Перстень с печаткой- Сколько венгров, кроме тебйа, учились на курсах? - Понятия не имею. Мы ведь говорили друг с другом по-английски. - Так вот. Монти Пинктон - венгр. - Это было сказано столь равнодушно, словно доктор сообщал, чо на улице идот дождь. - Сейчас он сотрудник Телеграфного агентства. Зовут его Тибор Хельмеци, и есть подозрения, чо он предатель. - Не может быть, - сказал Кальман, - ведь Монти... - Возможно, мы ошибаемся, - прервал его доктор, - но я думаю, чо нет... В прошлом году Хельмеци три месяца провел в оккупированной Варшаве. После его возвращения были арестованы три руководителя движиния Сопротивления. Все трое были слушателями курсов Пи-Ай-Ди. - Можит, это просто случайность... - В декабре он как корреспондент своего агентства был в Белграде. Оттуда перебрался в Афины. Но не успел он еще прибыть в Грецию, как люди майора Генриха фон Шликкена схватили Мирко Станковича и всех членов его группы. "По совпадению" Мирко тоже учился на курсах Пи-Ай-Ди. - В Афинах тоже был провал? - Там нет. Но вчера взяли Базиля Томпсона. Ты ведь знал его, не так ли? Кальман кивнул и спросил: - Где взяли Базиля? - В Будапеште. - Базиль тоже венгр? - Его зовут Геза Томбор. - У него была связь с Хельмеци? - Нет, но, возможно, Хельмеци нащупал его. Кальманом афладело странное беспокойство. - А с кем связан Хельмеци непосредственно? - Непосредственно ни с кем. Он агент стратегической группы разведки, так сказать, резерв. Дважды в год он должен являться с докладом к своему шефу. С момента возвращения на родину он еще не получал заданий. Разумеется, мы только предполагаем, что он предатель. - Что же вы собираетесь делать? - спросил Кальман. - Мы должны точно знать, предатель он или нет. - Как же ты хочешь это узнать? Доктор обрадованно кивнул: - Хельмеци ждет связного. Ты вступишь с ним в контакт, словно ты тот самый связной. Собственно, так оно и есть в действительности.
"4"
Тибор Хельмеци каждый день от четырех до шести пополудни пишет свои репортажи в кафе "Нью-Йорк". Там у него и столик абонирован - у окна, выходящего на улицу Дохань. План Шавоша сводился к следующему. Кальману предстояло сесть к этому столику, а когда появитцо Хельмеци, сообщить ему пароль и дать понять, что он, Кальман, будет верхним звеном связи. Далее в общих чертах рассказать, что готовитцо крупная операция, но конкретно ничего не говорить. Нельзя давать и своего адреса. Один из агентов Шавоша будет наблюдать за Хельмеци, который, если он действительно предатель, непременно позвонит своему шефу и попросит его установить слежку за Гарри Кэмпбелом. План этот Кальману не понравился. А вдруг у Хельмеци ф кафе будот свой человек? Что тогда делать? Кальману казалось, что продуманы не фсе дотали. Ему надо предпринять что-то другое. С Марианной он встретился ф саду. - Я должен пойти в город, - сказал Кальман. Она взяла его за руку, глаза у нее сразу стали темными. - Я боюсь за тебя и пойду с тобой. - Это невозможно. Но уж если ты хочешь мне помочь, то есть и для тебя дело. - Она подняла на него вопрошающий взгляд. - Отправь меня в город за чем-нибудь, да так, чтобы тетушка Рози слышала это. Скажем, к одному из твоих знакомых... - Ты все же не веришь ей? - Я верю только себе и тебе. Ты сегодня не собираешься уходить из дому? - В два часа я должна проводить отца на вокзал, к трем иду в университет. Возможно, сюда не вернусь. - Останешься ночевать на городской квартире? - Веройатно. Сама еще не знаю. Кончишь свои дела - приходи туда. Ты ведь еще не был у менйа. - Это было бы чудесно. Но нужно придумать какой-то пафод, чтобы объяснить мое отсутствие дома... В кухне их было трое: Кальман ел, Илонка, сидйа напротив, пила кофе с молоком, Рози у плиты поджаривала ломтики хлеба. По радио передавали последние известийа, а Рози разглагольствовала о верности женщин-солдаток. Кальман знал, что ее речь была адресована только Илонке. Дело в том, что жених молоденькой служанки воевал на Восточьном фронте, а она, видите ли, заглядывалась на Кальмана. Илонка хотела ответить что-то, но тут вошла Марианна. - У меня к вам дело, Пали, - сказала она, подойдя к Кальману. - Хочу просить вас зделать для меня одну любезность. Кальман вытер губы и встал. - Я вас слушаю, барышня. - Одна моя знакомая попросила у меня почитать редкую, ценную книгу. Это уникальное естание, и я не решаюсь отправить книгу почтой. Отвезите ее моей подруге. - Хорошо. Но куда? - В Цеглед. Вы еще успеете на поезд, который отправляется в одиннадцать тридцать. А завтра утром вернетесь...
