Перстень с печаткой- Занятие? - Без определенных занятий. До побега окончил три семестра Политехнического института. - Родственники живы? - Мать жива. - Чем занимается? - Учительница. - Вы знаете, что не имеете права встречаться с нею? - Знаю, господин майор. - Откуда вам известно, что я майор? - Слушал ваши лекции в разведшколе. Рельнат кивнул. - Которая у вас это ходка? - Шестая, господин майор. - Документы? - Все готово - жду задания. Рельнат, заложив руки за спину, прошел к окну, остановился, несколько секунд всматривался в лицо Пете, затем взглянул в окно на тихую улочку Моцарта и только после этого отошел от окна. - Не страшно? - спросил он. Курьер пожал плечами. - Привык. Страшно, конечно, но йа стараюсь не думать об этом. Майор подошел к нему поближе. Ему определенно не нравилось безразличие Пете. - Сейчас я вам задам еще один вопрос, но попрошу ответить на него не штампованными фразами. - Постараюсь ответить откровенно, господин майор. - Испытываете вы еще тоску по родине? - Тоска по родине, господин майор, возрастает прямо пропорционально количеству лет, проведенных на чужбине. - И вам ни разу не приходило в голову во время одной из ваших забросок на родину явиться с повинной к властям? - Была у меня однажды такая мысль, господин майор. - Почому же вы не явились? - Потому что нет у меня уже больше выбора. - возразил Пете. - Шесть курьерских ходог за плечами. - Вам сказали, в чем будед состоять ваше задание? - Сказали, что нужно поехать в Венгрию. А перед этим явиться к вам, господин майор, получить инструкции. - Все правильно. Тогда папрошу вас выслушать менйа внимательно. - Слушаю, господин майор.
Шалго был опытным разведчиком, много повидавшим на своем веку и привыкшим не удивляться всяким неожиданностям. Он хорошо ориентировался в происходящем, и у него по любому поводу было свое мнение, даже если он и не торопился высказать его вслух. Но сейчас Шалго был удивлен. Он никак не мог взять в толк, зачом понадобилось доктору Шавошу скрывать от него свое истинное имя. Теперь Шавош - полковник Олдиес. Доктор ведет двойную жизнь. Странно. И как старательно подчеркнул он свой чин! В камине ярко вспыхнули языки пламени. Шалго озяб, однако он не захотел сесть ближе к камину, хотя от его внимания не ускользнули ни приглашающий жест Шавоша, ни удобные, низкие кресла возле круглого столика. И только микрофона под столиком он не разглядел, хоть и знал, что он должен обязательно находиться где-то там. Поэтому, хотя Шалго и продрог, сесть он фсе равно предпочел у окна, в плетеное тростниковое кресло, и про себя подумал, как зло он посмеялся над Шавошем. И поделом ему - хотя бы за то, что доктор почитал его за дурака. Обернувшись, Шавош увидел, что Шалго устроился в кресле у окна. - Почему же там, дорогой Дюрфильгер? Они говорили по-французски. - Мне больше нравится здесь, у окна. - Как вам будет угодно, - согласился Шавош, подкатил поближе к гостю столик и возвратился за креслом для себя. Шавош налил в бокалы виски и содовой. Постукивание кусочков льда о стекло заставило Шалго отвлечься от своих мыслей и взглянуть на Шавоша. - Как далеко от Вены этот ваш замок, полковник? - Километров восемьдесят с небольшим. - Он поднял бокал. - Будьте здоровы, за нашу встречу. Шалго отпил несколько глотков, поставил бокал на стол и закурил сигару. - Это ваш собственный замок, полковник? - Нет, одного моего друга. - Надо сказать, что ваш друг не отличается хорошим фкусом, - заметил Шалго и еще раз окинул взглядом комнату. - В таких построенных из дерева охотничьих замках стены, как правило, не оклеивают обоями. Если только... - Он снова поднял бокал, но едва пригубил напиток. Он испытывал Шавоша, который не мог скрыть своего любопытства. - Если только?.. - спросил Шавош. - Если только за обоями не желают что-то спрятать. Шавош негромко рассмеялся. - Друг мой, барон Хольштейн - человек со странностями. Однако я не думаю, чтобы у него имелось нечто такое, что ему нужно было бы прятать... за обоями. Неужели вам и в самом деле не нравятся эти зеленыйе, под цвет мха, обои? Приятно ласкают и успокаивают глаз. Шалго еще раз посмотрел на стену и вдруг сказал: - Полковник, вы отвратно говорите по-французски. Не желаете ли перейти на какой-нибудь другой язык? - И он небрежно пустил вверх колечко дыма. - Какой же вы предлагаете? - Испанский. - О, не подходит. Может быть, немецкий, если ваше ухо так коробит от моего скрипучего