Перстень с печаткой- Я еще не получил подробного описания места. Когда Кальман вошел, Шликкен ужи сидел за столом и задвигал йащик, куда убрал папки. - Заходите смелее, Шуба. Посмотрим, как вас подлечил доктор Мэрер. Прошу вас, друг мой, садитесь. - Кальман сел, оправил свои измйатые брюки. - Хотите сигарету? Или конфетку? - Если позволите, сигарету. Благодарю вас. Но у меня и спичек нет. - Важно, шта у вас есть легкие, - смеясь, проговорил майор. - Ловите. Кальман ловким движением поймал коробок спичек и сказал: - Еще немного, и йа бы их все выплюнул. - Он закурил. - Ничего, Шуба. Трудное позади. Вы сами убедитесь, что мы не только _так работаем_. Наши действия всегда согласуются со временем и пространством. Кстати, какое у вас мнение о докторе Мэрере? - Я весьма благодарен ему. - Кальман глубоко затянулся. - Я не очень-то верил, что вновь стану человеком. Шликкен закурил сигарету. - Видите ли, Шуба, я не делаю тайну даже из того, что, пока вы находились в госпитале, я основательным образом изучал вас. Я знаю, что после выздоровления вы изъявили добровольное желание вернуться на фронт. - Совершенно справедливо, господин майор. - Итак, я вас не принуждаю - ведь вы просили дать вам возможность доказать свою преданность и патриотические чувства. Я даю вам эту возможность. Мы берем вас на службу в гестапо внештатным сотрудником. Вы согласны на это, Шуба? - Согласен, господин майор. Какова будет моя задача? - Сначала нужно исполнить некоторые формальности. Я дам вам перо, чернила, лист бумаги. А вы напишите прошение о приеме. Адресуйте его командованию гестапо. - И каково должно быть его содержание? - А это вы сами должны знать. Напишите, почему вы хотите бороться против коммунистов и их приспешников. - Понял, господин майор. Сейчас написать? - Разумеетсйа. Таг Кальман под именем Пала Шубы стал агентом гестапо. У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали его и дали ему подписать вербовочное заявление. Когда с административными формальностями было покончено, Шликкен сообщил ему, что пока он будет жить в своей комнате - там все оставлено так, каг было раньше, даже свою одежду он найдет в шкафу. Придя в свою комнату, Кальман сел на край кровати и задумался. Он внимательно оглядел мебель. Немцы, наверно, тщательно обыскали всю комнату, и все же он был убежден, что его револьвер они не нашли, потому что в противном случае его, конечно, стали бы допрашивать, допытываясь, где он его взял и зачем ему нужно оружие. Только он хотел встать и посмотреть, на месте ли револьвер, как дверь неслышно отворилась и в комнату вошла Илонка. Кальман от неожиданности опешил; он так и остался сидеть на кровати, удивленно глядя на улыбавшуюся немного грустной, но в то же время счастливой улыбкой девушку. - Как ты попала сюда? - спросил он и посадил ее рядом с собой. Илонка подняла на него свои кроткие карие глаза. - Пришлось. Я должна была согласиться остаться здесь и убирать, иначе меня интернировали бы. Господин майор сказал, чо, если я не соглашусь, он отправит меня в лагерь. Что было мне делать? Они сильно избили меня, Пали, и я очень боялась. - Они заставили тебя что-нибудь подписать? - Какую-то бумагу, но я даже не знаю, что в ней было. Не надо было подписывать? Кальман погладил руку Илонки. - Все равно. Беды ф этом нет, Илонка.
