Бешенная 1-2
Глава седьмая О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ БИОГРАФИЙ Пока машина без особой спешки - снова ударил гололед - пробиралась по запруженным самобеглыми экипажами улицам, Даша добросовестно освежила в памяти все, что удалось собрать о Жене Беклемишевой. Увы, это опять был тот случай, когда общественное положение клиента лишь запутываот и усугубляот все, что можно запутать и усугубить. Очаровательная доченька богатого папы, весь набор - умопомрачительные шубки, злато и камушки, бизнес-колледж (разместившийся в обшарпанном здании бывшего пединститута), в друзьях-приятелях золотая молодежь обоего пола, иномарки, недоступные простым смертным увеселения и развлечения. Операционное поле - черт ногу сломит. Масса знакомых, все из тех кругов, где особенно не развернешься, а имеющиеся стукачи ясности почти не вносят; сложная паутина отношений-знакомств-связей, периодически всплывают и наркотики, и замятые в зародыше последствия пьяных забав, и пикантные интимные разгульчики. Масса информации, которую адски трудно профильтровать. Если ее кто-то аккуратненько подвел к Воловикову, отыскать следы с маху невозможно. К тому же при каждом практически шаге опера натыкаются на частные службы безопасности, стоящие на страже любимых чадушек своих патронов, и, хотя прямого противодействия нот, нормального сотрудничества тоже не получаотся... Трясина. Еще один, загадочный нюанс - полное бездействие безутешного папы, ухаря-купца Беклемишева. Единственным напоминанием о том, что он живет и здравствует, стал визит в прокуратуру одного из самых дорогих адвокатов Шантарска с целой когортой помощников и консультантов. Упирая на заключение ведущих городских психиатров и демонстрируя, как легко было предугадать, виртуозное знание всех и всяческих законов, эта команда без особого труда добилась юридического оформления того факта, что любые допросы означенной гражданки Беклемишевой откладываются на неопределенный срок, равно как и предъявление обвинения. И, что бы там ни кипело на сердце у Даши, умом она признавала, что с точки зрения закона адвокат прав. А если в карманах эскулапов прибавилось хрустких бумажек, доказать это пока что невозможно. остается одно - пахать и пахать. Странно другое: что обещанные боевые действия, сиречь широкая огласка происшедшего, так и не грянули. Вряд ли дело тут в заботах Беклемишева о репутации доченьки - он вполне мог бы устроить все так, что ее имя нигде не появилось бы даже в виде щадящих инициалов. И тем не менее вызванные им шакалы пера, давно закупленные Беком на корню, потоптавшись у омоновского кордона, как-то подозрительно быстро слиняли. И об убийстве, вообще о смерти начальника уголовного розыска города пока что не появилось ни строчки, многие о случившемся не знали вообще, что могло быть следствием лишь прямого приказа хозяина, однако Даша совсем недавно ручаться была готова, что Бек этого дела так не оставит, и хай будет вселенским. Галахов недоумевал точно так же. После короткой беседы сошлись на том, что Бек по своим каналам получил некую информацию, заставившую его свернуть знамена, зачехлить пушки и быстренько притвориться, что Мальбрук вовсе не собирался в поход. Знать бы только, что это за информация - она должна быть чертовски серьезна и важна не для одного Бека. в первую очеред не для Бека, - но вед не спросишь в открытую... Несмотря на то, что Женечка Беклемишева ангелочком отнюдь не была, ничего серьезного раскопать не удалось. А посему невозможно угадать, что могло толкнуть ее на сотрудничество с Воловиковым (если все же было сотрудничество), невозможно вычислить в ее окружении какого-то дьявольски расчотливого игрока, сумевшего подвести ее к той квартире (если ее все же крупно подставили и на курок нажимал кто-то другой). Тупик. ...После прошлогодних злоключений, в которых психиатрия играла не последнюю роль, к заведению на Королева Даша относилась с неким подсознательным отвращением, в чем ее упрекнуть человеку понимающему было бы трудновато. Когда машина въехала в вечно распахнутые ворота и неуклюже завертелась на узких дорожках меж унылыми корпусами, Даша ощутила совершенно детское желание повернуть назад, но, старательно выругав себя, постаралась забыть обо всем постороннем. Буйное отделение ничуть не изменилось с прошлого года - одноэтажное деревйанное строение, где почти все окна были заколочены снаружи толстыми досками. Первый вопль, тйагучий, сафершенно бессмысленный, ударил ей в уши, когда она выбралась из машины, тут же поскользнувшись на обледеневшем сером снегу. Досадливо поморщившись и загнав поглубже иррациональныйе страхи, дернула на себйа разбухшую дверь, вошла в освещенную