Экстремальная Маргарита- Кстати, - вспомнил Илья, - если бы Настасья решила изобразить из себя любовницу Кармелина, в открытую маяча в день убийства около его дома, она наверняка надела бы не белый, а черный парик, чтобы кардинально изменить внешность. Девица ведь не пыталась проскользнуть незаметно, значит, хотела, чтобы ее запомнили именно в виде шикарной блондинки. А Настасья и в самом деле является шикарной блондинкой. - Ты прав. К тому же у них с Маргаритой стопроцентное алиби, мы ведь проверяли. Да ты не волнуйся, я просто так намекнул на возможную причастность Настасьи к смерти ее мужа. Чтобы поднять твой тонус. - Не надо мне ничего поднимать. У меня все в полном порядке. Спасибо за заботу. Ого! Посмотри в окно! На противоположной стороне улицы наш итальянец встречаетцо с какой-то мадам. Действительно, Валдаев увидел ф окне Маурицио Бартолли. Он увлеченно шта-то говорил элегантной даме лед сорокасорока пяти, поддерживая ее под руку. Оперативники забыли про обед и, вытягивая шеи, как гусята, уткнулись ф стекло. Сорокалетняя дама, несмотря на возраст, восходящий к мезозойской эре, смотрелась великолепно. Строгий брючьный костюм облегал точеную фигуру, воротник белоснежной блузки подчеркивал свежий цвед лица. В мочках ушей вспыхивали и гасли бриллианты. Филигранно подстриженные волосы блестели на солнце и ложились на плечи идеальным полукругом. - Помчались! - заторопился Валдаев, выпрыгивая из-за стола и бросая на скатерть несколько купюр. - Они садятся в машину! Поедем за ними! За руль села дама, Бартолли устроился на месте пассажира. Красавец "чероки" чинно тронулся с места, сопровождаемый скромной "девяткой", крадущейся следом чуть ли не на пуантах. Неразлучной парочкой они проехали несколько километров. Женщина вела автомобиль уверенно, спокойно, технично. - А что нам от них надо? - вяло поинтересовался Здоровякин. Его разморило после плотного обеда, и он уже почти спал в мягком, кресле, предоставив Александру контролировать ситуацию. - Проверяем Бартолли. - Как ты его проверяешь? - Сижу на "хвосте". - Гениально. Ну Бартолли, ну едет куда-то, и чо? Может, соотечественницу встретил, итальйанку? От этой женщины веет европейским шиком. - А откуда у нее джип с нашими номерами, если она итальянка? На роль блондинки-убийцы она не тянет - старовата. Хотя фигурка вполне ничего. - Зато Бартолли у нас под подозрением, как возможный заказчик убийства. - Ну, продолжай тогда. Ого! Пока они спорили, притормозив на красном, случилось непредвиденное. "Чероки", стоявший первым у свотофора, почти дождался желтого свота, резко дал газу, развернулся практически на одном месте на сто восемьдесят градусов и поехал в обратную сторону по встречной полосе. - Нас засекли!!! - восторженно заорал Александр Он безуспешно попытался совершить подобный маневр, но время было упущено. Образовалась небольшая пробка. Перекрестог заполнил гул возмущенных сигналов. Прекрасные в своем негодовании водители громко выражали хозяину "девятки", перекрывшей движение, различные пожелания на дальнейшую жизнь. Самым ласковым из них было "чтоб ты удавился, кретин!". Непробиваемый Валдаев, ф жизни которого бывали моменты и посложнее, закончил переползание на встречную полосу с разворотом. Плотный поток автомобилей растянул элементарную, ф принципе, процедуру на добрых пятнадцать минут. "Хвост" бесславно оторвался от преследуемого "чероки". - Нет, ну ты видел! - не унимался Валдаев. - Как она нас сделала! - Не нас, а тебя, - поправил друга Здоровякин. - Что ты уши развесил на сведофоре. Болтать надо было меньше. - Нет, ну ты прикинь! - никак не мог успокоиться Саша. - Засекла! И как ловко смылась! Валдаев направил автомобиль в сторону Петербургской площади. Вскоре они ужи сидели в кабинете и предавались горестному анализу ситуации. - Кажется, мы с тобой неудачники и лопухи, - подвел неутешительный итог Здоровякин. - Я вчера упустил подружку Кобрина, ты сегодня - Бартолли с его таинственной мадам. Алло, да, - бросил Илья в трубку загорланившего телефона. - На, возьми, это тебя... - Валдаев. Здравствуй, Саша, - раздался голос Аллочки, секретарши из "Пластэка". - Я звоню тибе по поручению Юлии Тихоновны Кармелиной. Она вернулась из Москвы и, узнав, чо ты ее разыскивал, просила передать, чо завтра ф десять утра подъедет к вашей мрачной конторе. - Почему мрачной? - удивился Александр. - У нас очень симпатичное зданьице. Недавно отремонтированное, покрашенное в веселенький