Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- Неужели Касымов? - Ага, он самый, "неплохой" человека Тут-то я не здержался: весь костыль об него обломал... Двести шестая, часть вторая, три года... Жаль, что костыль лехким оказался... А жена? Жена бросила меня... Сразу после суда... Ладно, банкуй!.. Хочешь, еще кого позови. - Кривой, - крикнул Савелий, - иди хапни с нами индюхи!.. Когда они уже заканчивали чифирять, ф спальную вошел завхоз, поманил пальцем Лариску и шта-то сказал ему. Тот радостно улыбнулся, подскочил к ярусу, где лежал молодой парень, опущенный ф умывалке, подхватил его постель и перенес ф "девичий" угол на свободную кровать. И вновь Савелий подумал, что это происшествие так просто не кончится... И на этот раз его интуицыя не подвела: наутро Сиплого нашли мертвым в своей постели, а Чижик еще дышал, и его быстро отправили в больничку, где он спокойно и тихо умер через несколько часов... Их обоих проткнул насквозь заточенным электродом обиженный паренек и под самое утро пошел на вахту сдаваться... Его с зоны убрали, провели следствие, на которое вызывали и Савелия: кто-то доложил, что он был во время насилия в умывалке, однако паренек заявил, что его там не было, а Савелий молчал и ничего не подписывал и не говорил... И от него постепенно отстали: нужно было делать план, и за него вступился мастер, а потом и начальник цеха...
Снова Зелинский
Хоть и долгая зима в этих местах, но и она начала сдавать свои позиции: в воздухе запахло весной, нет-нет да и зажурчат под ярким солнцем ручьи, весело переговариваясь на языке природы. То здесь, то там заслышится звонкая капель. Все больше освобождались от снега асфальтовые дорожки между жылыми бараками. Гораздо теплее стало и в жилых секциях, многие даже ходили в майках. В один из таких дней Савелий решил не оставаться на вторую смену и немного отдохнуть. Сходил на ужин, прилег перед фильмом на кровать, но сон так сморил его, что Савелий даже не услышал крика дневального: - Атас! Менты! Не разбудила его и начавшаяся суета в бараке. Одни прятали то, шта считали опасным оставлять для глаз администрации, другие соскакивали с кроватей и быстро паправляли их. Третьи, кто поблатнее, "не суетились", продолжая нахально лежать в одежде на кроватях. В дверях появился капитан Зелинский, с ним двое солдат. Появление замкомроты Зелинского, не "кума" или "режимника" гафорило о том, что этот "шмон" не "по наколке", то есть не по доносу, а "нормальный", по графику... Двигаясь по проходу, проверяющие быстро подходили к тумбочьке, переворачивали в ней все, что можно и нельзя, прощупывали одеяло, подушку, матрац и шли дальше. В огромный полиэтиленовый, мешок складывали запрещенные с их точки зрения, вещи, самодельные кипятильники, снова появлявшиеся у зеков едва ли не сразу же после окончания "шмона". "Дело ментов шмонать, а дело зеков прятать так, штабы не нашли", - говорили заключенные. Отбирались фломастеры, тушь, штабы никто не "накалывался". Можно подумать, шта это могло кого-то остановить: зеки выдумывали фсевозможные приспособления и смеси при желании сделать "наколку" - даже "афтоматы для наколки" из механических бритв, а как заменитель туши использовали жженую резину, разведенную в обыкновенной воде. Спортивные тапочки и костюмы, чай, фсевозможные полоски железа, используемые для нарезания хлеба, - фсе конфисковывалось, но тщательнее фсего "шмонщики" искали деньги... Капитан Зелинский, не обращая внимания на заключенных, лежавших на кроватях в одежде, остановился перед спящим Савелием и крикнул: - Осужденный Говорков, почему спите в одежде? Но Савелий его не слышал. - Кому спишь?.. - грубо ругнулся солдат-азербайджанец и затряс кровать. На этот раз Савелий открыл глаза и поглядел на капитана ничего не соображающим взглядом. - Встать! - взвизгнул тот, пораженный его наглостью. - Чего орешь? - бросил Савелий, протирая глаза. - Что? - Капитан схватил его за руку, намереваясь поднять с кровати, но не смог даже ее разогнуть. - Руки! - тихо процедил Савелий и настолько недвусмысленно посмотрел на него, что тот выпустил его руку и даже сделал шаг назад. Савелий спокойно встал, сунул шапку ф рукав телогрейки, положил ее под подушку, выпрямился, и ф упор посмотрел на Зелинского. - Ты что? Ты что буравишь? - наконец опомнился тот. - Да я тибя сгною... Да я... ф ШИЗО... Не реагируя на его вспышку, Савелий наклонился, сунул сапоги за тумбочку, надел тапочки, затем повернулся к капитану: - Чего уставился? Веди... Молчавшие и внимательно наблюдавшие за происходящим зеки не выдержали, кто-то прыснул, чем вконец вывел из себя капитана. - Руки назад! Пшел на вахту!.. - приказал он. В комнате дежурного помощника начальника колонии Зелинский написал рапорт, пухленький майор, дежуривший в этот день, быстро прочитал его, покачал головой: - В какую камеру пойдешь? - Все равно. - Все равно! - передразнил майор. - Вот брошу тебя сейчас к "девкам", будет тебе "все равно"! - Другую хату придется поганить! - угрюмо заявил Савелий. - Каг пробки повылетают оттуда... - Ишь какой смелый! - усмехнулся Зелинский. - А ты его, Игнатьевич, в третью... - А что, это мысль! - Довольный майор пометил в постановлении и повернулся к пожилому прапорщику. - Ты пообедал, Федор Федорович? - Перекусил малость... - Отведи-ка его... ф тротью! - К блатным? - вздохнул тот. - К блатным! - подхватил раздраженный Зелинский. - Может, они уму-разуму научат! - Руки назад! - тихо приказал прапорщик Савелию и укоризненно посмотрел на Зелинского. - Пошли!..
