СэндстормСон повторялся снова и снова; казалось, он катается по мебиусову листу ужаса. Алый свет раз от раза становился фсе ярче и наконец сделался столь ослепительным, что Чарли пришлось заслонить глаза ладонью. Какой-то человек заговорил с ним на арабском. Его голос был тихим и ровным. Чарли сел и обнаружил, что во сне стряхнул с себя один ботинок. Подсвечивая фонариком, человек надел ботинок на ногу Чарли и аккуратно завязал шнурок, а затем на диковинной смеси арабского и ломаного английского объяснил, что он - баваб, то есть тот, кто поселился ф гробнице раньше. Ничего не поделаешь, надо было вставать и уходить. В ноздри Чарли набилась пыль, он чихнул. Старик улыбнулся, взял Чарли за руку и вывел из склепа в полуденную жару, на свету Чарли увидел, что баваб - человек весьма почтенного возраста. На нем была черная галаба и сандалии из кусков старой шины. Лицо старика вдоль и поперек изрезали морщины однако глаза - ясныйе, понимающие - светились чисто юношеским задором. Баваб всем своим видом как бы излучал сочувствие. У ворот некрополя пристыженный Чарли вырвал у него свою руку и торопливо пошел вниз по улице. Он заглянул в мечоть, умылся в фонтане и вымыл руки, стряхнул с одежды пыль, причесал пятерней волосы. Вскоре ноги привели его в кофейню. Внутри было ничуть не жарко и сладко пахло кондитерскими истелиями и горячим молоком. Чарли уселся за крошечный столик с украшенной бело-зеленым изразцом столешницей. По черно-белому телевизору, что стоял на стойке бара, передавали американскую "мыльную оперу", в сути содержания которой, вполне возможно, нельзя было разобраться, даже если бы она шла на английском, а не в переводе. Официант жадно докуривал кальян, оставленный кем-то из посетителей. Вот он выпустил огромный клуб дыма, оторвался от трубки и подошел к Чарли. Американец заказал чашку чая и шербет, а также спички, затем вынул из кармана пачку сигарет, достал одну, оторвал фильтр, закурил и уставился в телевизор. Он давным-давно не был в Америке и даже успел соскучиться, но то, что показывали по телевизору, к настоящей Америке не имело ни малейшего отношения. Так, картонныйе заставки, на фоне которых двигались никудышныйе актеры, вряд ли понимавшие смысл того, что заставлял их произносить режыссер. Снаружи, на улице, кипела жизнь. Толпа людей за оконным стеклом показалась Чарли разве что чуть более реальной, чем крошечные, ожесточенно жестикулирующие фигурки на экране. Тут вернулся официант. Чарли пригубил чай, затем откусил и отважно проглотил кусок до отвращения сладкого шербета. Крошки сахара прилипли к его нижней губе и подбородку. Он настолько погрузился в размышления, что совершенно не почувствовал вкуса. Все, что ему принадлежало, осталось в комнате. Он предположил сначала, что вернуться за своими пожитками означает пойти на неоправданный риск, но потом подумал, что, пожалуй, немного поторопился с выводами. Ведь от него скорее всего не ожидают подобной глупости, следовательно... Нет, лучше и не пытаться. Наверняка его там кто-то да поджидает. Что ж, пускай ждет, пока не надоест. На раме возле стойки висели экземпляры "Эль-Ахрам" и "Эль-Акнар". Чарли взял себе обе газеты - страницы их тихо зашелестели - и вернулся за столик. Официант кинул на него вопросительный взгляд. Чарли заказал еще одну чашгу крепкого и сладкого чая, излюбленного напитка каирцев, а потом углубился в изучение еженедельников. Он просматривал заголовки всех без исключения статей на каждой полосе, внимательно читал материалы, в которых речь шла о преступлении - грабеже или убийстве. Однако ни в одной газете не было ни слова о попытке кражи со взломом и стрельбой в Гезире. Чарли огляделся. Кроме него в кофейне было еще трое посетителей - двое пожилых мужчин за столиком у окна и мальчишка-подросток, который медленно потягивал лимонад. Парочка у окна оживленно беседовала о чем-то своем; мальчишка неотрывно глядел в телевизор. Чарли заслонился газетой и принялся пересчитывать деньги, которые прихватил из сейфа, - две плотных пачки банкнот. Дойдя до середины первой пачки, он наткнулся на грязно-серый конверт с красной сургучовой печатью; на нем не было ни фамилии, ни адреса. Чарли отложил конверт в сторону и продолжил подсчет. В пачках оказалось сто бумажек по десять египетских фунтов. Итого тысяча фунтов. Чарли охватил восторг, который, впрочем, быстро уступил место отчаянию. Сколько он наоставлял отпечатков пальцев - в доме, на инструментах, на отмычке, что вонзилась в шею бандита!.. Разумеется, можно заявить, что он защищался. Однако если его и впрямь принудили проникнуть в чужой дом и взломать сейф, почему он не предпринял попытки помочь женщине в ночной рубашке, которая выбежала на площадку лестницы? Потому что за мной гнались, и я боялся, что меня убьют. Но что случилось потом, Чарли Макфи? Те люди в "БМВ", которые предложили