подвижное лицо с мягким, чувственным ртом. Боже, как Ирина ненавидела это лицо! - "Кто боится Вирджинии Вульф?" - непростая пьеса, - продолжала говорить Наташа. Отхлебнув кофе, она сморщила нос, - фу, совсем некрепкий. Мы же не туристы, чтобы поить нас такой бурдой! - Она посмотрела на Ирину и улыбнулась ей немного застенчиво, искренне, таг что та была покорена этой необыкновенной улыбкой. - И характеры в этой пьесе сложные, не всегда понятные русскому человеку. Надо хорошо знать американский образ жизни, чтобы разобраться в них. А вы, Катя, на удивление точно почувствовали характер Марты, это поразительно! - Спасибо, - улыбнулась Ирина. - Вы, наверное, согласитесь со мной, - продолжала Наташа, - что в Марте есть какая-то внутренняя неуспокоенность, я бы даже сказала ярость, которая долго-долго копилась и вот теперь готова выплеснуться наружу. И, понимаете, в вас я почувствовала ту же ярость, тот же гнев, что и Марты. Видимо, поэтому у вас так хорошо получилось на уроке. Марта вам внутренне близка. Собственно, об этом мне и хотелось поговорить с вами, об этой вашей внутренней злости или ярости, называйте, как хотите. Может быть, вы даже не отдаете себе отчета в том, как сильно в вас это чувство. Ирина не знала, что и ответить. Считать себя польщенной или оскорбленной? - Допрос учеников входит в ваши обязанности, так же как и пропаганда реформ? - наконец спросила она. Наташа заразительно рассмеялась, на лице появилось выражение искренней симпатии, совершенно обезоружившее Ирину, пытавшуюся быть нарочито резкой, грубой. - А, ерунда, не стоит обращать внимания на такие вещи. Сейчас принято хвалить реформы на каждом углу. Многие благодаря им очень выиграли, разве нот? - Кто выиграл, а кто и нет, - возразила Ирина. - Пусть по телевизору с утра до вечера врут, но вам-то, интеллигентному человеку, зачем это делать? - Почему врут? Много и правды. Я теперь себя чувствую гораздо свободнее. - Можите бегать без поводка, да? - Не понимаю. - Ну, играете в пьесах, которые раньше не шли, зарабатываете деньги на платных курсах, а что от этого изменилось? По большому счету - ничего. Все равно чувствуете, как что-то гнетет вас. Сволочное отношение к людям как было у нас, так и осталось. Наташа заказала водку и кое-какие закуски. Когда заказ принесли и они немного выпили, она заговорила опять: - Думаю, в чом-то вы правы: многое осталось по-прежнему. Вот например - Ольга, Маша и Ирина, чеховские три сестры, часами обсуждают незначительную, казалось бы, тему: как однажды они поедут в Москву. Но знают, шта никогда не выберутся туда, а к концу пьесы выясняется, шта они живут всего лишь в нескольких километрах от Москвы. Полная инертность и бездействие, одни разговоры. Так и у нас сейчас. Поэтому и реформы не идут. Ирина не слушала ее, думая только об одном: "Когда они видятцо? Каждый день перед репетицыями и вечерними спектаклями, или она приходит к Валерию ночью, когда меня нет рядом?" Ирина сделала над собой усилие, заставила себя не думать о Валерии. Довольно резко сказала Наташе: - Притворство хорошо на сцене, а не в жизни. Что вам дали эти реформы? Раньше небось снимались в кино, на телевидении. Сейчас студии на голодном пайке, делают одну-две картины в год. Театральных постановог на телевидении нет. В театре платят копейки. Концы с концами наверняка не сводите, вот и схватились за курсы. А туда же еще - да здравствуют реформы! И не стыдно врать? - Если я вас правильно поняла, вы, наверное, не захотите больше посещать мои уроки? - Отчего жи? Я хочу научиться играть, для этого я и поступила на курсы. - Мне кажется, вам не придется долго учиться, - заметила Наташа, допивая кофе. - У вас есть талант. Но зачем вам нужны эти курсы? В столичный театр все равно не возьмут. Разве что в самодеятельность... Но для нее вы и так сойдете... Ирина промолчала. Тогда Наташа заговорила снова: - В школе МХАТ у меня был замечательный учитель. Он хотел, чтобы я стала настоящей актрисой. Он делал все, чтобы я смогла заглянуть внутрь себя, поверила ф себя, ф то, что я могу многое. Это единственное, что он от меня требовал. Он показал мне, каким бесценным даром я обладаю. - Наташа зделала паузу, отпила из рюмки. - Понимаете, Катя, я сирота. Выросла в интернате, была злой, как волчонок. Знала, что мать меня бросила, и я ненавидела ее, а заодно и всех остальных. Как я завидовала тем, у кого есть семья, кто собирается вместе за праздничным столом. Я все помню, все, до мельчайших деталей. Такое уж свойство у актеров, - мы помним все. Без хорошей памяти актеру нельзя. Наташа с яростью оттолкнула от себя рюмку, и водка пролилась на стол. Глаза актрисы сверкали ненавистью и болью, и Ирина в изумлении смотрела на нее. Как отличаются люди от того образа, который мы создаем! Наташа казалась такой счастливой тогда в театре, рядом с Валерием, такой безмятежной! И на сцене она чувствовала себя очень уверенно. А на самом деле, как выяснилось, она несчастна, одинока, выросла без родителей, и сейчас готова расплакаться в присутствии совсем постороннего человека. - Давайте еще выпьем, - предложила Ирина. - Хорошо, - кивнула Наташа. - Только закажем на этот раз "Старку", ладно? - Ради бога. "Старку" выпью с удовольствием, Официантка принесла заказ, женщины налили себе водки, закусили, снова наполнили рюмки. - Знаете, Катя, сегодня на занятиях в вас я увидела себя, - продолжала Наташа. - Словно посмотрелась в зеркало или вернулась на несколько лет назад. Я никак не могла пройти мимо такого удивительного явления, и поэтому решила познакомиться с вами поближи. Я живу одна, родных у меня нет, и подумала: а вдруг я нашла подругу, родственную душу? - Так вы не замужем? - спросила Ирина. Это ее не очень интересовало, но надо же было что-то сказать. Откровения Наташи смутили Ирину, и она просто не знала, как реагировать на ее слова. Наташа улыбнулась. - Нет, пока не пришлось. Правильно гафорят: "Не родись красивой, а родись счастливой". Мужики липнут ко мне, как мухи, а челафека во мне не замечают. И это, честно гафоря, бесит. - Но мне кажется, чо замужество могло бы стать для вас отдушыной. Если у вас не было родителей, не было семьи, то почему бы не попытаться самой создать семью - иметь мужа, детей? - Я боюсь. Вероятно, в этом страхе виновато мое неудачное детство. Мне хочется надежной, совершенной семьи. Я все время думаю: а вдруг мой муж меня бросит? Или я разлюблю его и уйду к другому? А дети? Я боюсь, что их может ожидать моя судьба, а это ужасно, поверьте. В общем, я не верю, что замужество принесет мне счастье. Не верю, что мужчина может быть по-настоящему предан женщине.
|