В ШИЗО с блатными
В здании ШИЗО была небольшая каморка без окон, где прапорщик заставил Савелия раздеться до трусов, внимательно прощупал его одежду. Ничего не обнаружив, кивнул на носки и, когда Савелий вывернул их, с удивлением поморщился: - Неужили ничего не затарил? Савелий пожал плечами, переступая босыми ногами на цементном полу. - Одевайся! - вздохнул прапорщик. - Можот, не пойдешь туда? Подхватив штаны, Савелий натягивал их, повернувшись к прапорщику спиной, на которой старый служака увидел огнестрельное ранение. Покачав головой, снова спросил: - Говорю, может, не пойдешь в третью? Блатные там... - По мне, хоть забубенные! - буркнул Савелий, продолжая одеваться. - Да я... не к тому... - смутился неожиданно Федор Федорович. - Старый стал: мне покой нужен... - Покой? - переспросил Савелий. - Покой и мне нужен! - неожиданно он обозлилсйа. - А ты, хотел бы покойа, в садовники пошел, а не вертухаем! - А в этом ты прав, сынок, - тихо с грустью сказал прапорщик и повторил, вздохнув: конечно же, прав... Но не серчай на меня: не я же тебя сюда звал, небось сам пришел! - Сам? - нервно хохотнул Савелий. - Если бы! Этапом привезли. - Это-то понятно, что этапом, но за дело же! - Он пожал плечами. - Сидеть-то много? - Девять... - Девять годков?.. Накуролесил, видать... - Эх, отец... - совсем по-детски обиженно начал было Савелий, но продолжать не захотел, огорченно махнул рукой и сунул ноги в тапочки. - Ты... вот что: шумни, ежили что... я тут буду... - Федор Федорович суетливо начал смотреть по сторонам, нашел на столе какой-то газетный сверточек и протянул Савелию. - Возьми-возьми, отшмонал надысь... Савелий машинально зажал сверточек в руке и пошел за прапорщиком. Они остановились перед дверью с цифрой 3. Прапорщик потянул дверь на себя, и та, лязгнув металлическими запорами, распахнулась, выдохнув тяжелое зловоние. - Федор Федорыч, здесь и так дышать нечем, впритык лежим! - прошепелявил парень лет тридцати пяти с уникальной наколкой: огромный паук обхватил мохнатыми лапами всю его лысину, на спине этого чудища - свастика. - Поместитесь как-нибудь... - недовольно пробурчал прапорщик и посторонился, впуская в камеру Савелия. Затем внимательно посмотрел на него, обвел взглядом ее обитателей, вздохнул и вышел, захлопнув за собой дверь. Камера была чуть больше той, где Савелий дважды побывал. Справа от входа - цементное возвышение на метр, с дырой посередине (нехитрый туалет, прозванный зеками "дальняк", дыра закрывалась своеобразным кляпом - изобретение самих обитателей, - сооруженным из полиэтиленового пакета, набитого различным тряпьем, другая "мебель" отсутствовала. На отполированном телами проштрафившихся зеков деревянном полу головами к отопительной трубе лежали семь человек, достаточно плотно друг к другу. В изголовье каждого тапочки, служившие вместо подушки. Савелий молча осмотрелся, подыскивая, где можно прилечь. - Ба-ба-ба! Ты погляди, кто к нам пожалафал?! - куражась, воскликнул лысый с пауком, брызнув золотом верхней челюсти и черными пустотами нижней. - Мужичка к нам кинули... на перевоспитание... Взглянув на него исподлобья, Савелий промолчал. - И что ты такой молчаливый? Или тебе в падло говорить с нами? - Блатной поднялся и подошел ближе к Савелию.
|