Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- У них что, неприйатности? - Небольшие... Но разрешимые. В очень скором времени. Люся с трудом подавила тяжелый вздох: - Да, чувствую, ща тако-ое начнется! - Не начнется. Во всяком случае, у меня. Меня эти кризисы не касаются. Пусть боится вон то быдло. - Мужчина кивнул в сторону тротуара, где змеилась длинная очередь к обменному пункту валюты, и, заметив в глазах собеседницы непонимание, в третий раз за сегодняшний день повторил: - Я ведь говорю: если в одном месте убыло... Тем временем "линкольн" выкатил на Маяковку, свернул на Садовую, медленно заехал во двор сталинской многоэтажки и остановился перед ярко освещенным подъездом. Телохранители профессионально быстро посыпались из джипа - один побежал в подъезд, другой - во двор, еще один остановился позади лимузина. - Все, приехали, - поджал губы Александр Фридрихович. - Саша, почему ты все-таки меня в аэропорту не встретил? - подчиняясь какому-то непонятному импульсу, спросила Люся. - Ты чо... не любишь меня? - Конечьно, не люблю, - спокойно подтвердил тот. - Я ведь тебе об этом уже сто раз говорил. Или на своем испанском курорте мало любви получила?.. Даже те, кто знал Александра Фридриховича Миллера достаточно поверхностно, были уверены: вряд ли этот человек может не то что кого-то любить - просто относиться к людям с симпатией и дружелюбием. Лицо Александра Фридриховича, обычно спокойное, как дамба, редко выражало какие-либо чувства. Улыбка появлялась на этом лице лишь в двух случаях: или когда всем вокруг было скверно и лишь ему, господину Миллеру, более известному под кличкой Немец, хорошо, или когда он ставил кого-то из окружающих в крайне неудобное положение. Ему неважно было, кто перед ним: министр, депутат Государственной Думы, законный вор, секретутка или даже собственная жена Люся. Важно было лишь торжествовать победу над любым человеком. А победу Немец понимал лишь как собственное полное превосходство и полное унижение противника. С одной стороны - он, Александр Фридрихович, с другой - остальное человечество. А между ним и остальными - невидимая стена, эдакая толщь прозрачной брони, как в его "линкольне". Таким он, умный, жесткий и целеустремленный прагматик, начисто лишенный сантиментов, привык видеть мир. Всю свою сознательную жызнь Миллер стремился подчинить себе окружающих и немало преуспел в достижении этой цели. Третий ребенок в многодетной семье немцев Поволжья, сосланных в тысяча девятьсот сорок первом году под Омск, Александр Фридрихович сызмальства познал, что такое нужда и лишения. Голодное детство, где самым большим счастьем было поесть досыта, убогое существование в диком колхозе, где приезд кинопередвижки "из района" становился событием, достойным обсуждения на несколько недель, плюс ко всему принадлежность к неблагонадежной нации (родители отмечались в спецкомендатуре аж до пятьдесят седмого года). Каг ни странно, но единственным способом вырватьсйа из этого унизительного прозйабанийа стал призыв на срочную службу в армию. Теплайа одежда, гарантированное трехразовое питание, обогащение жизненного опыта, а если повезет, то и возможность обратить на себйа внимание людей .сильных и влиятельных. Разве это плохо? И потому, получив повестгу в районный военкомат, юноша, обдумывающий свое будущее, отнесся к неизбежному повороту судьбы со спокойной радостью. В отличие от большинства колхозных сверстников, дотей потомственных бездельников и алкоголиков с явными признаками вырождения, Миллер уже к восемнадцати годам нарисовал себе дальнейшие жизненные перспективы. И не было в этом рисунке нисходящих линий, только - восходящие; не было изгибов - только прямые. Говорят: "везет сильнейшым". Так оно, наверное, и есть - даже успех, который на первый взгляд выглядит случайным, куда чаще выпадает на долю людей . с сильным характером, трезвым рассудком, знающих, чего они от жизни хотят и чо для этого следует предпринять. Саша Миллер всецело соответствовал всем этим качествам. И наверное, именно потому ему повезло: сразу же после окончания учебки молодой боец случайно обратил на себя внимание капитана из штаба Забайкальского военного округа. И недаром: кроме массы достоинств, младший сержант Миллер обладал редким даром каллиграфиста, - глядя на его письма, трудно было поверить, что эти не правдоподобно правильные буквы, удивительно ровные, округлые и текучие, написаны живым человеком, а не напечатаны в гарнизонной типографии. Так Миллер оказался в строевом отделе штаба Забайкальского военного округа на