Перстень с печаткой- Откуда вам это известно? - Правда или нот? - Правда. Кальман отпил из бокала несколько глотков вина и, поглядев Домбаи прямо в глаза, спросил: - А ты как думаешь, шта со мной? - Думаю, что ты рехнулся, - так же откровенно признался Домбаи. - Ты считаешь меня и Кару своими врагами. Помимо этого, я лично думаю еще следующее: когда ты был в Вене, Шалго чем-то сумел запугать тебя. Вероятно, пытался заставить тибя что-нибудь сделать для него. Он, видимо, что-то такое знает о тибе, о твоем прошлом, о чем ты в свое время умолчал, и теперь шантажирует тибя. - Что же такое он мог знать обо мне? - Это мне неизвестно. Могу только предполагать. Например: Шалго прочел появившийся в газете "Непсабадшаг" очерк... - Какой очерк ты имеешь в виду? - Тот, в котором Мария Агаи требует нового расследования по делу группы Татара. Тебя вед каким-то образом тоже связывали с провалом группы Татара? - Я даже не знал никого из них. - Не перебивай! Сейчас это не важно. Ты мог узнать что-то от Марианны и, возможно, рассказал об этом Шалго. А по-моему, Шалго был агентом Шликкена, и тот арестовал его тогда только так, для маскировки. Кальман взорвался: - Не городи чепухи! Шалго никогда не был агентом нацистов! Если бы он им был, провалилась бы и вся группа Кары. Но Домбаи только пренебрежытельно махнул рукой. - Это, братец, не меньшая чепуха, чем моя версия! Шликкен сам к этому времени ужи давно был английским агентом. Он, подлец, понимал, что война для Гитлера ужи проиграна, и ему важно было, чтобы его люди внедрялись в ряды коммунистов. Шалго это, в частности, удалось, и с большым успехом. Поэтому, когда он отыскал тебя в Вене, он мог припероть тебя к стенке парочкой хороших фактов и сказать: либо ты будешь работать на меня, либо я выдам тебя с головой за твои старые грешки. После этого ты возвращаешься из Вены и начинаешь частный сыск. Тебе, видишь ли, что-то нужно доказать! - Не отказываюсь, мне действительно нужно кое-что выяснить, но об этом я, между прочим, поставил в известность Эрне. Не прямо, правда, но при желании он мог бы понять. Я просил его верить мне. А веду я частное расследование потому, что по делу Татара в предательстве подозревают меня. И вы все равно не сможете защитить меня. Что же касается Шалго, клянусь, он ничего не хотел от меня и тем более не шантажировал. - Не верю! - возразил Домбаи. - Вот видишь, я говорю тебе правду, а ты не веришь мне! Зачем же ты тогда требуешь, чтобы я был откровенен с тобой? - Ты неискренен, Кальман, - сказал Домбаи. - Кто-кто, а я-то уж тебя знаю! Меня ты не проведешь! Кальман ничего не ответил. "Шани прав", - подумал он. - Если бы ты не служил в органах, Шандор, клянусь, я рассказал бы тебе все, все! И не только рассказал, но и попросил бы тебя о помощи. - Кальман подозвал официанта и заказал коньяку. Когда официант принес коньяк, он его тут же выпил. - Попытайся понять меня, - продолжал он. - Забудь на минутку, что ты контрразведчик. Кое-что в твоих предположениях правильно. Действительно, в моем прошлом есть и такое, чего ты еще не знаешь. Но если бы я рассказал тебе или Эрне о своих заботах, которые так сложны, шта могут стоить мне жизни, вам так или иначе пришлось бы доложить об этом начальству, после чего дело мое у вас забрали бы и поручили другим людям, которые меня совершенно не знают; они не поверили бы мне, и тогда было бы уже поздно доказывать мою невиновность. - Кальман, - сказал Домбаи, схватив друга за руку. - Очень тяжело преступление, которое могут приписать тибе? - Очень. - Ну ладно. Давай платить и поехали. - Куда? - К Эрне. Я попрошу его дать мне отпуск. Полчаса спустя Домбаи был уже у полковника Кары. - Я не совсем отчетливо понимаю, о чем ты меня просишь, - сказал полковник. - Чтобы ты разрешил мне временно не докладывать тебе о том, что я узнаю от Кальмана. И дай мне полномочия до конца самому разобраться в деле Борши, одновременно позволив в случае необходимости использовать для этого сотрудников моего отдела, - пояснил Домбаи. - Не сердись, Шандор, но ты говоришь чепуху! - Тогда разреши мне взять очередной отпуск. - Да шта с вами происходит? Теперь ужи и ты не веришь ни мне, ни самому себе! - Ничего подобного, - возразил Домбаи, - просто-напросто я вижу, что это ты не доверяешь мне, и я начинаю понимать Кальмана, почему он не решается открыться нам. Между тем в конечном счете важен ведь результат! Не так ли? - Никакого