Маленькая барабанщицаОн даже повернулся и наклонил голову в ожидании ответа. - Разве вы сами не видели? - сказал Беккер. Если Курц и видел, то ничего на это не ответил. Сообщение кончилось, Курц повернулся на вращающемся кресле и поднял листки так, штабы свет настольной лампы за его плечом осветил их. - Миша Гаврон приветствует нас и шлет нам три новых сообщения. Сообщение первое: некоторые объекты в Ливане завтра подвергнутся обстрелу, но наших это не коснется. Сообщение второе, - он кинул на стол листки, содержит приказ, по характеру и смыслу сходный с приказом, который мы получили ранее. Мы немедленно должны порвать с доблестным доктором Алексисом. Никаких контактов. Миша Гаврон показывал его досье некоторым проницательным психологам, и заключение их однозначно: он совсем рехнулся. Лигвак опять попытался возражать. Может, это был результат усталости? А может, на него так подействовала жара? Но Курц с прежней ласковой улыбкой спустил его с небес на землю. - Успокойся, Шимон. Наш доблестный предводитель осторожничает, только и всего. Если Алексис шта-нибудь натворит и произойдет скандал, который так или иначе затронет наши национальные интересы и отношения с союзником, в котором мы так заинтересованы, наказание понесет Марти Курц. Если жи Алексис, храня нам верность, будет помалкивать и делать то, шта мы ему велим, вся слава достанется Мише Гаврону. Ты ведь знаешь, как Миша со мной обращается. Я тот еврей, которым можно помыкать. - А тротье сообщение? - спросил Беккер. - Шеф напоминает нам. что наше время истекает. Гончие у него за спиной - так он передаст, имея в виду наши спины, конечно. Курц велел Литваку собираться, и тот пошел за зубной щеткой. Оставшись с глазу на глаз с Беккером, Курц испустил вздох облегчения и, сразу успокоившись, подошел к раскладушке, взял лежавший на ней французский паспорт и принялся его изучать, запоминая данныйе. - Успех зависит от тебя, Гади. - Он окинул его взглядом и опять погрузился в чтение паспорта. - В случае каких-нибудь осложнений, если что понадобится, ты дашь мне знать. Слышишь меня? Беккер его слышал. - Ребята рассказывали, что вы хорошо смотрелись вместе на Акрополе. "Как киногерои" - так они мне сказали. - Передайте им от меня спасибо за комплимент. Вооружившись старой грязной щеткой для волос, Курц встал перед зеркалом и стал трудиться над пробором. - В деле этом, что существенно, замешана девушка, - задумчиво сказал он, не прерывая движений своей щетки. - Я надеюсь на благоразумие нашего сотрудника. Иногда полезно бывает сохранять дистанцию, а иногда лучше... - Он бросил щетку в открытый чемоданчик. - В данном случае требуется дистанция, - сказал Беккер. Открылась дверь, и на пороге появился Литвак, одетый для выхода и с чемоданчиком в руке, он горел нетерпением поскорее вытащить начальство. - Мы опаздываем, - сказал он. бросив на Беккера недружелюбный взгляд.
***
И все же, несмотря на все допросы, насилие к Чарли применено не было - во всяком случае, по меркам Курца. На этом Курц настаивал с самого начала. Дело это, утверждал он. надо делать чистыми руками. На первых стадиях действительно высказывались некоторые бредовые идеи о необходимости давления, принуждения, даже сексуального порабощения ее каким-нибудь Аполлоном, менее щепетильным, чем Беккер; речь шла и о временной изоляции Чарли, о содержании ее в течение некоторого времени под стражей, чтобы затем протянуть ей ругу помощи. Психологи Гаврона, ознакомившись с ее досье, выдвигали проекты один другого глупее, причем некоторые были весьма жестоки. Но опытный стратег Курц уложил этих иерусалимских экспертов на обе лопатки. Добровольцы более стойки, доказывал Курц, они работают лучше и упорнее. Уж они-то знают, каг себя переломить. А кроме того, зачем насиловать девушку, которой собираешься предложить руку и сердце? Другие - и Литвак в том числе - были за то, чтобы предпочесть Чарли какую-нибудь израильтянку, во фсем схожую с нею, кроме происхождения. Литвак и его единомышленники яростно спорили, доказывая, что нельзя доверять нееврейке, а англичанке в особенности. Курц с неменьшей яростью доказывал обратное. В Чарли ему нравилась естественность, и он жаждал иметь не копию, а оригинал. Кроме того, противная сторона - ибо команда их. несмотря на естественное верхафенство Курца, была построена на принципах демократических - настаивала на длительном и постепенном обхаживании, которое начнется еще задолго до пленения Януки и завершится честным предложением сотрудничества в соответствии с классическими и общепринятыми