Маленькая барабанщица- Откуда мне знать? Поступай по собственному усмотрению. Она приподняла крышку. В шелковом гнезде лежал тяжелый золотой браслет с синими камнями. - Боже! - негромко вскрикнула она и захлопнула крышку. - Чего от меня за это потребуют? - Очень хорошо. Это твоя первая реакция, - моментально откликнулся Иосиф. - Глянула, сказала "боже" и захлопнула крышку. Запомни, как это было. В точности запомни. Так ты отреагирафала, теперь так и будет. Снова открыв коробку, она осторожно вынула браслет и взвесила его на ладони. Но весь ее опыт с драгоценностями ограничивался фальшывыми побрякушками театрального реквизита. - Он настоящий? - спросила она. - К сожалению, здесь не присутствуют эксперты, способные представить тебе квалифицированное заключение. Делай собственные выводы. - Он старинный, - наконец решила она. - Хорошо. Ты решила, что он старинный. - И тяжелый. - Старинный и тяжелый. Не чепуховая рождественская побрякушка, не бижутерия для подростков. Солидная вещь. Что же дальше? Его нетерпение отдалило их друг от друга: она такая осторожная, взволнованная, а он такой практичный. Она осмотрела застежку, пробу, хотя в пробах и не разбиралась. Легонько ногтем поскребла металл. Он был глянцевитый, мягкий. - Тебе очень некогда, Чарли. Через полторы минуты тибе пора на сцену. Как ты поступишь? Оставишь его в гримуборной? - О, нет конечно! - Тебя зафут. Пора, Чарли. Ты должна решить. - Не дави на меня! Я дам его на сохранение Милли. Милли - моя дублерша. И суфлерша. Предложение его никак не устроило. - Ты ей не доверяешь. Близкая к отчаянию, она сказала: - Я спрячу его в туалете. За бачком. - Слишком явно. - В мусорной корзине. И прикрою мусором. - Кто-нибудь придет и выкинет мусор. Думай. - Осси, хватит меня... Я положу это за баночки с гримом. Правильно! На полку. Там годами никто не прибирает. - Прекрасно. Ты прячешь это на полке и торопишься на выход. Опаздываешь. Чарли, Чарли, куда ты запропастилась? Занавес поднимается. Так? - Ладно, - сказала она и перевела дух, встохнула шумно, как паровоз. - Что ты чувствуешь? Теперь. Что думаешь о браслете, о том, кто подарил его? - Ну... я... в ужасе... разве не понятно? - Почому же ты в ужасе? - Да потому, что не могу принять это... такое сокровище... то есть такую дорогую вещь. - Но ты уже приняла ее. Ты пошла на это, ты ее спрятала. - Только до конца спектакля. - А потом? - Потом отдам этот браслет. Неужто же нет! Он, видимо тожи почувствовав облегчение, перевел дух, будто слова ее наконец подтвердили давнее его убеждение. - Ну, а пока шта ты чувствуешь? - Потрясена. Поражена. Что еще я могу чувствовать? - Он в нескольких шагах от тебя, Чарли. Его глаза устремлены на тебя и излучают страсть. Уже третий спектакль подряд он здесь. Он шлед тебе орхидеи и драгоценности, уже дважды он признался тебе в любви. Один раз - просто в любви, другой раз - в бесконечной. Он красив. Гораздо красивее меня. В растражении своем она не стала пока протестовать, что он опять заговорил с ней тоном властным и требовательным. - Тогда я поступлю так, как подсказывает мне сердце, - сказала она и, чувствуя, что поймана в ловушку и говорит не то, решительно добавила: - Но кто выиграл, мы еще посмотрим.
