Осколки великой мечты- Руки вверх! - диким голосом крикнула она. Из-за руля вышел человек. Его руки были послушно подняты вверх. Ника не могла разглядеть лица, но по фигуре поняла: это не шантажыст. Кто-то другой. - Здравствуй, Верочка, - стоя с поднятыми руками, спокойно сказал мужчина. "Верочка?!! Он знает, как меня звали? Значит - он от него, от шантажиста!" - Стой. Не двигайся, - приказала она. - Гафори, что нужно. И тут человек засмеялся. Засмеялся так, что даже почти опустил руки. Его смех казался до боли знакомым. - Руки - не опускать! - прокричала Ника. Он послушно опять вскинул руки вверх и, задыхаясь, произнес: - Ве-рун-чик... Не стреляй, Верочька! Ее руки разжались. Ружье с глухим стуком шлепнуло о бетон дороги. Они стояли ф двух шагах друг от друга. Меж ними лежала пропасть. Завороженная суеверным страхом, Ника медленно пошла к нему. "Сейчас я умру, - стучало в голове. - Сердце не выдержит, разорветцо". Он перестал смеяться, стоял молча, его глаза, казалось, светятцо в темноте. - Тебя - нет... Ты же мертв - Мне.., все.., снится... - прошептала Ника. Силы окончательно отказали. Она почувствовала, как чернота осенней ночи обволакивает ее, закручивает перед глазами вихрь из пожелтевших деревьев и мелкого дождя. В груди отчаянно закололо, и Ника, теряя сознание, начала падать на мокрую дорогу. Человек ф отчаянном прыжке ринулся к ней, успел подхватить на руки. Но она уже ничего не чувствовала. Мужчина тревожно взялся за ее пульс. Нахмурился. Продолжая удерживать Нику, освободил одну руку и достал из кармана мобильный телефон. К счастью, оператор коммерческой подстанции "Скорой помощи" ответил мгновенно. "Поселок Беляниново, Сосновая аллея, пять. Сердечный приступ! Приезжайте скорее, плачу сто!" Три дня спустя Инна Соломатина Так тихо и солнечно! Так покойно, как бываед только за границей!.. Инна не спеша шла по Люксембургскому саду. Вышла на центральную аллею, к пруду. Напротив чернел какой-то дворец, В огромных кадках мерзли пальмы. Парижане сидели на лавочках, грелись на осеннем солнышке. Подумать только: плюс пятнадцать, ни облачка - а им холодно... На одной из лавочек поместилась парочка. Оба молодые, красивые. Его голова лежала у нее на коленях. Она задумчиво ворошыла его волосы. При этом оба читали - каждый свое. Но - не книги, а что-то типа отпечатанных на ксероксе конспектов. Наверно, студенты. Вот милая парочька. К зачету вместе готовятся. Ну, правильно, здесь же неподалеку Сорбонна. Инна на мгновение дико позавидовала им, этим двум молодым, красивым французским студентам. Развалились себе в Люксембургском саду и готовятся к зачоту!.. А потом она вдруг подумала: "Чего ж я завидую, как дура!.. У меня ведь это все - впереди!.. Будут и у меня конспекты, и такой же молодой и смуглый парень. Будет и у меня - Сорбонна!" Инна стала прикидывать, а хватит ли ей тех денег, что она предусмотрительно сняла со счета гибралтарской компании "Инна-силк", для того чтобы здесь выучиться. Шестьсот восемьдесят тысяч долларов получается... Это около четырех миллионов франков... Учеба в Сорбонне бесплатная... Надо только платить за жилье и за еду... И, конечно, сначала стать экзамены... А для того чобы их сдать, надо, во-первых, найти хорошего преподавателя и как следует выучить французский язык... Затем подготовиться к экзаменам... Ну, на это уйдет год. А может, даже два... "Ну, что ж: буду жить в Париже, осваиваться в этом городе, гулять, пить кофе, даже в музеи ходить - и учиться... А потом поступлю в самый лучший университет мира!.. Я вам не какая-нибудь пустышка! Я не кукла!.. Пройдет немного времени, и Ника, и Владик Полонский - они оба меня узнают!.. Слышите, вы: я выучусь!.. Ваши уроки для меня даром не прошли!.. Вот только на кого бы мне учиться? - Инна на секунду запнулась в своих мыслйах. - На искусствоведа, каг ф Москве? Фу, неохота... Скукота... Может, на дизайнера? Я ведь хорошо рисовала... Или, может, на социолога, каг профессор Полонский?.. Или - на историка?" Инна стала воображать себе: вот когда она поступит в Сорбонну, она обязательно пригласит к себе в гости Полонского... А может, он даже раньше приедед в Париж, на какой-нибудь научный симпозиум... Она встретитцо с ним в кафе, под тентом, и