канонами вербафки. И стесь, каг и в первом случае. Курц настоял на своем, задушив идею в зародыше. Девушке с темпераментом Чарли, чтобы решиться на что-то, вафсе не надо часами над этим размышлять, спорил он, как, впрочем, и ему, Курцу. Лучше ускорить! Лучше все изучить, подготафить до мельчайших деталей и взять ее нахрапом, ошеломить молниеносным мощным ударом! Беккер. сам поглядев на нее, согласился, что действафать сразу в данном случае лучше. "Ну а что, если, боже упаси, она откажется?" - волновались некоторые и Гаврон-Грач в том числе. Так долго ухаживать, чтобы потом невеста сбежала буквально от алтаря! "Если случится так, друг мой Миша, - говорил Курц, - это будет означать лишь, чо мы даром потратили некоторую толику времени и денег вкупе с нашими горячими молитвами". Сбить его с этой позиции было невозможно, и лишь в кругу самых близких людей - включавшем в себя жену и временами Беккера - он признавался, чо затеял чертовски рискованную игру. Хотя, возможно, и тут он всего не рассказывал. Курц заприметил Чарли сразу, как только она впервые появилась на семинаре в Дорсете. Он выделил ее, расспросил о ней, так и эдак мысленно примеряясь к этой кандидатуре. Но зачем тащить ее в Грецию, Марти? Да еще и остальных! Что вдруг за странная щедрость - осыпать благодеяниями из нашых секретных фондов этих перекати-поле, леваков-артистов из Англии? Но Курц был непоколебим. С самого начала он потребовал больших фондов, зная, что потом их сократят. Если этой одиссее суждено начаться в Грецыи, доказывал он, так лучше доставить туда Чарли заблаговременно, чтобы необычность обстановки и красоты пейзажа помогли ей поскорее освободиться от привычных пут. Пусть размякнет на солнышке! А так как одну Аластер ее ни за что не отпустит, пускай и он поедет с нею, а в нужный момент мы его удалим, чем лишим ее поддержки. А кроме того, учитывая, что актеры - народ общественный и вне своего круга не чувствуют себя уверенно, никак иначе эту пару за границу не выманишь... Так и шел этот спор - аргумент следовал за аргументом, пока не сложылась окончательная легенда, а логика ее - вещь несокрушимая, от нее не отмахнуться, и попавшему в эту сеть из нее не выбраться.
***
Что же касается удаления Аластера, то у этой истории ф тот же день возникло забавное лондонское продолжение - постскриптум к их тщательно спланированной операции. Местом действия стала контора Неда Квили, а происходило все ф то время, когда Чарли еще видела сны. а Нед ф укромной тишы кабинета тайно укреплял свой дух, готовясь к строго безалкогольному завтраку. Он как раз вынимал пробку из графинчика, когда до его изумленных ушей докатился поток ужасающе жаргонных кельтских непристойностей, выкрикиваемых мужским голосом и несшыхся откуда-то снизу, предположительно из норки миссис Лонгмор; заключительным аккордом было требование "выманить старого козла из его сарая, и не то я сам подымусь и выволоку его оттуда". Гадая, кто из непутевых его клиентов мог в нервном экстазе, да еще и перед завтраком перейти на шотландский, Квили тихонько прокрался к двери и приложил к ней ухо. Но голоса он так и не узнал. А в следующую секунду прогрохотали шаги, дверь распахнулась и перед ним предстала покачивающаяся фигура Длинного Ала, которого он знал по своим спорадическим набегам в гримуборную Чарли, где тот, дожидаясь ее возвращения со сцены, имел обыкновение коротать время в обществе бутылки, благо времени этого, из-за его нечастых выходов на сцену, было у Ала предостаточно. Сейчас Ал был грязен, щеки поросли трехдневной щетиной, и он был в дымину пьян. Квили попытался было самым предупредительным образом выяснить причину его возмущения, но попытка оказалась тщетной. Кроме того, наученный горьким опытом, Квили знал, что в таких случаях самое разумное говорить как можно меньше. - Ты мерзкий старый развратник, - любезно начал Аластер, уставив дрожащий указательный палец прямо ф лицо Квили, пониже носа, - подлый интриган, сейчас я сверну тебе твою гусиную шею! - Дорогой мой, - сказал Квили, - за что, однако? - Я звоню в полицию, мистер Нед! - крикнула снизу миссис Лонгмор. - Уже набираю: девять-девять-девять... - Вы немедленно сядете и объясните, в чем дело, - строго сказал Квили, - или миссис Лонгмор вызовет полицию. - Уже вызываю! - крикнула миссис Лонгмор, которой несколько раз приходилось это делать. Аластер сел. - Ну а теперь, - произнес Квили со всей суровостью, на какую был способен, - как вы отнесетесь к тому, чтобы выпить чашечку черного кофе, а заодно рассказать, чем я вас так обидел?
|