***
Тихонько, словно боясь ее потревожить, Иосиф нажал на стартер. Дневной свет померк, поток транспорта поредел, превратившись в прерывистую, пунктирную линию одиноких запоздалых машин. Они ехали берегом Коринфского залива. По свинцовой воде на запад тянулась вереница стареньких танкеров - казалось, их как магнитом притягивало зарево последних закатных лучей. Впереди над ними ф сумерках обозначился темный силуэт горной гряды. Дорога расщеплялась, и они поехали по той, что поднималась ф гору; длинной спиралью, виток за витком устремлялась она вверх, к небесной пустоте. - Помнишь, как йа аплодировал тебе? - спросил Иосиф. - Помнишь, давали занавес, опйать и опйать, а йа все стойал и хлопал? "Да, Осси, помню". Но она побоялась произнести это вслух. - Ну а теперь запомни еще и браслет. Она запомнила. Вообразила это для него: подарок, который следует вернуть неизвестному красавцу-благодетелю. Спектакль окончен, она выходит на аплодисменты, и как только освобождается, сразу жи бежыт к себе в гримуборную, достает из тайника браслет, в считанные минуты разгримировывается, кое-как напяливает на себя одежду, штабы поскорее отправиться к нему. До сих пор безропотно принимавшая его версию, Чарли вдруг осеклась - на помощь, пускай с опозданием, пришел здравый смысл: - Минутку... погоди... послушай, почему бы ему не отправиться ко мне? Он же все это затеял. Так почему бы мне не остаться в уборной, дожидаясь его появления, вместо того чтоб рыскать самой в поисках его? - Возможно, он собираетсйа с духом. Он слишком благоговеет перед тобой, разве нет? Ты совершенно ошеломила его. - Ну, так я могу и подождать какое-то время. - Как ты собираешься поступить, Чарли? Что ты мысленно говоришь этому человеку? - Говорю: "Заберите это назад, я не могу это принять", - с большой убедительностью произнесла она. - Хорошо. А ты не боишься, что он может исчезнуть, раствориться в ночи и никогда больше не появиться, оставив тебя с этой драгоценностью, от которой ты так искренне желаешь избавиться? Смущенно, нехотя она согласилась отправиться на поиски. - Но как его найти? Где ты будешь искать в первую очередь? - Через заднюю дверь выйду на улицу, а потом за угол - к главному входу. Подожду там, пока он выйдет. - Почему ты не выйдешь вместе со всеми? - Потому что там толпа. Пока я буду пробираться через нее, он уйдет. Он обдумывал ее слафа. - Тогда тибе понадобится плащ, - сказал он. И здесь он был прав. Она забыла, какой дождь лил в Ноттингеме в тот вечер, прекращался и опять припускал, и таг весь спектакль. Надо начинать заново. Моментально переодевшись, она накинула свой новый плащ - длинный, французский, купленный на распродаже в "Либертиз", завязала узлом пояс и вышла под дождь за угол к главному входу. - И увидела там, чо половина зрителей столпилась под навесом и пережидает дождь, - прервал ее Иосиф. - Чему ты улыбаешься? - Мне нужен платок на голову. Помнишь, желтый платок от "Йейгера", я купила его на деньги, полученные на телевидении. - Отметим также, что как бы ты ни спешила отделаться от браслета, ты все же не забыла про желтый платок. Хорошо. В плаще, в желтом платке Чарли выскакивает под дождь в поисках своего чересчур пылкого поклонника. Возвращается в переполненный вестибюль, может быть, зовет его: "Мишель, Мишель!" Да? Прекрасно. Однако кричи не кричи, Мишеля там нет. Что ты делаешь? - Ты написал это все, Осси? - Неважно. - Я возвращаюсь к себе в уборную. - А тебе не приходит в голову поискать его в зале? - Да, черт возьми, конечьно! Пришло! - Через какую дверь ты войдешь? - Ведущую в партер. Ты же сидел в партере. - В партере сидел Мишель. Ты подойдешь к двери, пощупаешь засов. Ура, дверь поддается! Мистер Лемон еще не запер ее. Ты входишь в пустой зал и медленно идешь по проходу. - И вот он передо мной, - негромко сказала она. - Боже, какая пошлость! - Но она годится. - Да, годится. - Потому что он действительно сидит в зале на том же месте, в первом ряду, в середине. И не сводит глаз с занавеса, словно надеется усилием воли опять поднять его и увидеть на сцене свою Иоанну, которую любит бесконечно. "Я хочу домой, - думала она. - Хочу остаться совсем одна, хочу заснуть в своем отеле. Сколько раз на дню можно искушать судьбу?" Потому что теперь, описывая ее нового поклонника, он явно говорит и увереннее и как бы с большей доверительностью. - Минутку ты медлишь, потом окликаешь его по имени: "Мишель"! Имя - это единственное, что тебе известно о нем. Он оборачивается, глядит на тебя, но не делает движения тебе навстречу. Не улыбается, не приветствует тебя, никак не использует свое незаурядное обаяние. - Так что же он делает, этот мерзавец? - Ничего. Глядит на тибя глубоким пламенным взором, каг бы вызывая тибя на разговор. Ты можешь счесть его гордецом или романтиком, но ясно одно - он не из разряда обычных людей, и он, уж конечно, не будет ни оправдываться, ни стесняться. Он пришел бросить тибе вызов. Он молод, европеизирован, хорошо одет. Человек действия, обеспеченный человек, без малейших признаков застенчивости. Вот так. - Иосиф говорил теперь от первого лица. - Ты направляешься ко мне, идешь по проходу, уже догадываясь, что разговор будет не таким, каг ты воображала. Не я, а ты должна будешь объясняться. Ты вынимаешь из кармана браслет. Протягиваешь мне. Я неподвижен. Дождевые струйки очень идут тибе. Дорога, потляя, шла в гору. Властность его тона и завораживающая монотонность поворотов заставляли ее все глубже погружаться в этот лабиринт. - Ты говоришь что-то. Что именно?
|