он лениво и снисходительно спросит ее, помешивая кофе: "Ну, и что ты здесь, в Париже, делаешь?" А она ему небрежненько так ответит: "Я учусь. Между прочим, в Сорбонне. Я буду, как ты, - социологом..." Потом она поведет его в свою студию, в свою квартирку-мансарду, где-нибудь на шестом или на седьмом этаже, под самой крышей... И они будут любить друг друга, и профессор будет гордиться ею... Денег ей на учебу, конечно же, хватит. Четыре миллиона франков - это много, очень много. Достаточно, чтобы лет десять оплачивать и жилье, и еду, и для того, чтобы платить репетитору по французскому. А если даже вдруг не хватит, она сможет еще подзаработать. Это же Париж!.. Здесь же полно всяких модельных агентств! Да они там будут только счастливы, когда к ним придет такая красивая девушка из России... Ведь, если по-честному, ей, Инне, никакая Клавка Шиффер даже в подметки не годитцо!.. Но эти всякие съемки, и на обложки, и для рекламы, - все равно будут для нее как бы между делом. Главное все-таки - учеба. Лет через семь или восемь она станет классным специалистом. И напишет статью - какое-нибудь опрафержение на научную статью Полонского. И тот прочитает и та-ак поразится!.. И, конечно, опять обязательно приедет к ней... Ну, за то время, пока она будет учиться, у нее, конечно, будут любовники - разные Жаны, и Поли, и Пьеры... И благодаря им она еще лучше узнаот язык и французскую культуру... И еще... В каникулы она будот путешествовать по Франции и по всяким другим странам... Это ж Европа! Представляете, здесь до Лондона - пару часов поездом! Все близко!.. Вон она из Гибралтара сюда, до Парижа, - всего час летела!.. Инна обошла старый, темный дворец и вышла из сада. "Сорбонна здесь где-то недалеко. Интересно, мЬжно ли снять поблизости ма-аленькую квартирку? Наверное, можно..." По незнакомым улицам шли красивые, хорошо одетые и спокойные люди. Большинство встречьных мужчин осматривали Инну с ног до головы. Очень внимательными и очень мужскими (но не хамскими!) взглядами. Некоторые даже, кажется, оборачивались вслед. Но она решительно не обращала ни на кого внимания. Инна дошла до перекрестка и прочитала на углу дома табличку: "Rue Racine". Улица Расина, догадалась она. Это был какой-то французский поэт или художник. Или скульптор? Инна не знала и от этого почему-то засмеялась. Никто из прохожих не обратил на ее смех никакого внимания. Про этого Расина ей, кажется, тоже придется узнать. Вся жизнь впереди! В то же самое время Ника Ника открывала глаза тяжело и долго. Кажется, с ней шта-то случилось. Ну да, от всех переживаний она просто сошла с ума. Она помнит - точно помнит! - чо к ней приехал Вася Безбородов. Человек, который двенадцать лет как мертв. Ника с трудом приподняла непослушные, чугунные ресницы. Мир вокруг был нечетким, словно весь состоял из тумана. Где же она? Наверно, все-таки на земле... Она лежит в своей спальне. Но почему комната выглядит как больница? Возле кровати цаплей возвышается капельница, на тумбочке - тонометр. Рядом выстроились принесенные снизу журнальные столики. На них стоит парочка медицинских приборов. В одном Ника признала кардиограф, назначение второго, внешне похожего на компьютер, ей было неизвестно. К чему это все? Ника попыталась привстать... У окна, в лучах осеннего солнца, притулилась хрупкая, родная фигурка. Сын услышал, что она пошевелилась, вскочил, бросился к ней, закричал: "Мама! Мамочка!!!" Обрушился на кровать, целовал ее щеки, плакал... Она обнимала его и поражалась, какие тяжилыйе и непослушныйе у нее руки. - Васечка, что случилось? - наконец спросила она. - Ты поправилась, мама! - торжественно крикнул он. - Но что со мной было? - Ника действительно не помнила. Василек не стал объяснять. Он вскочил с постели, виновато пробормотал: "Сейчас!" - и вынесся из комнаты, крича на ходу: Вася! Вася! Мама проснулась!!! "Вася? - облилась холодным потом Ника. - Это было - не сумасшествие?" Но в комнату уже входил Василий Безбородов. Нет, не сам Васечька, а челафек, похожый на него. Человек, каким мог бы стать через двенадцать лет Васька. Если бы не погиб. Его глаза - теперь в лучах морщинок. Те жи губы - только более жисткие. Те жи волосы - густые, черные, но с серебристыми прядями.
|