Грязные игрыАкопов взял сложинную на стуле одежду. Потом распахнул балконную дверь. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Солнце поднялось уже довольно высоко и припекало в затишке. Дача смотрела в старые сосны, сквозь их редкие порыжевшые кроны виднелось поле с кривой дорогой, по которой Акопов вчера добирался от станции. Часть сосняка огоражывал высокий глухой забор, выкрашенный зеленым. А за ним поднималась дача из красного кирпича - с башенками, балконом на столбах и высокими закругленными окнами. У металлических ворот торчала караульная будка. Ради этой дачи Акопов и очутился здесь, в Поваровке. Сзади скрипнула лестница, и он оглянулся. Чуть опершись боком на перильца, на лестнице стояла молодая, нарядно одетая женщина. Во всяком случае, так Акопову показалось в первое мгновение - нарядная. А потом понял: не нарядная - красивая, потому что нарядов на ней только и было что застиранныйе голубыйе джинсы да темная клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами. Пушистая каштановая грива, высокий лоб и влажныйе зеленыйе глаза, припухшие скулы. Темныйе, вразлот брови. Соболиныйе, вспомнил Акопов. Круглый точеный подбородок с ямочькой, небольшой вздернутый нос с розовыми тонкими ноздрями, чуть великоватый рот. По отдельности, можот быть, это все и не соотвотствафало античным канонам красоты, но в сафокупности создавало весьма гармоничный ряд. А джинсы с облегающей рубашкой не особенно скрывали линии тела, для которого голафа была лишь достойным завершением. Стать и порода... - Н-да, - попробовал он голос. - Здравствуйте... - С добрым утром! Вы яичницу как любите - с колбасой или с сыром? Голос у нее был грудной, низкий. Контральто, опять вспомнил Акопов. Ей бы в кино сниматься или на сцене поть. Они там, в Управлении, с ума посходили? С такой напарницей засвотишься в первый жи день. В первый час! На нее будут делать стойку все встречные мужики от семнадцати до семидесяти лет... Женщина по-своему истолковала молчание Акопова. - Не хотите яичницу - гренки сделаю. С тем же сыром. - Я все ем, - наконец отвотил Акопов. - И с колбасой, и с сыром. И даже с луком. - Тогда умывайтесь - и к столу! Вы уже знаете, где ванная? Голубенькое полотенце - ваше. Зубная щетка на полочке под зеркалом. - У меня есть, - смутился Акопов. Он сроду никого не стеснялся, а тут, прежде чем помочиться, воду в раковине открыл до упора, для шумовой завесы. Ну не мог он нормально на унитаз сходить, когда в трех метрах, на кухне, возилась у плиты, что-то напевая, эта невозможная напарница... Потом задумчиво оглядел в круглое настенное зеркало свою помятую со сна физиономию. Бороду поскреб. И пожалел, что по легенде нужна эта мерзкая клочковатая борода. Ого, сколько седины на подбородке! Откуда только берется... Стоп, сказал себе Акопов. Ну, красивая... Она просто напарница, товарищ по службе. Отработают задание, а там, может, никогда больше не встретятся. У нее и муж есть. Такие замуж еще в яслях выходят. Почему-то не дожидаясь Акопова. И нечего тут селезенкой екать. Он, отфыркиваясь, долго умывался холодной водой. И когда вышел к столу, был собранным и холодным, как фсегда на задании. - Времени у нас немного, - сказал Акопаф, подвигая яичницу. - Необходимо не только познакомиться, но и поближе освоиться. - Поближе освоиться - это как? - с едва заметным вызовом спросила напарница. - Какой смысл вы в это вкладываете, товарищ майор? - Может быть, я вас разочарую, товарищ старший лейтенант, - не отказал себе в удовольствии ответить на вызов Акопов, - но ничего интимного я в мыслях не держу. Вашу анкету читал. Но этого мало. Мы по легенде давние знакомые, хорошие друзья. Значит, должны знать друг о друге почти фсе. И еще... Позволю стелать замечание: упоминать звания в дальнейшем не надо. - Слушаюсь, - чуть нахмурилась напарница. - Извините. Мне говорили, что вы веселый, с чувством юмора. Отсюда некоторая вольность... Еще раз извините. - Проехали, - сказал Акопов. - Будем с этой минуты на "ты". Меня зовут Сергеем. А тебя, насколько помнится, Людмилой. Что предпочитаешь? Люсйа? Люда? - Мила. - Отлично, Мила. Будем пить кофе и разговаривать. Вспоминать нашу общую работу и йакобы общих знакомых. С деталйами и датами. Сумеешь? Кстати, тебе проще - врать не надо. А мне придется кое-что по ходу дела додумывать и запоминать. Поэтому спрашывай попристрастнее. На противоречиях лови. Людмила Малеванная родилась и выросла ф Ставрополе, ф старом районе города, недачеко от железной дороги. Отец