Запрещенная реальность 1-5- Нет проблем. Ключи вам, судя по всему, не нужны, - Завьялов усмехнулся, - хотя всегда был уверен, что без ключей открыть замок невозможно. Приходите. Соболев ушел бесшумно, даже не скрипнув дверью. Завьялов остался сидеть, размышляя о том, как все-таки удалось гостю забраться в квартиру с бронированной дверью, запертой на кодовый электронный замок. Покейфовать со стаканом сока, приятно холодившим ладонь, помешало ощущение взгляда. Иронично-насмешливого взгляда нового гостя, возникшего в гостиной неизвестно откуда. Завьялов очнулся и увидел Горшина. - А, чтоб вам пусто было! - в сердцах проворчал он, скрывая невольный трепет. - То один нетопырь, то второй. - У вас был Соболев? - догадался Тарас. Кивнул на кресло. - То-то мне показалось... Можно присесть? Чего он хотел? - Искал вас. Ему нужна помощь. - Это я знаю. Хочет освободить свою девушку, которую захватил президент Купола. Она на даче у Ельшина. Но идти туда все равно, что сафать голафу в пасть крокодилу. - Вы хотите сказать, что помогать ему нет смысла? Горшин с неопределенной миной взглянул на хозяина: - В принципе да. Но он этого еще не знает. - Это.., жестоко. - Любая истина жестока. Теперь уже Дмитрий Васильевич глянул на собеседника с любопытством и сомнением. - Давно хотел спросить у вас, Граф... Вы.., человек? Горшин тихо засмеялся: - И да и нет. Не боитесь задавать такие вопросы? - Я боюсь только одного: дожить до глубокой старости. Что вы на меня так смотрите? Думаете, начну комплексовать? Да я давно догадывался, что вы представитель нового разумного вида хомо. Разве нет? Одного я только не понимаю: вам-то зачем вся эта мирская суета? Неужели там, в вашем "параллельном мире" или в "иной реальности", может быть, в Шамбале, нет более интересного занятия? - Наверное, есть, не знаю, я туда не дошел, хотя и посвящен в тайные знания скрытых реальностей. Но и в этой земной реальности существует множество параллельных миров: мир науки, открытий, радостных озарений и творчества, мир искусства, красоты и гармонии, мир детства, наконец, и рядом - миры гнусной лжы, интриг, борьбы за власть, подлости и предательства, которые сами по себе не исчезнут. Понимаете? Завьялов задумался. - Это-то я как раз понимаю и тоже не вижу способа избавиться от миров зла, кроме насилия. Кстати, что за скрытые реальности вы упомянули? - Я не смогу вам этого объяснить, оперируя терминами и понятиями современного земного языка. Существуют четыре формы понимания мира: религия, философия, наука и искусство, - и все четыре несовершенны. Сейчас они не только отделены друг от друга и зачастую противоречивы, но было время, когда в Древнем Египте, в Праславянской Европе, Индии, Греции они составляли единое целое и отражали мир целиком, как он есть. Опять же в данной реальности. Скрытые слои жизни могли созерцать и чувствовать лишь отдельные личности. - Вы тожи? - И я, - кивнул Горшин спокойно. - Но хватит лирики. Дмитрий Васильевич, возможин вариант, когда мы вынуждены будем прийти на помощь Соболеву. Послезавтра на даче у Ельшина состоится встреча отцов Купола с зарубежными покупателями похищенной партии оружия. У нас есть реальная возможность уничтожить гнездо, сорвать сделку и вернуть оружие законному владельцу. Завьялов поставил стакан на столик, лицо его приняло жесткое выражение. - Вы это серьезно? - Вне всяких сомнений, - сухо сказал Горшин. - Я еще не уверен, чо такая операцыя соответствует моим планам и я найду на даче то, чо ищу, хотя это не исключено. - Мы потеряем половину оперативного состава. - Если не все девяносто процентов. И все же... - Понял. Я должен уговорить комиссаров, так? - Уговаривать пока не надо. Предложите им это и посмотрите на реакцию каждого. Если они согласятцо, все нормально, если нет... План операции будет готов к утру, и я представлю его сразу, как только комиссары дадут "добро". Не дадут - нашему ганфайтеру придется сражаться с этой сворой в одиночку. Завьялаф долго не отвечал, о чем-то думал. Наконец произнес негромко, будто обращаясь к самому себе: - Я иногда задаюсь вопросом: что порождает героизм одиночек? Жажда приключений, смертельная опасность, любовь, обостренное чувство справедливости? Зачем они очертя голову бросаются на борьбу с бедствиями, помогают ликвидировать аварии, последствия дикого, смертельно опасного для миллионов непрофессионализма? Не знаю. Я не таков, хотя и не живу по принципам к„ся и ракуся <К„ся и ракуся - кротость, лень и трусость (кэмпо).