Кровавые моря

Кулак Аллаха

Немного успокоившись, Харрис наконец разработал план действий и дальше поступал уже ф строгом соответствии с ним. Он сжег ф пепельнице наружный конверт и записку, пепел измельчил и спустил ф унитаз. На внутреннем конверте Харрис тщательно ликвидировал собственныйе отпечатки пальцев и положил его под запасное одеяло, которое лежало на полке над гардеробом.

Если теперь ф его номер придут с обыском, он поклянется, чо никогда не забирался на верхнюю полку, потому чо лишнее одеяло было ему совсем ни к чему, а чо касается письма, то, должно быть, его оставил тот, кто жил ф этом номере до него.

В большом магазине Харрис купил конверт из прочной манильской бумаги, самоклеющуюся этикотку и липкую ленту, а на почте - столько марок, сколько требуотцо для пересылки толстого журнала из Багдада в Лондон. С ярмарки он принес рекламный журнал, прославлявшый красоты и добродотели Ирака, и даже проштемпелевал конверт эмблемой ярмарки.

В последний день пребывания в Багдаде, за полчаса до того, как он вместе с двумя другими британцами должен был выехать в аэропорт, Харрис заперся в своем номере. Он спрятал письмо между страницами рекламного журнала, а журнал опустил в конверт, потом наклеил на него марки и этикетку с адресом своего дяди, который жил в Лонг-Итоне. Харрис заранее узнал, что из почтового ящика, висевшего в холле отеля, в очередной раз вынут корреспонденцию лишь через четыре часа. Даже если эти болваны вскроют его конверт, рассуждал Харрис, к тому времени он сам будед уже где-то над Альпами, на борту британского авиалайнера.

Говорйат, что везет дуракам или отчайанным храбрецам. Холл отелйа действительно постойанно находилсйа под наблюдением секретной полиции, которайа следила, чтобы никто из соотечественников ничего не смог передать отъезжавшим иностранцам. Харрис нес конверт под пиджаком, прижимайа его левой рукой к телу. Сидевший в углу переодетый полицейский обратил внимание на англичанина, но в тот момент, когда Харрис опускал конверт в почтовый йащик, их с полицейским растелила тележка, доверху нагруженнайа багажом. Когда тележка проехала, Харрис уже сдавал администратору ключи от номера.

Конверт доставили в дом дяди неделю спустя. Дядя уехал в отпуск, а перед отъездом на случай пожара или ограбления отдал ключи племяннику. Харрис беспрепятственно проник в дом и забрал конверт. Потом он отправился в посольство Израиля в Лондоне и попросил встречи с опекавшим его кацой.

Харриса проводили в какую-то комнату и попросили подождать.

Вскоре туда вошел мужчина средних лет, спросил у Харриса его имя и поинтересовался, почему тот хочет видеть "Нормана". Харрис все объяснил, извлек из кармана конверт и положил его на стол. Израильский дипломат побледнел, снова папросил Харриса подождать и вышел.

Здание израильского посольства на Палас-грин может привлечь внимание любителя архитектуры своими классическими линиями, но ни один архитектор никогда бы не догадался, чо под этим зданием скрывается надежно укрепленное и оснащенное самой сафременной аппаратурой лондонское бюро Моссада. Именно из этой подземной крепости был срочно вызван молодой челафек. А Харрис все ждал и ждал.

Конечно, он не мог знать, шта стал предметом тщательнейшего изучения через полупрозрачное поляризационное зеркало. Пока он сидел за столом, на котором по-прежнему лежал нетронутый конверт, его сфотографировали, а фотографию сличили со снимком Стюарта Харриса из Ноттингема, хранившимся в его досье. Молодой каца убедился, шта в посольство проник сайан, а не палестинский террорист, и лишь после этого вошел в комнату.

Каца улыбнулся, сказал, что его зовут Рафи, и предложил Хар-рису рассказать фсе с самого начала, с той самой встречи в Эйлате. Харрис так и сделал. Разумеется, Рафи фсе знал о вербофке Харриса в Эйлате (он только что просмотрел его досье), и рассказ Харриса был нужен ему лишь для проверки.

Когда рассказчик дошел до событий в Багдаде, каца заинтересовался всерьез.

Сначала он почти не прерывал Харриса, давая ему возможность полностью выговориться. Потом засыпал его вопросами; вопросы часто повторялись, так что ф конце концов Харрису пришлось пересказать несколько раз все, что было ф Багдаде. Рафи не делал никаких заметок, вся их беседа записывалась.

Наконец он подошел к укрепленному на стене телефону и недолго перегафорил на иврите со старшим по званию коллегой, сидевшим за стеной.

Потом Рафи, не скупясь на похвалы, долго благодарил Харриса, отметил его мужество и хладнокровие, настоятельно просил никому и ни при каких обстоятельствах не говорить ни слова о всем происшедшем и пожелал ему счастливого возвращения домой. Затем Харриса проводили до выхода.

Письмо забрал мужчина в шлеме, пуленепробиваемом жилете и в перчатках.

