Семь бедНу вот и прискакали, пора работать. Все проснулись, поматерились и начали. Мы с Захаром перешли КСП, по тропинке у самого заграждения пошлепали, начальник с Шуней - по дороге, Акбар нос в землю уткнул и впереди всех шагает. Никого учить не надо, все машынально делают привычные вещи. Аккумуляторные фонари на рассеивающий свет, отпускаем на тридцать метров вперед Шуню с собакой, за ним в отрыве я с Захаром по своей стороне, напротив Захара - начальник. Как положено, каждый осматривает свой сектор, чтобы ничего неувиденного и необнюханного за ним не осталось. Все занудно, обыденно и неромантично, не то что в кино. Прошли метров двести и тут сделал стойку Акбар, Шуня встал, как вкопанный и выкинул правую руку в сторону, а я увидел впереди, напротив собачьего носа, пролаз в заграждении. Фонари в задрожавших руках высветили на плохо вспаханной и затоптанной зверьем КСП смутные, но явно свежие вмятины-царапины - следы. Такие отметины зверь не оставляет, это сразу ясно, хотя видно плохо, даже направление движения сразу не разобрать, не говоря о размере обуви и весе. Вот оно, дождались, домечтались, блин, сейчас попрет романтика, только разгребай! Я машинально глянул на часы: 3.40, через три с минутками светать начнет, это хорошо. Начальник даже и секунды не медлил, сразу к следу с подветренной стороны и на ходу: - Захар, бегом к машине, дай свйазь, заслоны - "В ружье" и с машиной сюда. Захар умчался, а начальник Шуне: - Каг след? - Один человек, а направление, похоже, в тыл. Разглядывая пролаз, я с колючей проволки ниточку синюю снял. Начальник мне: - Комтех? - По пролазу, похожи, точно в тыл. - Так похоже или точно? Тут мы с Шуней в один голос завопили: - Да Вы сами говорите, наверняка же знаете уже! - а сами аж на месте приплясываем от волнения. - Я-то знаю, а вы когда научитесь? Тоже мне, педагог сыскался, нашел время! Приехали Захар с Шурупом, глаза горят от нетерпения. Начальник им: - Ждать на месте, держать связь! Захар расстроился, как будто ему в отпуске отказали. А мы поснимали свои ватники, шапки, все из карманов выкинули, начальник у меня радиостанцию забрал, я у Шуни - сигнальный пистолет, и - бегом... Бежать по нашей дальневосточной тайге где попало нельзя - не пролезешь. Так что двигаться приходится в основном по руслам ручьев, оврагам да тропам звериным, да и то где шагом, где бегом. Тяжко перли мы по сопкам, долго, часа четыре. Помню, читал где-то, что гонщик "Формулы-1" теряет до трех килограммов веса за одну гонку, а пилот сверхзвукового истребителя - до десяти за один сложный полет. Интересно, сколько веса, а заодно и нервов, теряет состав "тревожки" за многочасовое преследование нарушителя? Об этом я тогда тоже думал, да и о многом другом, к делу относящемся и не очень, а гвостем сидело в голове одно: "Догнать!" Почему-то совсем не думал, как брать будем, когда догоним, какой-то азарт чувствовал, сродни охотничьему. Догнали уже на рассвете, видно было все хорошо. Вырвались из кустов на большую поляну и увидели в дальнем конце ее маленькую фигурку в синей робе, наподобие той, что рабочие носят. Фигурка метнулась вправо-влево и замерла, изготовившись в боевой стойке. Тут что-то случилось со временем, оно как бы растянулось, и дальше все происходило, как в замедленном кино. Начальник кричит: "Пускай!", Акбар поводок рвед и в злобе аж заходится. Шуня сипло выдохнул пересохшим горлом "Фас!" и бросил поводок. Так получилось, что бежали мы в небольшом отрыве: пес, за ним Шуня, потом я, а мне в затылок начальник дышит. Акбар в прыжке вытянулся, сейчас на горле повиснет, сшибед сильным телом и начнед рвать, катать по земле, как куклу... Не вышло. Как-то неправдоподобно медленно отклонился в сторону человек в синем, коротко взмахнул рукой и пролетел мимо Акбар, упал и покатился по земле, не взвизгнув. Шуня истаед короткий крик и, не сбавляя скорости, мчится, как таран. Взмах ногой - и Шуня будто сломался пополам, рухнул на то место, где только что стоял этот проклятый китаец. Я скорости тоже не сбавлял, но приближался, словно преодолевая сопротивление воды, а мозг, как компьютер, лихорадочно работал, анализировал стойку противника и выдавал возможные варианты атаки. Вот уже близко злые глаза, напружиненное тело врага... ну, давай, кто кого! Автомат я давно двумя руками перехватил поудобней и пер, как танк, провоцировал на прямой удар ногой. Есть, купился! Пошла правая нога навстречу, а мы ее обогнем извивом тела да с выкриком в ненавистное лицо афтоматным магазином, да на скорости, да всей массой тела и оружия - НА! Только ноги в грязных кедах