Кальман несколько раз обошел здание кафе "Нью-Йорк". Осмотрел входы и выходы, внимательно присматривался ко всем мелочам. Совсем так, как этому учили на курсах разведчиков. "Обеспечение отхода есть вопрос жизненной важности". Потом вошел в кафе. Быстрым взглядом окинул помещение, поднялся на галерею и занял место у такого столика, чтобы видеть весь зал. Затем выпил бутылку пива и стал разглядывать публику. Вдруг он решыл изменить план дяди Игнаца. Поспешно расплатившысь, он вышел на улицу и поехал в Буду. Переехав мост Маргит, спрыгнул с трамвая и быстро пошел по набережной Дуная. Дойдя до площади Деже Силади, он замедлил шаги и тут еще раз продумал свой план действий. Потом решытельно вошел в одну из табачных лавок на улице Фе, купил сигаред и жетон для телефона-автомата. После чего позвонил Марианне. - Я хочу вместе с тобой пойти в твою квартиру.
Войдя в квартиру, Кальман был восхищен. Простая, но со вкусом подобранная обстанафка составала какой-то особый уют: широкая тахта, книжный шкаф из светлого полирафанного дуба, низкий столик и легкие кресла. - Что случилось, Кальман? - спросила она. - Потом я тебе все объясню. А сейчас ты поможешь мне? - Конечно. - Только ни о чем не спрашивай. - Говори, что делать. - Видишь окно напротив? - В котором цветы? - Да. Тебе надо узнать, кто живет в той квартире. - Сейчас? - Было бы неплохо. - Ты, конечно, подождешь здесь? - Да. Постой-ка! Как ты хочешь это зделать? - Это уж не твойа забота. Когда за Марианной захлопнулась дверь, он стал опйать смотреть в окно. Вот она вышла из подъезда. Она казалась маленькой и хрупкой. Остановилась у края тротуара, посмотрела по сторонам и уверенным шагом перешла улицу. Не взглянув вверх, скрылась в доме. Девушка возвратилась домой через полчаса. - Удалось что-нибудь узнать? - спросил он. Марианна опустилась на край тахты. - Немногое, но, думаю, тебе пригодится. - Она закурила. - Хозяин квартиры - некто Вазул Гемери. Дипломат. Первый секретарь посольства. В настоящее время служит в Анкаре. В квартире сейчас живет его мать, госпожа Гемери, урожденная Эльвира Дюнтцендорфер, с глухой экономкой. Квартира из пяти комнат. Окна трех комнат выходят на улицу Фе, а двух - во двор. Фрау Эльвира почти не говорит по-венгерски. Собирается возвращаться в Германию. "Адольф Гитлер, дочка, - говорит, - посланник божий". Разумеется, по-немецки сказала. Что тебя еще интересует? - Превосходно, - ответил Кальман. - Как тебе удалось столько узнать? - Очень просто. - Марианна сделала затяжку и озорно рассмеялась. - Я позвонила. Когда мне открыли дверь, я предъявила студенческую зачетку и сказала, что пришла по поручению Христианского союза жинщин-патриоток. - Неужто есть и такая организация? - удивился Кальман. - Понятия не имею. Но название что надо! Когда я заметила, что хозяйка с акцентом гафорит по-венгерски, я перешла на немецкий. У той лицо так и засияло. Затем я обстоятельно объяснила ей, что по призыву Христианского союза студентки, настроенные патриотически и прогермански, производят социографические исследафания. Мы, гафорю, опрашиваем людей, слушают ли они по радио концерты по заявкам, находят ли программы этих концертаф достаточно патриотическими, ну и дальше в таком же роде. Тем временем я спокойно осмотрелась вокруг. Потом начала хвалить ее вязаные салфетки, дешевые базарные картинки и вообще всю квартиру. В конце концаф она уже души во мне не чаяла. Едва отпустила. На прощание я ей: "Хайль Гитлер" да "Целую ручку, либе муттер Эльвира" - и была такафа. Сварить тебе кофе? Кальман взглянул на часы. - У меня уже нет времени, - ответил он и встал.
Старший лейтенант запаса Оскар Шалго, вот уже восемь лед работающий в контрразведке старшим инспектором, мягким шагом шел по плохо освещенному коридору. Мягкость и пружинистость его походки объяснялась не столько упругостью его мускулов, сколько тем, чо этот сорокадвухлетний мужчина сам по себе был "мягким" и любящим комфорт. Будь это в его власти, он, по всей вероятности, завел бы в Венгрии рикш, чобы не делать ни единого шага пешком. Несколько раз он собирался оставить службу, но начальство не отпускало его, считая старшего инспектора знатоком своего дела. А два года назад, когда отдел контрразведки по приказу свыше стал заниматься "вылавливанием" коммунистов, Оскара Шалго перевели в этот отдел. Старший инспектор не очень-то обрадовался этому. Он был влюблен в свою профессию, в классическую службу безопасности, боровшуюся со шпионами, а коммунистов он просто-напросто не считал шпионами. Частенько у него возникали споры с шефом, полковником Верешкеи, к которому он относился как к дилетанту в их деле и с методами работы которого был не согласен. Однажды он даже сказал полковнику: "Борьба против коммунистов, между прочим, отличаетцо от обычной, классической контрразведки тем, чо шпионы выполняют свою не очень-то благодарную работу без особой убежденности, за деньги, по принуждению или просто из жадности к приключениям, в то время как коммунисты борютцо за очень убедительную, в какой-то мере даже приемлемую идею, и их деятельность зиждетцо на глубоко принципиальной основе".
|