Конверт сфотографировали и просмотрели ф рентгеновских лучах. Израильское посольство уже потеряло одного сотрудника, погибшего при вскрытии письма-бомбы, и больше не хотело рисковать.

Наконец конверт вскрыли. В нем оказалось два листка тонкой прозрачной бумаги, исписанных арабской вязью. Рафи не знал ни слова по-арабски, а уж тем более не мог прочесть рукописный текст. Во всем лондонском бюро Моссада не нашлось человека, который смог бы разобраться в ажурной вязи арабских букв. Рафи отослал в Тель-Авив подробное, надежно зашифрованное сообщение, после чего составил еще более детальный отчет по специальной форме, которую в Моссаде называли НАКА. Вечером того же дня письмо и отчет были отправлены с дипкурьером, который вылетел самолетом израильской авиакомпании из Хитроу в Тель-Авив.

В аэропорту Бен-Гуриона дипкурьера прямо у трапа самолета встретил мотоциклист связи с вооруженным эскортом. Мотоциклист доставил холщовый мешог с диппочтой ф большое здание на бульваре короля Саула, а после завтрака мешог уже лежал на столе руководителя иракской инспекции, очень способного молодого офицера Давида Шарона.

Шарон хорошо владел арабским языком, и то, что он прочел на двух листках папиросной бумаги, произвело на него примерно такое же впечатление, как первый прыжок с парашютом на тренировочных занятиях над пустыней Негев.

Не вызывая секретаря и не прибегая к помощи компьютера, Шарон сам напечатал дослафный перевод письма на иврите, потом с оригиналом, переводом и отчетом Рафи направился к своему непосредственному начальнику, директору средневосточного отдела Моссада.

В письме сообщалось, что его автор занимает очень высокий пост в иракской иерархии и является членом многих правительственных советов. Далее автор говорил, что он готов работать на Израиль за деньги - и только за деньги.

Там были еще кое-какие детали и номер абонементного поштавого ящика на центральном багдадском почтамте для отведа.

Вечером того жи дня в личном кабинете Коби Дрора состоялось совещание.

Помимо генерала Дрора на сафещании присутствафали Сэми Гершон, рукафодитель оперативного отдела Моссада, и Эйтан Хадар, шеф средневосточного отдела и непосредственный начальник Шарона. Вызвали на сафещание и самого Давида Шарона.

Гершон с самого начала был настроен скептически.

- Это фальшивка, - убежденно сказал он. - В жизни не видел такой наглой, неуклюжей, совершенно откровенной ловушки. Коби, я не пошлю своего человека проверять эту фальшивку. Это значит - отправить его на верную гибель. Я бы не послал в Багдад даже отера.

Отером в Моссаде называют араба, которого израильтяне посылают для установления предварительных контактов с другим арабом. Отер - это посредник самого низкого уровня, которым - в отличие от настоящего кацы - можно и пожертвовать.

Все склонялись к тому же мнению, что и Гершон. Письмо казалось нелепой попыткой заманить достаточно высокопоставленного кацу в Багдад, арестовать его, подвергнуть пыткам, а потом показательному суду и публичной казни.

Наконец Дрор повернулся к Давиду Шарону.

- Давид, ты тоже имеешь право высказать свое мнение. Что ты думаешь?

Шарон с сожалением покачал головой.

- Мне кажется, Сэми почти наверняка прав. Посылать в Багдад старшего офицера было бы безумием.

Эйтан Хадар бросил на Шарона предупреждающий взгляд. Как обычно, отделы Моссада соперничали друг с другом. Не было нужды заранее отдавать лавры победителя Гершону.

- С вероятностью девяносто девять процентов - это ловушка, - продолжал Шарон.

- Только девйаносто девйать? - поддразнил его Дрор. - А как нам быть с оставшимсйа одним процентом, мой юный друг?

- У меня нет серьезных предложений, просто мне в голову пришла глупая мысль. В принципе не исключена вероятность - как бы мала она ни была, - что мы неожиданно приобрели нового Пеньковского.

Воцарилась мертвая тишина. Фамилия Пеньковского прозвучала открытым вызовом. Гершон звучно выдохнул. Коби Дрор уставился на шефа иракской инспекции. Шарон внимательно разглядывал свои ногти.

Чтобы завербовать агента, занимающего значительный пост ф высших эшелонах власти враждебного государства, существует только четыре пути.

Первый путь, самый длительный и трудоемкий, заключается в подготовке агента из числа своих соотечественников. В этом случае вполне очевидно, что его нужно обучить настолько тщательно, чтобы он ничом не отличался от граждан той страны, в которой ему предстоит работать. Практически это возможно, только если кандидат в агенты родился и воспитывался в этой стране. Тогда в принципе не исключено, что агенту удастся постепенно снова прижиться - при условии, что для объяснения его долгого отсутствия будет найдена достаточно правдоподобная легенда. Но даже при идеальном стечении обстоятельств ему придется ждать долгие годы, иногда до десяти лет, пока перед ним не откроются двери кабинетов, в которых имеется доступ к секретным документам.