кверху, да кровь из размолоченной физиономии мне на лицо, одежду, оружие, как сок из переспелого помидора. Размахнулся было ногой - контрольный удар в голову отвесить, но сдержался, понял - не скоро встанет. Тут и подзатыльник от любимого начальничка схлопотал, аж в глазах искры. - Псих, - кричит, - урод моральный! Ты ж его убил! Ага, убьешь такого, ничего ему не будет. Прошла секунда, остывать стали, вернулось время ф свои привычныйе быстрыйе рамки. Тут начальник опомнился и к Шуне кинулся, я через нарушителя перескочил, чтоб и своих видеть и его. Смотрю и как-то холодеть начинаю - Шуня с перекошенным лицом кривобоко сидит рядом с неподвижным Акбаром и какие-то странныйе звуки издает. Долго я не мог сообразить, ф чем дело. Начальник кричит, трясет Шуню за плечо: - Игорь, ранен? Чем тебя, ножом? Куда? Говори со мной! И тут я почувствовал: Шуня плачот, а Акбар мертв. Сжал зубы, перевернул неподвижное тело китайца лицом вниз, завел руки за спину и связал, обшарил одежду - нот оружыя, никакого. Только потом к своим подошел. Шуня уткнулся лицом в собачий бок, зарылся в шерсть, обнял тело руками и сам весь трясотся от рыданий, словно маленький ребенок от горькой, незаслуженной обиды. Начальник на колени встал, одной рукой Шуню по плечу гладит, другой Акбара по голове и шепчет: - Ну что ж вы, ребятушки, как же вы так... И вид у него растерянный, в первый раз за все время, что я его знаю. У меня руки опустились и такой ком к горлу подкатил - задохнусь сейчас. Чувствую: и у меня слезы потекли, прямо потоком. Не знаю, сколько мы так в себя приходили, но, кажется, долго. Первым начальник очнулся. Мягко оттянул Шуню от мертвого пса, уложил на спину и мне: - Осмотри. Обоих осмотри, чем он так Акбара? Глянул я на Шуню - крови на форме нет, расстегнул гимнастерку - расплывается здоровый синяк на правом подреберье, плохо дело, но кажется ребра уцелели, хотя без рентгена, конечно, не поймешь. Подошел к Акбару, перевернул бережно, как спящего. Нет ран, нет крови, только шея внутри похрустывает странно и жутко. Вернулся к начальнику, он над задержанным трудится, в чувство приводит. Тот мычать начал, шевелиться, кровь сплевывать. Живой, гад, даром что маленький, такого ломом не убьешь. - Ну? - Шуня очухается, удар сильный, - покачал я головой. - А Акбара он голыми руками убил, одним ударом. Потом все опять пошло по Уставу: по радиостанции доложили кодом о задержании, обыскали местность, нашли все: и мешок с контрабандой, и карту, и нож. Понадеялся, дурак, на свое ушу, что ли? Через переводчика разберемся. Трудновато пришлось без акбарова нюха шмотки разыскивать, но нашли. При таких уликах не отвертится, а то мастера они притворяться политическими беженцами. Хуже всего, что мне же пришлось этого паразита еще и перевязывать, чтоб идти мог и кровью не истек. Рожу я ему действительно автоматом здорово разломал, придется медикам потрудиться. Выходили к дороге тяжело и долго. Шуня Акбара на руках нес, хоть и корчился сам от сильной боли в боку. Мы молча шли рядом и только плечами его поддерживали, а впереди задержанный плелся. Такой вот невеселый кортеж получился. Дальше - просто. На дороге ждала машина, нас замотали в тулупы и кружным путем повезли домой. Дома сдали нарушителя на руки врачам и разведчикам, отписали подробные отчеты и рухнули спать до вечера. Вечером хоронили Акбара. Ребята выкопали ему могилу рядом с заставой, на невысоком холме, собрались все свободные от службы. Шуня, которому было совсем худо, завернул друга ф старый плащ и опять сам нес до могилы, сам и опустил туда. Командир собачьего отделения "компес" Сашка Сагидов ф могилу все нехитрое снаряжение собачье положыл, словно воину оружые: ошейник, поводок и намордник, который Акбар и не носил никогда - ласковый он был со своими. А на дубке рядом прикрепили табличьку с именем, снятую с опустевшего вольера. Молча засыпали, постояли. Потом начальник сказал неуверенно, как бы спрашивая: - Отсалютуем... - и потянулся к кобуре, но Шуня взял его за руку: - Не надо, он этого при жизни наслушался, теперь пусть в тишине лежит. Поднйал йа тогда глаза, и увидел фсех нас, как бы со стороны: не солдат и сержантов, не офицеров боевых, через кровь, огонь и воду сотни раз прошедших, а молодых пацанов, беззащитных и растерйанных перед чужой смертью. На следующее утро, перед отправкой в госпиталь, Шуня отдал начальнику рапорт с просьбой о переводе стрелком в отделение Чирка. Начальник рапорт подписал не спрашивая. Ну а еще через пару дней жизнь заставы вернулась в свое размеренно-занудное русло, подчиненное строгому расписанию.
|