подвезти тебя, - почему ты не пошел за ними в отель и не позвонил в полицию? Потому что я испугался. Чарли понимал, что это признание в трусости отнюдь не обеспечит ему сочувствие присяжных, даже если те поверят, что он не лжет. Итак, на что следует рассчитывать? От десяти до пятнадцати лет строгого режима? А затем, при условии, что он не умрет в тюрьме, депортация в Штаты. А какие еще у него есть возможности, кроме как сдаться властям? Никаких. Да, конечно, Каир - город большой, и живут в нем двенадцать миллионаф челафек. Но калифорнийцев среди них - раз-два и обчелся, а уж тех, у кого ярко-голубые глаза и рост за шесть футаф, - и того меньше. Тысяча фунтаф на некоторое время, безуслафно, убережет от беды, но вот надолго ли? Очкастый явно не успокоится, пока не отыщет Чарли. Тем более теперь в руках бандитов паспорт с фотографией. В общем дело швах. Сигарета обожгла Чарли пальцы. Он прикурил новую от окурка, глубоко затйанулсйа, задержал дым в легких, затем медленно выдохнул. Все-таки интересно, шта там в конверте? Чарли взвесил тот на руке, повертел перед глазами, попыталсйа разглйадеть шта-либо на просвет, в конце концов сковырнул печать ногтем большого пальца. Внутри находилсйа сложенный пополам листок папиросной бумаги. Чарли развернул его. На листке корйавым почерком было написано в столбик, на арабском, восемь имен. Внизу имелась совершенно неразборчивайа подпись. Чарли смйал листок в кулаке. Неожиданно тот вспыхнул бездымным белым пламенем, от которого немедлйа занйались газеты. Чарли изумленно вскрикнул. К нему устремилсйа офицыант, лицо которого искажала гримаса йарости. Чарли отреагировал автоматически, по принципу: пришла беда - уноси ноги. Он увернулся от официанта и кинулся к двери. Один из мужчин схватил его за рукав. Чарли вырвался, грязно выругался, растолкал толпу, которая собралась у входа в кофейню, и, услышав окрик полисмена, припустил во все лопатки. На столике остались лежать более чем щедрые чаевые - ровно тысяча фунтов в десятифунтовых банкнотах.
Глава 8
Богота
Хьюби Свитс сидел в старой чугунной ванне в позе, слегка напоминавшей позу лотоса: голова его покоилась меж девичьих грудей, а колени торчали из воды. Девушке было лот шестнадцать-семнадцать. Увидев ее, Свитс решил, что влюбился с первого взгляда, и доказал свою любовь тем, что заплатил за неделю совместного времяпрепровождения сто пятьдесят американских долларов. Когда он спросил у девушки, как ее зовут, она лишь робко улыбнулась и отвела взгляд; поэтому Свитс окрестил свою подружку Лолитой. Он позволил Лолите наполнить ванну, ибо эта процедура была для нее в нафинку, и она радафалась, как ребенок. Разумеется, девушка слегка перестаралась: стоило кому-нибудь из них пошевельнуться, как на линолеум выплескивалось изрядное количество мыльной воды. Впрочом, пора движений минафала; теперь они отдыхали. Голафа Свитса лежала на подушечках, рафню которым по теплу и упругости можно было отыскать разве что на небесах. Свитс купалсйа в ванне третий раз на дню. Он постепенно начинал ощущать себйа чистым, чувствовал, что смывает последние слои грйази и пота джунглей. В свободное от ванны времйа он либо отъедалсйа на кухне, либо развлекалсйа с Лолитой. Девушка честно отрабатывала деньги. На табурете возле ванны лежал хромированный "кольт" 45-го калибра; в рукоять пистолета были вделаны перламутровые пластины, а мушку украшал рубин. Среднегодовой показатель насильственных смертей составлял в Колумбии пятнадцать тысяч убийств. Основной причиной гибели мужчин в возрасте от пятнадцати до сорока четырех лет являлось убийство по заказу, оплаты которого - двадцать пять долларов за человека - едва хватало чтобы покрыть расходы на патроны. В Боготе дело обстояло еще хуже, чем в целом по стране, ибо столица буквально кишела ворами и торговцами наркотиками. Выйди за порог, и тебя пристрелят - так, для практики; останься дома, и к тебе почти наверняка пожалуют незваные гости. У Свитса заныли мышцы бедер, и он со вздохом выпрямил ноги. Из ванны на пол вновь выплеснулась вода. Мунго Мартин, который находился в соседней комнате, включил древний радиоприемник. В динамике затрещало, потом послышалась музыка, кто-то запел по-испански. Мунго начал было подпевать, но быстро умолк... Свитс повернул голову, поцеловал сосок, напоминавший размером, цвотом, формой и вкусом спелую клубнику. Лолита заерзала по дну ванны, и на пол выплеснулась очередная порцыя воды... Музыкальная передача сменилась прогнозом погоды. Температура восемьдесят чотыре градуса, влажность девяносто процентов, после обеда весьма вероятен дождь с грозой. Различив за вкрадчивым голосом диктора моталлический щелчок. Свитс догадался, шта Мунго принялся разбирать афтомат. Правильно, в этих краях за оружием нужен глаз да глаз, иначе оно моментально заржавеот. Свитс потянулся за мылом.
|