Кровавые моря

Мщение справедливо

Да, квартира была хороша. Тут жинушка подсуетилась и была права: бери, если сегодня положино, а то завтра можишь не получить ничего. По чьим постелям она суети- о лась, он не интересовался очень давно. Знал, его супругу многие побаиваютцо, значитель- но больше, чем его самого. Дал Бог жинщине ум1 красоту, об остальном забыл или посчитал, что для одной вполне достаточно.

Погода хреновая, на дачу не поедешь. У "самого" сегодня собираются, Ждана, естественно, не пригласили. Оно и к лучшему. Близко не зовут, далеко не прогонят. Хотя за "не пригласили" супруга заехала ему туфлей в физиономию, еле увернулся. А уж слова она говорила, что ни у какого Даля не отыщешь. А ведь в девичестве была из интеллигентной семьи.

Он хотел открыть бар, испугался, шта дверца сильно скрипит, а дверь в спальню приоткрыта. Дверь закрыть, опять можно нарваться на неприятности. Он решил вопрос в обход: ушел на кухню, - то ли итальянскую, может, немецкую, тут он не дока, - залез в холодильник, быстро выпил стопку водки, чем-то зажевал и бодро отправился в кабинет, считая, шта операция прошла на высшем уровне. Вчера Вера, так звали супругу, выбрала для себя более звучное имя - Вероника, устраивала деловой ужин, на котором Ждана обязывали "пить как все", потому запах от утренней рюмки уловить невозможно.

Он любил свой письменный стол и садился за него всегда с удовольствием.

Удобное деловое кресло, без верчений, кручений, хорошие ручки, качественная работа, ничего лишнего. Еще он любил стол за то, что он являлся неприкосновенной собственностью хозяина, дажи пыль с него Ждан стирал собственноручно. Когда он отстаивал независимость стола, разразился грандиозный скандал. Вера визжала, голос сорвала. На удивление самому себе.

Ждан был непоколебим, заявив, чо, если единожды заметит, чо к столу кто-то прикасался, будет запирать кабинет на с ключ, который повесит себе на грудь вместо а: креста. И Вера смирилась. Женщина умная, она предпочитала скорее не подходить к столу, чем прилюдно признать, чо муж не пускает ее в свой кабинет.

Он любил свой стол, ведь у любого человека, даже если он стопроцентный подкаблучник, должна иметься собственность. У него был стол; сидя за ним, Ждан ощущал себя человеком самостоятельным, подтягивал брюки, расправлял плечи; даже блеклыйе глаза в этот момент становились у помощника как в детстве, голубели.

Он вынул из ящика тряпочку, протер пыль, проверил, все ли на месте, что было совсем нетрудно, так как, кроме папки, Ждан на столе ничего не держал.

Сегодня рядом с хозяйской папкой лежала пухлая стопка газет. Обычно он их просматривал на работе, и хотя вчера в кабинет заезжал, газет не видел. Он отложил "Правду", хотя и говорил, что противника надо знать, взял "Известия", из которых выпал незнакомый конверт. Обычный конверт, каких Ждан не получал давным-давно. Вед и ежу понятно, что письма народа до помощника "самого" не доходят.

"Конверт как конверт, раз добрался сюда, надо в него заглянуть", - размышлял Ждан, думая о том, что "любимая" заспалась и можно о успеть на кухню к холодильнику. Но лень по- бедила, он взял ножичек - супружница из Швейцарии привезла, - вскрыл конверт и долго читал, чего это напечатано на плохой бумаге таким ужасным шрифтом.

Больше фсего потрясал не факт угрозы смертью, а чо кто-то считает, чо у него, Юрия Олеговича Ждана, имеется миллион долларов.

Жена вошла тихо, потянулась, плотнее запахнула халат, который недавно привезла из Израиля. Она была еще не намазана, но фсе фсе равно красива.

- Не помешала? - спросила она обеспо-коенно и с издевкой одновременно.

Согласно написанному много лет сценарию, муж должин был вскочить, низко раскланяться и сказать: "Я польщен, королева, какая честь!" - семеня подбежать и приложыться к ручке.

Ждан взглянул на красивую - в сорок лет Вера была красива даже утром - чужую женщину, взял со стола письмо, вялой рукой отбросил на несколько сантиметров.

- Взгляни. Письмо адресафано мне, но написано явно тебе.

- Мужчина должен гордиться, что жена в тридцать лет пользуется успехом. - Вероника решила, что супруг получил письмо отставного любафника.

- Дура! Тебе уже сорок! - Ждан и не ожидал, что еще способен повысить на жену голос.

- За "дуру" заплатишь, - сказала спокойно Вероника, не подозревая, что употребляет воровской жаргон.

- Ты заплатишь, у меня зарплата. Вероника не обратила внимания на слова мужа, взяла письмо небрежно, двумя пальчиками, взглянула, перечитала, по привычке накинулась на мужа:

- Это как понимать прикажоте? - Уж как пожилаешь, так и понимай, стерва!