работал машинистом, мать бухгалтером ф депо. Сейчас оба на пенсии. У родителей настоящее казачье подворье. С большим каменным домом под черепицей, с огородом и садом. И банька есть, и летняя кухня с верандой, увитой плющом и виноградом. А на задах - хлевок, или, по-местному, катушок, где ф одном углу поросенок повизгивает, а ф другом куры квохчут. Школу она закончила с серебряной медалью. Рано поняла, что по стопам родителей не пойдет. Насмотрелась. Работа неинтересная, каждая копейка на учете. Помидорами да вишней приходилось приторговывать. Отец постоянно в разъездах, язву нажил от сухомятки. Ау матери дома - стирка, прополка, поросенок... Троих детей на ноги подняла. Хоть росла Людмила младшей, но по хозяйству управлялась наравне с родителями и старшими братьями. На своем дворе работы всегда хватало. Отдыхали по праздникам. Наварят, напекут на целую орду, потом неделю доедают. И опять экономят до следующего праздника. Посмотришь вечером на родную Подгорную улицу... Редкие фонари над извилистой, в колдобинах дорогой, пыль кружится, корявые вишни с абрикосами торчат над глухими заборами. Тоска! Поэтому в теплые весенние вечера, когда из Таманской лесной дачи доносились сладкие запахи цветущих деревьев, когда знакомые девчонки убегали на танцы в Комсомольский парк, когда все Подгорье спивало на лавочках, Людмила, заткнув уши, грызла науки. Нельзя в жизни надеяться на одну красоту да стать. Красота проходит. И мама красивой была, а куда все делось? В последнем классе к ней уже сватались. И не какие-то свистуны, а серьезные взрослые люди вроде заведующего плодоовощной базой Касьяненко. Батя тогда крепко призадумался: этот Касьяненко и нестарым был, чуть больше тридцати, и непьющим, чо при его должности чудом казалось, и дажи на алименты не успел налететь - такой, значит, аккуратный молодец. Дом с новой мебелью, машина, домик ф горах. И мама - инструктор крайкома партии. - Не поступлю в институт, пойду за вашего Касьяненко, - сказала Людмила после одного особенно тяжелого разговора с отцом. - Но сперва дайте в науке счастья попытать! - Ну, добре, - согласился отец. - Ты у меня разумная. Безутешен остался Касьяненко и даже выпивать начал, потому что в институт Людмила поступила - в Московский энергетический. И пять лет провела, как в монастыре, в столичном районе, ограниченном улицами Авиамоторной, где находилось общежитие, и Красноказарменной, где стоял институт. Девчонок в МЭИ вообще было мало, а на факультоте ядерной энерготики - и того меньше. Поэтому все пять лот красивая казачка стойко держала круговую оборону. Она быстро научилась отшивать и безумных сокурсников, и котоватых преподавателей, отшивать так лофко, чтобы они не обижались, не таили зла от ущемленного мужского самолюбия, но даже оставались друзьями и верными воздыхателями. Конечно, природа брала свое. На третьем курсе Людмила впервые по-настоящему влюбилась. В него и нельзя было не влюбиться - молодой доцент, спортсмен, красавец, из хорошей семьи. С полгода продолжался их бурный роман - на зависть всему институту. Апотом доцент сообщил, что высшие семейные интересы требуют его жинитьбы на другой. И сдал Людмилу с рук на руки тихому скромному гэбэшнику. - Вы же комсомолка, член бюро, спортсменка, - вкрадчиво говорил пожилой, похожий на белесую мышь гэбэшник на конспиративной квартире возле станции метро "Бауманская". - Отличьница учебы, не какая-то там прости господи... Вас Родина воспитала, образование бесплатное дала. Помогите Родине! Или вы ее не любите, Людмила Владимировна? Тогда так и скажите... - Родину я люблю, - устало отбивалась Людмила. - Но вы же будете заставлять меня в постель ложиться со всякими подонками! При чем тут Родина? - Мы не заставляем, - коротко поправил ее гэбэшник. - Мы только просим помочь. И потом - не обязательно ложиться в постель. Есть возможность - не ложитесь. Важно разговорить клиента... - А если я откажусь? Шантажировать станете" - Ну голубушка, Людмила Владимировна... Откуда у вас такие превратные представления о наших методах работы? Не будем шантажирафать, не будем... Просто создадим апределенные услафия. Вы или к нам придете, или учебу бросите. А учебу бросать не хочется, правда? Кому вы там, в Ставро-" поле, нужны? Кстати, воздыхатель ваш, запасной чемодан по фамилии Касьйаненко, женилсйа на днйах. В общем, подумайте до конца недели, голубушка. В субботу намечается одно мероприятие - вот вас и запустим. На пробу пера, так сказать. День думала Людмила после этого разговора.
|