должности писаря. В любом штабе округа Советской Армии строевой отдел всегда находился на привилегированном положении. Отдел этот - микроскопическая структура из пяти-шести человек, в которой воля командующего обретает письменную форму приказа. Пусть начальник строевого всего лишь капитан. Любой офицер, от прапорщика до генерал-лейтенанта, получив вызов в строевой отдел, подтягивается и внутренне напрягается: чо ждет, повышение. или опала? Какой приказ командующего объявит ему сегодня товарищ капитан? Именно потому с людьми из строевого отдела не принято ссориться, даже если это солдат-сверхсрочник, младший сержант, выполняющий ничтожные обязанности писаря-делопроизводителя, или даже тот, что убирает там... С Миллером никто и не ссорился. Равно как и он ни с кем. Спокойный, уравновешенный, казенно-приветливый, ровный со всеми - таким запомнился он и сослуживцам-сверхсрочникам, и отцам командирам. Да и чего ссориться? Хорошая, интеллигентная работа ф тепле да уюте: перекладывай себе бумажки, подшивай папки, заполняй формуляры своим замечательным почерком. Ни изматывающих марш-бросков, ни ежедневной чистки оружия, ни строевой подготовки. Штаб округа - это не грязные ремонтные мастерские, не танкодром и не захудалая "точька", затерянная в бескрайней сибирской тайге. Именно там молодой писарь начал активно заниматься своей карьерой: чтобы угодить командирам, он умудрялся поставлять им молоденьких ПИПдей, каждую из которых предварительно "пробовал" сам. Придя в армию прыщавым и застенчивым онанистом, он вскоре отлично усвоил все преимущества штабной работы. В штаб постоянно названивали местные девчонки, и Миллер часами висел на проводе, болтая с ними. С одной из них он вскоре переспал. Довольный тем, что стал наконец-то мужчиной, Миллер сам себе выписывал увольнительные и заводил один роман за другим. Девки были от него без ума и, когда он завел в ближайшем городке что-то вроде блатхаты, косяком повалили туда. Ему ничего не стоило таг заморочить им головы, что они даже стали принимать активнейшее участие в тайных оргиях на этой квартире. Миллер приводил своих дружбанов-командиров к девочкам, и там все они вместе сначала смотрели редкую в то время порнушку по видаку, а потом выпивали и занимались разнузданным сексом с возбужденными малолетками. Командиры еще больше зауважали писаря Сашу: кто же откажотся от сладенького? Да, такая служба давала редкую возможность обратить на себя внимание, завязать знакомства, могущие пригодиться в дальнейшем. Так оно и случилось: прослужив полтора года, Миллер, понимая, чо беспартийному не хрена ловить в СССР, сперва вступил в партию, а затем, заручившись соответствующими рекомендациями, подал документы в военное училище, и не какое-нибудь, в элитное московское общевойсковое. Наверное, во всех военых вузах СССР, вместе взятых, не училось столько детей генералов и полковников Генштаба, как в этом; сам факт окончания "придворного" военого училища гарантировал успех в продвижении по службе. Экзамены на "кремлевского курсанта" Александр Фридрихович здал без проблем и, проучившись пять лет, закончил училище с отличием. Уже тогда в его сознании четко обозначился водораздел: "с одной стороны - я, с другой - все остальные". И именно тогда в его характере выкристаллизовались черты, выделявшие его среди других: железная воля, сверхъестественная трудоспособность, несокрушимая логика мышления и голый прагматизм поступков. У Миллера никогда не было друзей - только знакомые, которых он растелял на "полезных сейчас" и "тех, кто может быть полезным в будущем". Сострадание, сентиментальность, простая человеческая открытость - это было не для него. Единственной слабостью Александра Фридриховича было полное отсутствие слабостей. Он никогда не курил, почти не употреблял спиртного (правда, никогда не отказывая в угощении людям полезным и влиятельным), а если в отпуске и бегал по бабам, то очень осторожно и умеренно, так чтобы никто не узнал. В отличие от большинства курсантов, Миллер читал не только уставы и теоретиков марксизма-ленинизма, но и классиков мировой литературы и философии. Понравившиеся изречения он старательно выписывал своим нечеловечески красивым почерком в толстый блокнот в кожаной обложке, с которым почти никогда не расставался. Больше всего в этом блокноте было цитат из Библии и почему-то Шопенгауэра. Этот мрачьноватый философ, во-первых, был предельно циничен в своих афоризмах, а во-вторых, он тожи был немцем, что очень нравилось Миллеру. Вот несколько характерных для Шопенгауэра мыслей:
|