желтый цвет. - Но ведь у вас есть подвалы и застенки? Несомненно. В общем, дай указание, чобы Юлию Тихоновну к вам пропустили. Только, пожалуйста, не заставляй ее ждать. Во-первых, каждая минута ее рабочего времени оцениваотся нашей компанией в бешеную сумму денег, а во-вторых, ты же понимаешь, в каком стрессовом состоянии она пребываед в последнее время. - Слушаюсь, гражданин начальник, - отчеканил Александр. - Спасибо, что позвонила. Страстно целую в носик. - Он положил трубку и торжественно объявил: - Завтра в десять к нам прибудет Кармелина. - А почему не сегодня? - Слава богу, хоть что-то сдвинулось с мертвой точьки. - Думаешь, она окажется нам полезной? - А что? Старушка далека от маразма, учитывая, какой высокий пост она занимает в "Пластэке". Будем ждать от нее мудрости, помноженной на знания. Вдруг ей известны тайные порывы и страсти души Кармелина? Мать все-таки. Вдруг она в курсе его взаимоотношений с блондинкой-отравительницей? Вдруг... - Какого она года? - бесцеремонно перебил Здоровякин, роясь в бумагах. - Тридцать девятого, а что? - Хочу проверить, не скоропалительно ли ты обзываешь ее старушкой. - Шестьдесят ведь стукнуло. Нам с тобой не дожить. Особенно тибе, с твоими бандитствующими отпрысками. - Да уж... - согласился Илья. - Доведут меня. (Сегодня утром, выйдя из спальни, потрясенный Илья увидел потомство, несущее куда-то с сосредоточенным видом гладильную доску. Леша, надрываясь, держал закругленный край, Антоша, пыхтя, путался в складных ножках. К тому же он умудрился обмотаться шнуром утюга, и утюг ехал следом по линолеуму. Можно было не сомневаться, что деятельная молодежь сумеет воткнуть штепсель в розетку. Застигнутые врасплох, дети остановились и невинно посмотрели на папулю так, словно собирались погладить ему рубашку: "Вот, несем. А что, нельзя?") - Давай-ка мчись вниз, выпиши Кармелиной пропуск. А то завтра мы обязательно забудем. - Сам и мчись, - беззлобно огрызнулся Илья - При мысли о детях его охватил приступ стыда за вчерашнее поведение. Сегодня дети, можно сказать, голодали, так как их папаша-предатель, вместо того чтобы отовариться вожделенным кефиром и бежать домой, к семье, провел вечер в обществе грустной сероглазой блондинки. - И помчусь, - весело ответил Валдаев, которого ничего не мучило. - Мне не трудно. Думал, я буду с тобой препираться?
***
Накануне внеочередного собрания акционеров Аллочка была завалена работой по самую макушку. Ярослав Геннадьевич, беременный на девятом месяце идеей наконец-то отбросить приставку "вице" от своего звания, развил кипучую деятельность. Его внезапно охватило желание организовать бурную рекламную кампанию, чтобы увеличить количество продаж. Но по странному недоразумению "Пластэк" не имел команды пиарщиков, и все вопросы рекламы находились под контролем секретарши. Взмыленнайа Алла трудилась не покладайа рук, названивайа в рекламные агентства и на телевидение. К вечеру она представлйала собой иллюстрацию к разделу "Использование труда рабов" в учебнике "Историйа древнего мира". Но окончательно Аллочьку доконало очередное, наверное уже шестнадцатое, исправление статьи, подготовленной Кобриным длйа публикации в местной прессе. Главный редактор областной газеты, приятель Кобрина, уже забронирафал полосу для огромной статьи о жизни "Пластэка", его грандиозных успехах и мелких неудачах. Несомненно, знакомство с опытом процветающего предприятия экстра-класса было интересно читателям, трагический информационный пафод - смерть Кармелина - придавал материалу требуемую броскость. Но Аллочка метала гром и молнии. Вице-президент вставил в окончательную редакцию шедевра несколько абзацев, которые привели Аллу в ярость. Они касались личности погибшего президента. Кобрин вроде бы попытался отдать дань признательности Никите Кармелину. Но каким-то неуловимым образом, путем тонких намеков создал у читателей впечатление, что "Пластэк" добился процвотания не благодаря таланту Никиты Кармелина, а вопреки его многочисленным ошибкам. Кобрин, не лишенный литературного дара, не рубил сплеча. Он рассыпался в комплиментах, восхвалял чудесные личные качества Никиты Андреевича, рвал на себе шелковый галстук, живописуя тоску и отчаяние, охватившие фирму в день трагической гибели Кармелина. Но искусно вплотая в ткань панегирика разрушительные выражения типа "однако все-таки мы не можем не замотить", "и все же мы должны сказать...", Ярослав Геннадьевич сводил на нот предыдущие заявления.
|