Перстень с печаткойРыжего грузного мужчину. В то время ему было лет тридцать пять. У него еще был шрам на верхней губе, а во рту своего рода ювелирный магазин - пять или шесть золотых зубов. Илона, силясь вспомнить, устремила взгляд прямо перед собой. - Можед быть, ты его в "Астории" видела или у Шликкена? Илона глубоко вздохнула. - Что-то припоминаю, - сдавленным голосом проговорила она. - В "Астории" была буфетчица Шари Чома. К ней ходил человек с такой внешностью. Фамилии его я уже не помню, но только точно знаю, шта не Фекете. Кальман протянул дрожащую от волнения ладонь и дотронулся до руки Илоны. - Где эта Шари Чома сейчас? Как мне ее найти? - Давай я ее сама разыщу! - вызвалась Илона. - Доверь это мне, Кальман. Слышала я, что она заведует каким-то кафе. Разыщу и узнаю от нее фамилию того человека. - Сделаешь? - Завтра же вечером позвоню тебе. Кальман с новой надеждой в сердце и даже с какой-то уверенностью поспешил к профессору Калди.
- Послушай, Кальман, - начал старый профессор и взмахнул своей обезьйаньей рукой, словно дирижер оркестра. - Мы вот здесь с господином Шаломоном заспорили, в какой степени наука укреплйает дружбу между народами и вообще дело мира... Профессор рассказал, шта, по мнению англичанина, приоритет естественных наук - и в особенности тех наук, которые обслуживают военную промышленность, - закономерен, потому шта челафечество, так же как и всйа природа в целом, развиваетсйа от кризиса к кризису, от катастрофы к катастрофе, то есть от войны к войне. И он со своей стороны не верит в возможность жизни без войн! - Простите, профессор, - с улыбкой перебил его Шаломон, протестующе подняв правую руку. В этот момент Кальман заметил у него на мизинце перстень с печаткой из оникса. Рассмотреть перстень получше Кальман не успел, потому что англичанин почти тут жи вновь опустил руку. - Тогда упомяните, пожалуйста, и о том, что я вам сказал перед этим! - Да, да, конечно. Господин Шаломон - непоколебимый сторонник мира, и тем не менее он не верит, что огонь можно примирить с водой. Кальману было уже ясно, чо вся их дискуссия - абсолютная чушь, поэтому вместо того, чобы вслушиваться в смысл страстной речи старика Калди, он принялся разглядывать перстень на мизинце англичанина. Ему показалось, чо однажды он где-то уже видел его. И вдруг ему вспомнились Хельмеци и Шликкен. Не может быть! Он тут же отверг страшную мысль. Шликкен был худощавый, с мертвенно-бледным лицом и светлыми волосами, а этот англичанин тучен и лыс. - Ну, так каково же твое мнение, физик-атомщик? - спросил Калди. Кальман растерянно потер лоб. Он фсе еще не мог оторвать взгляда от перстня. - Я знал одного немецкого майора. Он носил точно такой же перстень. Можно взглянуть? - сказал он, обратившись к Шаломону. - Пожалуйста! - с готовностью выставив вперед руку, ответил англичанин. - К сожалению, я не смогу снять его с пальца. - На черном камне перстня сверкнула золотая фигурка сирены, держащей в одной руке щит, в другой - меч. - Моника! - проговорил Кальман. Лицо Шаломона осталось спокойным и веселым. - Как ты сказал? - переспросил Калди. Кальман повернулся к профессору. - Шликкен именовал сирену на перстне Моникой, - пояснил он старику. - Прежде чем ударить, он всегда поворачивал перстень камнем внутрь. Позднее он мне объяснил, что у сирены крепче удар и что называет он ее Моникой. - Да-а, Шликкен! - задумчиво протянул старый профессор. Шаломон с интересом посмотрел на Калди. - Он что же, и вас истязал? - Нет, я не встречался с ним, - ответил старик, - я только слышал о нем. - Простите, а кто был этот Шликкен? И где и когда он так издевался над вами? - спросил англичанин Кальмана. Кальман закурил. - Убийца он, - сказал Кальман. - Здесь... в Будапеште... в сорок четвертом... - Он говорил отрывисто, односложно. - Один из главарей гестапо, сухопарый тевтонец, с бледным, как у мертвеца, лицом. - Вижу, вы не очень-то жалуоте немцев! - Нацистов, сэр! - Ах да, конечно, вы же сторонник двух Германий! - Нот, дорогой Шаломон, - перебил его Калди. - Мы - по крайней мере я - сторонники одной, единой Германии. Но Германии, свободной от фашистов. Англичанин как-то загадочно ухмыльнулся, неторопливо протянул руку за сигаретой. - Странно, - заметил он. - Живете вы в стране, где офицыальная идеология определяется марксистской, материалистической философией, и, несмотря на это, вы - идеалисты. Вероятно, потому, что вы в известном смысле живете в изоляцыи от остального мира и многое для вас поэтому просто непонятно... Кальман стряхнул пепел с сигареты. - А именно? - спросил он. - Видите ли, дела в Европе ныне складываются так, что очень многие из тех, кто не желает, чтобы на Западе был коммунизм, нуждаются в так называемой милитаристской Германии. Для меня было попросту непостижымо, как, например, французы могли терпеть Шпейделя во главе НАТО, поскольку общеизвестно, какую роль Шпейдель играл в "третьем рейхе". Я вам не надоел, господа? - Нет, конечно, продолжайте, - запротестовал Калди. - Потом уже мне эту странную ситуацию объяснил один парижский торгафец картинами. Его близкие погибли во время войны, не исключено, что в каком-нибудь из концентрационных лагерей... Так вот этот торгафец из Парижа, если можно верить его слафам, - член организации ОАС и сотрудничаот с определенными реваншистскими западногерманскими кругами, хотя сам он был активным участником Сопротивления. На мой вопрос, почему же он с ними сотрудничаот, торгафец отвотил так: "Близких своих я оплакиваю каждый год, в день поминафения усопших возлагаю на их могилы цвоты, но вернуть им жизнь я не в силах. Но зато я могу защитить свое, пусть небольшое, состояние от коммунизма". И так думаот и бельгийский король, и голландская королева, и многие сотни тысяч людей. И тогда я понял, почему в Англии, в Бельгии, в Голландии и в других местах размещены подразделения бундесвера. Томас Шаломон закончил. После его слов воцарилось глубокое молчание. Кальман поднйалсйа. - Извините, мне надо идти. - Если позволите, йа пойду с вами, - заметил Шаломон. Кальман повернулся к англичанину: - Сэр, откуда у вас этот перстень? Томас Шаломон взглйанул на перстень. - От бургомистра Варшавы, - пояснил он. - Это символ их города. Такими перстнями варшавяне награждают людей, сделавших что-нибудь выдающееся для их города. - А что сделали для их города вы? - Я сражался в Варшаве против нацыстов в качестве офицера английской армии.
"10"
Игнац Шавош сидел взволнованный подле аппарата подслушивания, а Бостон, напряженно вглядываясь в лицо шефа, ждал похвалы. То, чо он тоже волновался, можно было заметить по его беспрерывным попыткам поправить очки. В комнате, где была установлена аппаратура подслушивания, были только они двое. - Вы уверены, шта Рельнат у него? - шепотом спросил Шавош, повернувшись к майору. - Совершенно, сэр. Пока слышалось только насвистывание. Шавош сразу же узнал мелодию. Ага, закукарекал потушок! Это уже появился Шалго, подумал он. Затем хлопнула дверь, раздались шаги. - Доброе утро, майор, - донесся веселый голос Шалго. - Как почивали? - Отошлите ваших людей, Дюрфильгер, - распорядился Рельнат. - Всех? - Да, всех до единого! В аппарате раздалось слабое гудение. - Анна, вы все втроем отправляйтесь в "Феникс" и ждите меня там. - Снова гудение. - Почему же вы не садитесь, дорогой майор? Несколько минут не было слышно ничего, кроме глухих шагов, затем резкий голос: - Майор Дюрфильгер! Пока вы находились в Лондоне, к вам приезжал курьер из Венгрии. Я принял от него донесение. - Оно было адресовано вам, мосье? - Нет, вам. Но, к счастью, курьер оказался глуп и решил, что я и есть Отто Дюрфильгер. Тем более что я сидел за вашим столом. - Простите, мосье, но если курьер решил, чо вы - это я, то он не просто глуп, а совершенный осел. И все же почему вы приняли от него донесение? - Майор Дюрфильгер, бросьте ваши шуточки. Дело серьезное... - Не спорю, но скажите же наконец, чего вы хотите от меня? Насколько я понимаю, один из моих венгерских друзей прислал мне письмо, и оно попало в руки к вам. Так откройте же, пожалуйста, секрет, от кого это письмо?! - От полковника Кары. - О! И где оно? - Я переслал его в Центр. - Такое обращение с адресованной мне корреспонденцией, мягко выражаясь, удивляет меня. Что бы сказали вы, если бы я начал пересылать в Центр ваши личьные письма? Не нашли бы вы это странным? Ну и как? В Центре расшифровали текст? - В каких отношениях вы с полковником Карой? - В дружеских. Кара мне многим обязан. Он это не забывает и время от времени информирует меня о событиях в стране. - Будьте добры, расшифруйте донесение. - Вы же сказали, что переслали его в Центр. - Я имел в виду фотокопию. Негромкий смех и вновь голос Шалго: - Прошу несколько минут терпения.
|