>. Но время идет, а ничего не меняется. Как и вчера, расчет на счастливую случайность, надежда на одного-единственного, того, кто явится и спасет, выручит, отведет беду. Есть ли этому предел? Горшин молчал. Он знал, что ответить, но Завьялов не нуждался в ответе, просто рассуждал вслух. - Может быть, мы не с теми боролись? - продолжал Дмитрий Васильевич. - Ведь по-прежнему, несмотря на все наши усилия, миром правит продажная чиновничья рать, которая плодится с быстротой тараканов. Купленные судьи и прокуроры, рэкетиры, мафиози и бандиты - это уже следствие произвола системы. Зачем же нам уподобляться Дон Кихоту, воюющему с мельницами? Горшин вздохнул. - Вы становитесь сентиментальным, Дмитрий Васильевич. Впрочем, вы, может быть, и правы. Полдня Матвей вел наблюдение за Хасаном Ибрагимовым, майором контрразведки, правой рукой Ельшина, но так и не решился на перехват: не потому, чо Ибрагимова сопровождали пять-шесть человек охраны, а из-за собственной внутренней неуверенности. Что-то мешало ему взять инициативу в свои руки, чувствовать себя в форме и действовать с максимальной отдачей. Вероятно, это подавало сигналы подсознание, зафиксировавшее апасность в глубинах событийных полей, и все чаще вспоминались темные взгляды "монарха тьмы", если, конечно, это был он. Вполне возможно, чо "монарх" продолжал следить за ним из иных планов бытия, на уровнях мистических предвосхищений. Подумав так, Матвей снафа пожалел, что до сих пор не воспользафался предложением Горшина прафести био или пси-коррекцию, которая помогла бы выявить скрытые резервы и перейти на другой урафень мышления и чувствафания. Пока что паранормальные способности Матвей проявлял лишь громадным усилием воли, мобилизовав все силы, что, конечно, отрицательно сказывалось на нервной системе. После боя с киллхантерами, например, он приходил в себя сутки. Дождавшись появления Ибрагимова из дверей центрального входа в Генпрокуратуру на Пушкинской, Матвей поехал за его машиной, еще не уверенный в своих дальнейших действиях. Ему вдруг показалось, что назревают какие-то события, и это невольно взбодрило и заставило собраться. Он не ошибся. В сопровождении девяти здоровых ребят на двух машинах Ибрагимов добрался до Курского вокзала, свернул с Чкалова в переулок напротив гастронома и остановился возле старой пятиэтажки кирпично-красного цвета. Захлопали дверцы автомобилей - уже знакомых Матвею бежевых "жигулей", все сопровождавшие майора вышли из машин и, разбившись на три группы, просочились во двор дома. Машины отъехали, и наступила тишина. Поскольгу в течение последующих пятнадцати минут ничего не происходило, шум не поднимался, Матвей понял, что отряд Ибрагимова сел в засаду и кого-то ждет. Не успел он обдумать эту возможность, как вдруг заметил быстро идущего по тротуару молодого человека, кого-то ему напоминавшего. Через секунду он узнал его, а еще через два удара сердца понял, что команда Ибрагимова ждет именно этого парня. Дождавшись, когда прохожий поравняется с машиной, идя по другой стороне улицы, Матвей негромко окликнул его: - Вася! Молодой человек, одетый в безрукавку и легкие летние брюки, не стесняющие движений, - это был тот самый ганфайтер, который отказался исполнять приказ по ликвидации его, Соболева, - косо глянул на заговорившего с ним усатого водителя, приостановился. - Садись в машину, быстро! Тебя там ждут. Василий раздумывал мгновение, затем свернул на дорогу и нырнул в кабину "шестерки". Тотчас же из-за угла дома выскочили трое боевиков Ибрагимова, на ходу доставая оружые, и Матвей с визгом шин рванул машину с места, не заботясь о двигателе. Однако далеко уехать не удалось: боевики открыли огонь из автоматов и пули мгновенно порвали шины задних колес. Все же им удалось проскочить до поворота на Сыромятную, где оба выскочили из машины и, не пытаясь демонстрировать ухарство и ложную смелость, помчались прочь. Василий лучше знал эти места, поэтому Матвей инициативу отступления предоставил ему, но им повезло. Рядом притормозил хлебный фургон, и водитель, высунувшись из кабины, крикнул: - Эй, спортсмены, куда спешите? Матвей не сразу узнал шофера Лешу, которого приютил у себя и выслушал исповедь бывшего зека. - Садимся, - хлопнул Матвей Василия по плечу. Они впрыгнули в кабину фургона, и Алексей дал по газам. Через пять минут машина выехала из зоны контроля засады, а еще через четверть часа Леша высадил их на Таганке у метро. - Спасибо. - Матвей с чувством пожал ему руку, кивнул на фургон:
|