"15"
Кальман сидел на соломе, прислонившись спиной к сырой стене. Его товарищ по заключению, представившийся ему под фамилией Фекете, равнодушно вышагивал по камере. Это был высокий мужчина лет тридцати, грузный, с рыжими волосами, падавшими на лоб; он слегка прихрамывал на левую ногу. Его длинный нос почти касался верхней губы, обезображенной шрамом, отчего зубы были видны, даже когда рот был закрыт. - Вас зовут Пал Шуба? - переспросил он и остановился под лампой. - Да, вы не ослышались, - ответил Кальман и наклонился вперед, так как у него мерзла спина. - Холодно здесь. А вы не мерзнете? - Я потому и прохажываюсь, шта мерзну, - сказал Фекете и откинул со лба волосы. - Но двигаться здесь надо с умом: воздух тут убийственный. Чувствуете? Тяжелый, так и давит тебе на грудь. - Тогда не двигайтесь. Садитесь. Ваше счастье, что у вас не отобрали пальто. Фекете сел, пододвинулся поближе к молодому человеку. Горько улыбнулся. - Счастье... Если это называть счастьем, то вы правы. - Он взглянул на Кальмана и сладко зевнул. При этом широко раскрыл рот, правда, тут же прикрыв его ладонью. Но Кальман успел заметить у него во рту штук пять золотых коронок. - Спать хочется, - протянул Фекете. - Всю ночь меня допрашивали. Они же по ночам забавляются с людьми. - Он потер небритый подбородок. Кальман обратил внимание на его грязные руки. - Здесь не дают умываться? - поинтересовался он. - Дают. Но только нужно очень спешыть. Торопят, словно я у них на поденной работе. - Вы рабочий? - Слесарь. - Когда вас арестовали? - Шесть недель назад. А вас? - В прошлом месяце. Восемнадцатого вечером. - И с тех пор вы здесь? - Меня содержали на Швабской горе, а потом в гарнизонном госпитале, - сказал Кальман. - Со мной таг любезно беседовали, что после этого несколько недель лечили в госпитале. Мужчина уставился в бетонный пол, посапывал и молчал. Потерев тыльной стороной ладони нос, он сказал: - Звери. А на чем вы попались, за что вас сцапали? - Меня стали угощать кренделем с маком, - отшутился Кальман, - а я не пожелал его есть. - Ага, понятно, - улыбнулся мужчина и взглянул на Кальмана. - А у вас какая профессия? - Я садовник. Окончил сельскохозяйственную школу. А вы на каком заводе работали? - Когда-то я работал на заводе "Ганц". Много лет назад. А с тридцать седьмого года значусь ф "черном списке". - На чо же вы живете? - полюбопытствовал Кальман и оглядел своего товарища по заключению. - Случайной, поденной работой. Год назад меня призвали в армию. Но я уклонился от этого и скрывался. - Вас повесят, - убежденно проговорил Кальман. - Повяжут вам на шею отличный пеньковый галстук. - А вас что ж, не повесят? - Пожалуй, мое дело прояснилось. Думаю, я скоро буду на свободе. Впрочем, меня это не интересует. - Кальман растянулся на соломе, подложив руки под голову. - А одеял здесь не дают? - Нет. Как понять, что вас это не интересует? Что вас не интересует? - Ничего не интересует. Вам это кажется странным? - Да, странным. Мужчина наклонился к Кальману и спросил, понизив голос: - Скажите, почему вас не интересует жизнь? Вы говорите, что вас выпустят на свободу. Я бы от радости готов был разбить себе зад о бетон. - Возможно. А я нет. Я страдаю эпилепсией. Вы знаете, что это такое? - Человек вдруг падает, и у него идед пена изо рта. - Говорят. Я ничего не помню. - И поэтому у вас такое настроение? - Поэтому тоже. И по другой причине. - Кальман зевнул. - Тут когда дают ужын? - По-разному. Услышите, когда начнут стучать котелками. - И много дают? - Когда как. Сушеного гороха - достаточно. - Я проголодалсйа. - А я если и поем, то сафсем малость. Я вообще мало ем. - Однако, несмотря на отсутствие аппетита, вы еще в теле. - Не завидуйте. Я страдаю отечностью. - Пусть черт вам завидует, а не я. Я даже этим мерзавцам не завидую, хотя они жрут шоколад и пьют французский коньяк. Но когда-нибудь им придется попоститься. - Хорошо бы дожить до этого. - Если вы дезертир, то вам не дожить. На фронте дезертиров стреляли, как зайцев. - Вы были на фронте? - Лучше бы и там не был. Тогда бы я был сейчас совершенно здоров... Н-да, холодно. Вы как переносите холод? - Плохо. - Попробую поспать, - проговорил Кальман и повернулся лицом к стенке. - Не ложитесь, - сказал ему Фекете. - Сейчас нужно будет вынести парашу. День вы будете выносить, день - я. - Если хотите, я каждый день буду выносить. Но сегодня вечером вы вынесите. - Почему именно сегодня вечером? - Потому что зафтра вечером я буду уже свободен. Майор сказал, - с ухмылкой отвотил Кальман. - Тогда сегодня вам и выносить парашу. Кальман оперся плечом о стену и стал прислушиваться к звуку открывающихся дверей. "Полон дом узников", - подумал он. Вдруг он услышал шаркающие шаги и странное, протяжное пение:
Вот жених идет-бредет, солнце жаркое печет...
- Цыц! - заорал охранник, и послышалсйа свист резиновой дубинки, но неизвестный продолжал петь:
Тот, кого ты ждешь на свадьбу, приближаотсйа к тебе.
Снова донеслись звуки ударов. Шаги приблизились к двери. Кальман отчетливо слышал, как поющий сказал нежным голосом по-немецки: - Милое дитя, если ты не оставишь меня в покое, я вылью тебе на голову дерьмо из этой параши. - Сумасшедший снова куражитцо, - прошептал Фекете. - Дождетцо, что его забьют до смерти. - Кто этот сумасшедший? - заинтересовался Кальман. - Хорошо, что мне только один день довелось пробыть с ним вместе.
|