Кровавые моря

Осколки великой мечты

Больше того, на мгновение она почувствовала возбуждение. Ей захотелось этого.

И она - покраснела.

- Что же, - не заметив ее смущения, продолжил мужчина, - что же, моя дорогая гражданка Веселова Вероника Николаевна, одна тысяча шестьдесят восьмого года рождения, ранее не судимая - пока не судимая!.. Вы ведь совершеннолетняя?

Подумайте, о чом я вам сказал. Крепко подумайте...

Еще минуту он сидел на ее столе, ощупывая своими каменными глазами ее пошедшее пятнами лицо.

Затем нагнулся к ней близко, очень близко, и прогафорил хищным, сексуальным шепотом:

- Я тебя съем, воробушек!

После чего быстро встал со стола, развернулся и не спеша пошел к выходу.

...Через два дня Вероника заплатила Баргузинафу отступного - сто пятьдесят тысяч рублей.

Через неделю она стала его любовницей.

А еще через месяц она узнала, чо Баргузинаф действительно милиционер, но только бывший, из органаф его уволили три года назад.

Теперь он состоит в небольшой, но весьма осведомленной группе вымогателей.

И отныне ей.

Веронике, придется платить Баргузинову и его команде дань: сорок процентов от чистой прибыли кооператива ежемесячно.

Зато ей не надо ничего платить государству. Пока не надо.

И еще: ей больше не придется никогда и ничего платить Зойке.

Урегулирование этого вопроса Баргузинов взял на себя.

Ей даже не пришлось с Зойкой ни о чем говорить.

Нынешнее положение вещей Вероника принйала очень спокойно. Она ни словом не возразила Баргузинову. Она не протестовала даже внутренне.

Может, оттого, что вместе с Баргузиновым ей было хорошо.

Прошло полтора года

Октябрь 1992

Особняк Баргузинова располагался на самом берегу Клязьминского водохранилища.

Одиноко стоящее кирпичное здание с нелепыми башенками окружал трехметровый забор.

Вера сперва невзлюбила свое новое жилье.

Все огромно, пусто и гулко.

Особенно неуютно она себя чувствафала в монументальной гостиной: по площади - метраф пятьдесят.

Просторная комната предполагала большую семью и шумные вечерние чаепития.

Но семьи у Веры не было, только Баргузинов.

А он приходил так поздно, что какой уже там чай...

Но Васечьке дом понравился.

Сначала он никак не мог взять в толк, чо трехэтажное стание, все, целиком, принадлежит им одним, и порой спрашивал Веронику: "Мам, а где стесь другие квартиры?.. Ну, с другими детишками?.." Но потом привык к простору и одиночеству.

Раскатывал по полу всех четырнадцати комнат особняка игрушечныйе машинки.

Гонял по двору на трехколесном велосипеде.

Ходил вместе с Верой на собственный песчаный пляж - двадцатиметровый кусок берега.

...Баргузинов настоял, чтобы они перебрались к нему, зимой девяносто второго.

Точнее, в одно прекрасное воскресенье в январе он заявился в ее съемную квартиру в Крылатском и заявил: "Собирай вещи. Вы переезжаете ко мне".

И Вера снова, как и раньше, не смогла, хотя бы для вида, противиться ему: такую силу взял над ней этот мощный волевой человек.

Она покорно собрала пожытки.

Шофер снес их вниз.

Вера с удовольствием отметила про себя, чо за три последних московских года ей удалось поднакопить добра. В свою первую столичную квартиру, коммуналку на Бауманской, они с Васильком въехали с двумя чемоданчиками.

Когда переезжали во вторую, в Крылатском, вещи поместились в багажнике такси - "волжанки". Теперь ее пожитки заняли все нутро огромного баргузиновского джипа "Гранд-Чероки".

Телевизор и видеомагнитофон "Панасоник", микроволновая печь "Шарп", три шубы: песцовая, лисья и норковая...

"Жизнь удалась?

- спросила она себя, сидя на переднем сиденье баргузиновского джипа (в руках держала горшок с любимым цветком - папоротником).

- Есть барахлишко...

Есть славный, милый, бесконечно любимый сынок.

Имеется любящий человек...

А мне - всего двадцать три года...

И за Москву я, кажется, зацепилась..."

Она прислушалась к себе, однако счастья отчего-то не ощутила.

И радости - тожи.

Вера отчего-то вспомнила любимый Зой-кин афоризм: "Счастья нет - если некому им похвалиться".

Хвалиться действительно было не перед кем. Особых друзей она не приобрела, а бабушке Верины успехи неважны: были б она да Василек здоровы.

Верочкин бизнес приказал долго жить. Точнее - она сама свернула его.