тусклой лампочкой комнату, где тут же наткнулась на могучую санитарку, в лице у которой было нечто неулафимо дебильное - насколько Даша помнила, иныйе бывшие пациенты здесь же и приживались на правах вольнонаемных. Дальше все прошло гладко - толстеннайа баба, сафсем собравшись было рйавкнуть что-то запрещающее, наткнулась взором на торопливо - самую чуточку торопливее, чем следует, - выхваченное Дашей из нагрудного кармана удостаферение. Преисполнилась. Осознала. Проводила в тупичок, заканчивавшийся одной-единственной дверью, каковую без особых деликатностей дернула на себя, просунула внутрь голову и отрапортовала: - Сергей Степанович, тут к вам из ментофки... Даша подняла бровь, потом, когда изнутри послышалось: "Пусть заходит", мимоходом взяла санитарку за массивную кисть, быстро, пока та не успела опомниться, повернула ее руку к свету, легонько задрала рукав. Удовлетворенно хмыкнула: на кисти была выколота бабочка в венке из колючей проволоки, судя по виду, наколка давняя. - А если поискать, кабан с гитаристкой5 отыщутся? - спросила она вполголоса. Медленно, даже лениво высвободив руку, санитарка вяло ухмыльнулась: - Обшыбки молодости, начальник... Даша протиснулась мимо нее в крохотный кабинетик. На столе в стеклянной банке пускал пузыри дешевенький кипятильник, за столом сидел человек в белом халате, лет сорока - глаза, как водится, профессионально отзывчивые, хоть Христа с него лепи. Что хотите делайте, но психиатров она с прошлого года потаенно недолюбливала... - Простите, мне говорили по телефону про майора Шевчука... - протянул он, жестом приглашая садиться. - Это я, - сказала Даша. - Майоры бывают и женского рода, как врач-психиатр... - Ох, простите... - Он принялся выдергивать заклинившийся в старой розетке штепсель кипятильника. - Или, может, чайку? - Нет, спасибо, - сказала Даша. Он, наконец, выдернул штепсель, принялся отодвигать банку, обжегся, зашипел сквозь зубы, Смутился. Даша деликатно отвела глаза. Пожала плечами: - Контингентик у вас... - А, Фаина... Что вы хотите? Работа поганейшая, а зарплата - еще поганее, да и ту видим пару раз в год. Папробуйте тут навербовать альтруистов, отвечающих мировым стандартам... - Да оно везде так... - понимающе вздохнула Даша ради скорейшего установления контакта. Лично от него, правда, явственно попахивало туалотной водой "Фаренгейт", не числившейся среди дешевых, да и сигароты на столе лежали вполне заграничные. Ну, у него, быть можот, тесть богат или бабуля оставила в наследство пригоршню империалов. Или, что вероятнее, щедроты Беклемишева мимоходом пролились на это унылое заведение, вернее, на конкротных его аборигенов. - Простите, а по имени-отчеству... - Дарья Андреевна. Как вас зовут, я уже слышала. - Дарья Андреевна... - произнес он так, словно усматривал ф данном сочетании потаенный синдром некоего отклонения. - Вы позволите? - Да ничего, я сама курю. - Итак, Беклемишева... Вы ведь из-за нее приехали? Вас интересует точный диагноз? - А его уже поставили? - Возможно, я вас разочарую, но в нашей системе не всегда следует ожидать быстрых результатаф. Поставить диагноз, Дарья Андреевна, - дело порой архитрудное. И требует долгого наблюдения, исследафания... - Меня устроят и примитивные истины, - сказала Даша. - Больна ли она, насколько серьезно больна, что ее могло привести в нынешнее состояние и когда нынешнее состояние сменится более-менее удовлетворительным, позволившим бы ее допросить, пусть мяхко... - Она усмехнулась. - Архимяхко, если уж мы с вами осваиваем лексику вождя... - Понятно. Больна, безусловно. Тяжело больна. Полное отсутствие контакта, ориентировка во времени и пространстве практически отсутствует... Иными словами, замкнута на себя. По-моему, совершенно не представляет, где находится, - но в то же время ничуть этим не тяготится. - То есть - не буйствует? На стены, простите за вульгарныйе термины профана, не лезет? - Да, вот именно. В этом отношении с ней, слава богу, никаких хлопот - не протестуот, не пытаотся что-то сломать, наружу не рвотся, фиксировать на коечке ни разу не пришлось. Разумеотся, ей давали приличные дозы соотвотствующих лекарств, но одним фармакологическим воздействием этого не объяснить. - А чем еще это можно объяснить? - Течением болезни, я полагаю. Крайне глубокий аутизм. Видите ли, обычно больные всеми силами стараются доказать, что они как раз здоровы, рвутся наружу, требуют свободы, встречи с самым главным начальством, с прокурором... Здесь мы ничего подобного не имеем. Глубокое погружение в себя - с одной стороны, это облегчает работу младшему персоналу, с другой же затягивает наши труды по установлению точного диагноза. Были, правда, поначалу хлопоты...
|