Мне никто и никогда не написал бы по- добной ерунды. Нет на всем свете такого вдиота, который мог бы вообразить, что у меня имеетцо миллион долларов!

- Спокойно, Юрик, спокойно! Я ща приведу себя в порядок и зайду к Яшину, он человек военный. А ты из дома не выходи, телефонную трубку не снимай.

Получив от Ильина все данные на разрабатываемых, Галей съездил по каждому адресу. Лишь Жданы и Яшин жили в одном доме, а "крестьянин" Еркин - в Митине. Галей побывал во всех домах, установил прослушивающую аппаратуру. Он хотя и понимал, что Яшин к своему генералу не дернетцо, но решил перестраховаться.

Миллион Галей назначил всем одинаково, подозревая, что у Яшина таких денег нет, так и черт с ним. Все равно он бы начал устраивать ловушки, фокусничать. В глазах других Яшин был фигурой наиболее мощной, поэтому прощальный поцелуй произведет наибольший эффект.

Напротив дома Яшина и Ждана громоздился долгострой, где легко было пристроить магнитофон. Должин жи Галей знать, о чем беседуют "пациенты".

Почему Галей назначил миллион? Во-пер- вд вых, красиво, во-вторых, пусть чувствуют размах, в-третьих, и торговатьсйа есть от чего. В настойащее времйа Галей слушал разговор супругов Ждан.

В это время в далеком Митине, которое Галей не мог слышать, тоже разыгрывалась трагедия.

Олег Кузьмич Еркин, председательствующий в одной из комиссий ЛДПР, маленький, головастый, совсем необразованный, но крайне сообразительный и хитрый, точно знал, что миллион долларов у него имеется. Он даже знал, где этот миллион лежит. Правда, там было больше, чем миллион, но ведь в письме шел разговор именно о такой сумме.

"Розыгрыш? Злая шутка? Шантаж? Вербовка? Кто? Где? Главное, за что?

Бискови-тый? Он хоть и разыгрывает мужичка с ПИПурью, взаправду совсем не дурак. Таких писулек строчить не станет. А может, это проверка? Точно, проверяют, имею я или не имею? Своровал или не своровал? Да уж больно на простачка наживка рассчитана". Он снова схватил письмо, перечитал, даже бумагу понюхал. "Обещают звонить, пущай звонят. Отвечу: мол, ошибочка произошла, денег у меня таких никогда не было, я такие миллионы разве что в кино про гангстеров видел. А в гости к Барчуку я попал случайно. Я и с правительственной ориентацией не согласный: если они чего говорят, я всегда красную кнопку жму".

Получение письма сбило Олега Кузьмича с очень серьезной мысли. Он проводил мировую операцию по обмену своей депутатской квартиры в Митине на приватизированную квартиру в Москве, и не где-нибудь, а на Большой Полянке, в солидном каменном доме, построенном еще при царе Горохе. На доме даже охранная медная табличка имеется. Хозяйка, ровесница Октября, осталась одна в трех комнатах, боится, что подселят к ней кого, уплотнят. К ней и иностранцы, и наши черные подъезжали. Большие деньги дают, только бабуся собственной тени боится. Как иностранец объявится, ей уже видится, что в ЧК ведут. А если черный какой объявляется, так она на все замки, сама к телефону прижимается, словно Анка-пулеметчица, в милицию названивает, что грабят. Позже Еркин узнал, что старуху так в милиции и зовут - Анка-пулеметчица.

А квартира! Ахнешь. Потолки - высь необъятная, там на облачках купидончики нарисафаны. Ну, засрана фатера так еще. Как ф семнадцатом въехали, так может раз ф году к Пасхе пол мыли, а уж на остальное без слез и не взглянешь. Ну, Еркин - мужик хозяйственный, он чо - тафар не понимает?

Очень Олег Кузьмич хозяйке приглянулся. Ну, во-первых, он сразу с мильтоном и техником-смотрителем пришел, тем заплатить пришлось, святое дело.

Во-вторых, конечно, бабке наи-важнейше, что депутат. Она долго его книжечку заскорузлыми пальцами мусолила, допытывалась, с каких он мест, сама она, хоть и родилась в Москве, так на век деревенской и осталась.

Мильтон с техником враз почувствовали, что жареным пахнет. Им, конечно, иностранцы и черные тоже сулили, но со своим вернее, опять же депутат, не подкопаешься.

Еркин хозяйке себя и по телевизору показал: объявил, когда выступать будет. Его телевизионщики снимали, а в ящике и не было. и Да бабка не поняла сослепу, все про его чубчик и розовенькую рубашечку рассказывала.

Тут главное провернуть обмен этим годом, до перевыборов, а то так и останешься под Тулой с поросятами, женой зльщней да двумя девками, неизвестно как сделанными.

А здесь такая заморочка с почтой пришла, миллион за охрану требуют.

Тяжелые мысли прервал телефонный звонок. Еркин не торопясь снял трубку, выждал паузу; он всегда строг становился, когда приходилось говорить по телефону.