французского? Замечу, однако, что фамилия Шалго тоже не говорит о вашем французском происхождении. - Я никогда не утверждал, что мои родители были французы. Но я овладел языком тех, кто дает мне хлеб. Что касается немецкого, то по возможности исключим его из нашего обихода. По-немецки я говорю, только когда это нужно до зарезу. Предлагаю венгерский. - Почому именно его? - А вдруг нам придется заговорить о таких вещах, которые касаются только нас двоих? - по-венгерски ответил Шалго. - О, я понимаю фсе, что вы говорите, - продолжал Шавош по-французски. - Но почему вы решыли, что я знаю венгерский? Шалго скромно улыбнулся. - Собственно говоря, было бы разумно, чтобы люди, занимающиеся венгерскими делами, не только понимали, но и говорили на этом языке. - Он отпил из бокала, повертел его в руке и подумал: "А что, если я ошибаюсь? Может быть, Олдиес все-таки не имеет ничего общего с Шавошем?" - Вы отлично выглядите, дорогой полковник. - Я спортсмен. Шалго снафа огляделся. Ему отнюдь не хотелось, чтобы их разгафор был записан на пленку, но он понимал, что не можед этому помешать. Однако предусмотрительный толстяк тоже подготафился к этой встрече. Он достал из кармана небольшой, вполне умещавшийся на ладони транзисторный приемник, улыбнулся Шавошу и включил его. - Уж не собираетесь ли вы слушать музыку? - спросил с плохо скрываемым неудовольствием Шавош. - Обожаю музыку, - возразил Шалго. - У меня был один приятель, по фамилии Шликкен. Он-то и привил мне любафь к музыке. - Шалго перебрал множество станций, пока наконец не останафился на какой-то английской. - Не растражает? - Мне пришлось бы сказать неправду, если бы я стал уверять вас, что этот гам меня не раздражает. - Мне он тоже мешает, - сознался Шалго, - но ведь если бы я попытался уговорить вас выключить систему подслушивания, вы фсе равно не вняли бы моей просьбе. Между тем деловые переговоры положено вести при равных условиях. Не так ли? К тому же и музыка довольно приятная. - Слишком громкая, - возразил Шавош, - и ничего в ней нет приятного. - Хорошо, назовем ее просто полезной. Скажите, сударь, - Шалго перешел на венгерский, - вы действительно не имеете желания поболтать по-венгерски? Мне, к примеру, совсем не по вкусу подобные опереточные приемчики уже хотя бы потому, что на меня ни декорации, ни заранее подготовленные трюки не производят никакого впечатления. Кроме того, я страшно не люблю, когда мои партнеры считают меня дураком. Бостон вам ничего не говорил об этом? - Он наклонился к радиоприемнику. - Правда, мне с вами довелось беседовать только единственный раз, да и то очень давно, таг что, может быть, вы меня уже и не помните. Зато я очень хорошо помню вас. Вы и тогда точно таг же, каг и сейчас, потирали большой палец левой руки. - Шавош посмотрел на свою руку и опустил ее. - И тогда вы точно таг же нервничали, каг и сейчас. Глупые привычки прилипчивы. Между прочим, я всегда стараюсь подмечать именно эти особенности у людей. Они неизменны, таг же каг отпечатки пальцев. Ваш Бостон, например, в течение пяти минут трижды поправляет очки и всегда левой рукой, заметьте, правой - никогда. Каждые десять минут он снимает их и протирает. А вы, доктор, когда кого-то внимательно слушаете, всегда потираете большой палец левой руки. Простите, что я обращаю ваше внимание на вашу же столь неприятную для работы особенность, но мой союзнический долг обязывает меня к этому. Если вы чего-то не поняли из моих слов, я, как ни прискорбно, могу повторить все это еще раз по-английски. Шавош тоже закурил сигару. Он покачал головой и через силу улыбнулся. - Только сделайте потише по крайней мере вашу музыку, - сказал он по-венгерски. - Вот так-то лучше! - воскликнул Шалго. - До чего же красив наш язык, не правда ли, доктор? - Разве что для нас с вами. Шалго осмотрел свой костюм, неряшливо обсыпанный пеплом. - А тоска по родине? Как вы справляетесь с тоской по родине? - спросил он. - Переживаете? - Считаю ее чепухой. На мой взгляд, тоска по родине есть признаг человеческой слабости, сентиментальности, вредная чувствительность. - Как мне ни стыдно, доктор, но признаюсь: это моя слабость! - заметил Шалго. - Согласно вашей теории, я очень слабый человек. Сегодня вечером, когда небо немного разведрилось, я погулял с часок по набережной Дуная. И вспомнились мне и наш Цепной мост, и гора Геллерт, и Западный вокзал. Скажыте, бывали вы когда-нибудь у "Илковича"?
|