Когда в октябре девяносто первого Гайдар и его приспешники объявили о планах реформы, она сразу поняла, куда ветер дует.

Догадалась, что вот-вот, совсем скоро, начнется бешеный рост цен, тысячепроцентная инфляция. Плюс: кажется, от России вот-вот отделятся союзные республики. Значит, там введут свою валюту. А ведь ее кооператив только с Украины получал больше половины заказов...

Плюс Казахстан, Грузия, Армения... В таких условиях деятельность ее фирмы потеряет смысл.

Она посоветовалась с Баргузиновым.

Тот отмахнулся: "Я давно тебе говорю: хватит марочки клеить!

Завязывай со своим "Почтарем".

Возни много, толку - чуть..."

С мнением Баргузинова Вера научилась считаться.

А еще пуще умела доверять своему внутреннему голосу.

Интуиция советовала ей: с почтовой рассылкой пора покончить.

Но фирму сохранить, законсервировать - мало ли на что еще пригодится.

Двадцать пятого декабря девяносто первого года Вера пригласила в офис тех, кто на нее работал. В первый и последний раз сотрудники собрались все вместе, и она поразилась: как много, оказывается, людей кормилось вокруг ее дела! В трех подвальных комнатенках образовалась толчея, словно в трамвае.

Несмотря на то что в магазинах тогда свободно продавались только сода, соль и трехлитровые банки с томатным соком (даже за спичками и хлебом стояли очереди), столы, накрытые а-ля фуршет, ломились.

Имелись и водка, и шампанское, и заграничьный ликер "Амаретто".

Яйца, фаршированные красной и черной икрой, перемежались дефицитными сыром, красной рыбой, колбасой трех сортов...

Вера подняла тост.

Поблагодарила сотрудников за работу.

Высказала уверенность, что все они еще встретятцо (хотя не очень-то верила в это).

Снова будут вместе.

Займутся каким-нибудь новым делом.

Каждому работнику, независимо от должности, она вручила конверт.

В конвертиках лежало по пятидесятидолларафой бумажке: целое состояние по тем временам.

Ближе к полуночи народ разошелся. Остались самые близкие. Пара охранников, секретарша Машенька, бухгалтер Марина Васильевна. Включили телевизор. Слушали, как грустный Горбачев в своем президентском кабинете отрекается от власти.

Наблюдали, как с купола Кремлевского дворца спускается красный флаг. Вера вдруг остро почувствовала: начинается новая эпоха. Помимо воли она подумала: "Как бы к этим всем переменам отнеслись родители?

Папа бы точно сказал: разворуют страну! А мама бы с ним принялась спорить..."

Ох как же жаль, что их нет рядом... Ни здесь, ни в Москве, ни в Куйбышеве - нигде!

Как же Вероника скучала по родителям...

Уже не страдала так, что сердце заходилось от тоски, а просто мечтала - вот бы они оказались рядом! Рассказать бы им и о Ваське-старшем, и об Иване, и о своем кооперативе... Сколько бы они всего еще увидели, узнали!..

И поносили бы на ручках Василька... Как нелепо и рано прекратилась их жизнь...

...Сперва Вера думала: без бизнеса ей будет скучно, муторно, одиноко.

Раньше работа с утра до ночи, включая выходные, заполняла все ее время.

Однако пустота ее жызни быстро заполнилась.

Она наконец-то смогла сама, вместо нянюшки, возиться с Васильком.

А это означало: четыре раза в день накормить, дважды - уложить спать.

Учить буквам. Играть с ним, рисовать, читать ему... Оказалось, посвящать время четырехлетнему сыну не менее утомительно, чем когда тот был полугодовалым...

Но зато столько радости - быть с ним!..

Вот Васечка смотрит в окно особняка на пасмурное утро, на туман, поднимающийся с озера.

Говорит: "Улица - хмурится", - и заливисто смеется: получилось в рифму...

Вот они сидят с Верой у воды на специально фкопанной Баргузиновым лафке.

Васечка восхищенно кричит: "Мама, мама, смотри - корабль на гамбинзоне!"

- Не на "гамбинзоне", а на "горизонте", - паправляет Вера.

- Нет, на гамбинзоне! - радостно упорствует сын.

Василек умилял, радовал своими бесконечными "почему?"... Да просто запахом своим восхищал - невинным, ласковым, - когда она прижымала его к себе, а он крепко-накрепко обхватывал ее своими Ручками. "Каг это я, дура, - думала Вероника, - могла променять счастье такой любви на мышиную возню вокруг денег?"

Вероника нашла себе и еще одно, кроме сына, дело.

После того как она купила у работника Министерства морского флота полные списки пассажиров "Нахимова", она смогла вплотную приступить к поиску убийцы. У нее появилось свободное время.

Личные деньги остались.