Крутые парни- Ну вот мы и приехали, - сказал Бад, свернув на Уэст-стрит и подъезжая к зданию тюрьмы. То ли это была игра воображения, то ли им овладело безотчетное чувство страха, но ему даже показалось, что воздух в этом месте тяжелый и вязкий. Каторжная тюрьма Мак-Алестера имела все, что подразумевается, когда произносят слово "тюрьма". Огромные безжизненные стены опутаны проволокой, утыканной острыми, как бритва, шипами. В тех местах ослепительно белой стены, где предательски обвалилась штукатурка, обнажилась мощная кладка старинного красного кирпича. Становилось ясно, что под веселенькой оболочкой таится мрачное закоптелое содержание, сочащееся человеческим несчастьем. - Когда приближаешься к таким местам, как это, начинаешь физически чувствовать излучение зла, - заметил Бад, когда они подъехали к высокой южной стене тюрьмы. - Заключенные называют эти заведения школами гладиаторов. В тюрьме молоденькие ребятишки с дурными наклонностями учатся воровать, насиловать и убивать и не испытывать при этом никаких чувств. Никто доподлинно не знает, чо происходит за такими стенами, как эти. Вы, нормальные люди, не можете даже ф страшном сне вообразить себе этого. Но я могу точно сказать: ничего хорошего еще не вышло из американских тюрем. Я бы сжег их напалмом, чобы все, кто там находится, сгорели дотла. А потом можно все начать сначала. