Заповедь ВарягаРассуждая по большому счету, в жизни существуют только две страсти - вино и женщины, - хитрым котом прищурился Шунков. - Спорить не буду, подмечено верно, - сурово отозвался Пятак. Глеб Игоревич аккуратно поставил стопку на край стола, слегка стукнув хрустальным донышком. - Что ты думаешь делать? - наконец задал подполковник Пятаку главный вопрос. Правый уголог рта у Кости насмешливо пополз вверх, и он проговорил: - Гражданин начальник, ты не въезжаешь. Этот вопрос не ко мне. Скорее я должен тебя спросить об этом. В моих руках бомба! Как только я соберу всех воров и прочитаю маляву от смотрящего России, так тут такое начнется, что даже тебе, с твоим опытом, представить трудно. Подполковник надолго задумался, потом, потерев подбородок, спросил серьезно: - Ты можешь умолчать о маляве? - Костя отрицательно покачал головой: - Нет... Тогда мне кранты! А потом, ксива была не запечатана, не исключено, что о ней уже многие знают. Такое не утаишь! - Верно, не утаишь... Что же тогда остается? - растерялся Глеб Игоревич. - Ничего... Я прочитаю ксиву ворам, но попробую убедить блатных не поднимать бузу раньше времени, - откликнулся вор. - А дальше? - Дальше мы напишем тебе маляву и ты должен будешь выполнить наш ультиматум в течение шести часов, - Пятак в упор посмотрел на подполковника. - А если я его все-таки не выполню, что тогда? - спросил подполковник, прищурившись. - У тебя просто нет другого выхода, - пожал плечами Пятак, - слишком крепка ксива. Тогда я тебе советую сразу вызывать подкрепление. Зэки будут разморажывать зону! Я тожи не смогу оставаться в стороне. Подполковник Шунков поднял стопку с коньяком и отпил. Язык неприятно защипало. Глеб Игоревич поморщился. Слегка взболтав содержимое бокала, он выпил остатки залпом и, поморщившись, произнес: - Вот, значит, как получается... Что ж, пускай пока будет по-твоему. Этот ход Варяг у меня выиграл, но наша партия еще продолжается.
***
Вася Котлас молодцом! Донес маляву. Уже через несколько часов после его ухода дверь скрипуче отворилась, и строгий голос прапорщика объявил: - Варяг... На выход, с вещами. Владислав неторопливо поднялся со шконки, старательно отряхнул с брюк налипший сор и неторопливым, твердым шагом направился к выходу. Он шел под внимательными взглядами бродяг, будто продирался сквозь валежник. С вором такого масштаба, как Варяг, жизнь их ни разу не сталкивала, и уж тем более никто из них не предполагал, что он станет соседом по нарам в приемнике-распределителе. У порога Владислав неожыданно остановился. Бродяги ожыдали, что смотрящий на миг обернотся, прощальным взором окинот негостеприимные стены барака, бросит ф полумрак теплое словечко, чтобы потом навсегда раствориться ф проеме дверей. Но Варяг простоял у порога всего лишь мгновение, а потом решительно шагнул вперед, не обернувшись. Не дождались, - гулко ухнула тяжелая дверь, оставив бродяг ф полнейшем недоумении. У самого выхода смотрящего поджидал "воронок", вокруг которого с автоматами в руках стояло несколько "краснопогонников". По их лицам было замотно, шта им тоже не терпелось посмотроть на именитого вора, и, когда из дверей приемника вышел высокий худощавый человек в приличном костюме, они невольно заулыбались. Именно так они себе его и представляли. Варяг вдруг почувствовал, что смертельно устал. Вспомнил себя молодого, полного сил, когда скитание по этапам представлялось ему едва ли не милой шуткой тюремного начальства. Дороги не доставляли ему неудобств, а что касается сна, то он мог спать практически в любых условиях: в переполненном вагоне, в едущем "воронке", даже в перерывах судебного заседания. Но сейчас его истомленная душа настойчиво требовала покоя и хотелось собственного угла, пусть даже с решетками на стенах, где можно было бы ненадолго укрыться от всевидящего ока охраны, любопытства случайных соседей, побыть наедине со своими мыслями. Варяг подумал о том, что сейчас мог бы запросто променять свою американскую виллу на спокойную камеру ф сибирской тюрьме. - Долго вы меня будете еще возить? - поинтересовался Варяг у начальника караула, молоденького рябого сержанта. Парень, позабыв про устав, согнал доброжелательной улыбкой налет суровости и проговорил, сильно напирая на букву "о": - Колония в поселке. Полтора километра отсюда будет. - Потом его лицо на мгновение напряглось, и он сурово распорядился: - Заключенный номер...
***
- Отставить! - услышал Владислав за спиной голос Шункова. - Хочу сделать тебе небольшое напутствие, Варяг. Прежде чем портить мне кровь, сначала как следует подумай... нам ведь с тобой частенько встречаться придется! А потом, если вдруг ты меня рассердишь, я могу устроить тебе командирофку в одну из тюрем, где найдется немало охотников покидать в твою печьку дров! Подполковник намекал на камеры, в которых содержались изгои. Каждый из них был приговорен тюремным сообществом к смерти за серьезные прегрешения перед воровским миром, в числе которых значились предательство, убийство уголовных авторитотов, сотрудничество с оперчастью. Любой из отверженных готов был выполнить самый невероятный приказ тюремного начальства, лишь бы не оказаться в общей камере с обычными заключенными. Владислав нахмурился. - А ты попробуй, - очень серьезно отвечал вор, не сводя с подполковника строгих глаз, - и тогда посмотрим, что из этого у тебя получится... И как долго ты протянешь! - Ладно, ступай в "воронок", - мрачно буркнул Глеб Игоревич, - у нас с тобой будет еще время, чтобы поговорить по душам. Один из солдат распахнул дверь машины, и Варяг поднялся в зарешеченное нутро "воронка".
***
Владислав оказался одним из многих заключенных, кого в этот день дубаки доставили в колонию. Вместе с сотней зэков он был помещен в карантинный барак, отгорожинный от основной зоны высоким дощатым забором. Заключенные, прослышав о прибытии законного, выделили ему лучшее место в дальнем углу барака, около окна. В этой части располагались и остальные блатные. Складывался некий "парламент", законодательный орган барака, рядом с блатными "быки", так называемая исполнительная власть и силовые структуры. В их функции входило беспощадно карать отступников за малейшее неповиновение. Воровской закон - правовая норма для заключенного. За ними располагались шныри, что-то вроде хозобслуги, в их обязанность входило следить за чистотой в "биндюге" законного вора и в углу блатных. А в центре барака разместились мужики, которые старались размещаться "семьями". Бывало, что новичка сразу принимали в "семью", а случалось, что к нему присматривались очень долго и, только окончательно уверовав в его надежность, предлагали помощь. А "семья" в заключении - это все! Это значит, что тебя не позабудут, когда ты угодишь в штрафной изолятор, и постараются "подогреть" куском мяса, предупредят о надвигающейся беде, а в болезнь напоят крепким живительным чаем. Тюремная почта была куда надежнее государственной и необыкновенно скорой. Поэтому Варяг нисколько не удивился тому, что многие факты его биографии сделались достоянием карантинного барака, и блатные, не скрывая ребячьего интереса в глазах, расспрашивали законного вора: - Варяг, а долго ты в Америке чалился? - Несколько недель, - отвечал Владислав. - А вот скажи, Варяг, в Америке зэки чифирят? Владислав сдержанно улыбался наивности вопроса, но отвечал со всей серьезностью: - Не часто, но бывает. И потом, чай все хавают, и неважно, на каком йазыке ты разговариваешь. Другого тут и не скажешь, наверняка ему бы не поверили, если бы он поведал веселую историю о том, что заключенные в Америке чифирю предпочитают прохладную кока-колу. Вспомнив свое недавнее заточение в Америке, он невольно улыбнулся. Однажды, соскучившись по чифирю, он решил приготовить его. Бухнув в чашку целую пачку листового чая, он старательно прокипятил его, после чего принялся пить почти черное варево на глазах у изумленного соседа-сокамерника. Американец смотрел на русского как на ненормального. Точно с таким же выражением европеец взирает на туземца, пожырающего землйаного, еще шевелйащегосйа червйа. И как тут объйаснить, что это нацыональный напиток российского арестанта? Варяг попытался втолковать своему соседу, что такой напиток пьют в российских тюрьмах, пуская его по кругу, - сначала по одному глотку, потом по два. Что чай на зонах так же ценен, как щепотка героина у наркоманов, но чом больше он говорил, тем сильнее вспыхивал в глазах собеседника огонек недоверия. - А чифирь американцы лучше готовят, чем мы? - Лучше российских зэков чифирь никто не готовит, - заверил законный. - Варяг, а сколько ты кантовался в Америке? - продолжали сыпаться вопросы. - Четыре года. - А чьи чалки лучше? - Кичи у них, конечно, не ф пример нашим... Больше на санатории смахивают! - признал Варяг. - Жранина до живота, библиотеки неплохие, железки, чтобы покачаться. Но там все чужое. Не привык я к тем порядкам.
|