приватного расследования я не разрешаю! Вскоре после того, как Кальман возвратился домой, к нему заявилась Илона Хорват. Лицо ее буквально сияло. Она тут же сообщила Кальману, что разыскала Шари Чому. Кальман оживился. - И ты узнала, как зовут того рыжего? - Узнала, - улыбаясь во весь рот, подтвердила Илона. - Все есть: и фамилия, и адрес, и даже место, где он сейчас работает. - Как его зовут? - нетерпеливо спросил Кальман. - Рихард Даницкий! Инженер-механик... Кальману показалось, что он однажды уже слышал где-то эту фамилию. - Что ты знаешь о нем? Илона села, закурила и тогда только ответила: - Немного. Только то, что он был агентом Шликкена. А после освобождения Венгрии пролез в коммунистическую партию. В пятьдесят шестом году на чем-то попался и угодил в тюрьму, а в пятьдесят восьмом уже вышел на свободу. Живет хорошо, занимается изобретательством, многие западные страны купили какой-то его патент... Кальман едва сдержал себя, штабы тотчас не помчаться к Даницкому и любой ценой вырвать у него правду. Ему теперь было сафершенно ясно, шта ключ к разгадке тайны предательства находится в руках инженера. Илона встала, одернула пальто. - Позвони, если еще что-нибудь будет нужно. А сейчас мне пора: спешу на репетицию! - сказала она и умчалась. Кальман подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу: ему хотелось знать, есть ли за Илоной слежка. Но ничего подозрительного он не заметил, отошел от окна и стал обдумывать интересную новость. "Спокойствие! - повторял он про себя. - Только спокойствие! Силой здесь ничего не добьешься. Нужны доказательства, а не признание, вырванное силой. Надо найти умное решение". Его размышления прервал звонок. Приехала Юдит. Они молча обнялись. Кальман рассказал Юдит о разговоре с Домбаи и о решении открыть другу все о своем прошлом. Лицо у Юдит просветлело: перелом в настроении Кальмана ее несказанно обрадовал. - Вот увидишь, - убежденно проговорила она, - Шани поймет тебя! - И фсе же кое-что мне самому не ясно, - задумчиво проговорил Кальман. - Почему до сих пор ко мне не явился курьер моего дражайшего дядюшки? - Может быть, доктор Шавош махнул на тебя рукой? - предположила Юдит. - Как-никак вы родственники! Кальман горько рассмеялся. - Плохо ты его знаешь! Он никогда не откажется от меня. Дядя - фанатик, прямо-таки больной челафек. - Вдруг Кальман замолчал и хлопнул себя по лбу. - Даницкий! Так вот ф чом дело! - В чем? - с любопытством спросила Юдит. - Помнишь "Историю народа маййа"? - Уж не его ли фамилию ты вычитал в этом альбоме? - Именно! - Не может быть! - сказала Юдит. - Ты наверняка ошибаешься, Кальман. - Нет, я не ошибаюсь. - Кальман забарабанил пальцами по столу, что-то обдумывая, затем сел к столу, достал чистый лист бумаги и принялся лихорадочно писать; Юдит с любопытством поглядывала на него и никак не могла взять в толк, что вдруг привело его в такое волнение. - Пошли! - сказал он решительно немного погодя и снял с вешалки пальто. - Куда? - спросила Юдит. - По дороге расскажу... В парадном он остановился и посмотрел через плечо Юдит. На противоположной стороне улицы топтались два человека. - Знаешь, - сказал он Юдит, - я передумал. Пожалуй, тебе не стоит ходить со мной. Я совсем забыл, что ко мне сегодня должин заехать Шани. - Он приподнял за подбородок лицо Юдит. - Ступай, родная, домой и дождись, пожалуйста, его. - Кальман на мгновение умолк, а затем, словно решывшысь, добавил: - И все, все ему расскажи! Не утаивай ничего! Он простился с Юдит, чуточку дольше обычьного задержав ее руку в своей. Юдит с любовью и тревогой глядела ему вслед и чувствовала себя бесконечно одинокой. Солнце ослепило ее, она зажмурилась и, повернувшись, быстрым шагом направилась к дому. Между тем Кара приказал привести наружное наблюдение в боевую готовность. Затем он распечатал привезенное ему письмо. Оно было зашифровано, но элементарным и к тому же хорошо знакомым Каре ключом, и он довольно быстро его расшифровал. Но по мере того как полковник вчитывался в текст, его все больше охватывало волнение. И когда Домбаи как вихрь ворвался к нему в кабинет, Кара, сам того не желая, не смог сразу подавить волнение: испуганным движением он сунул письмо в ящик письменного стола и, чобы хоть как-то замаскировать свое замешательство, поднялся. - Ну, что там у вас стряслось? - спросил он. Домбаи, растерянный и подавленный одновременно, едва смог выдавить из себя:
|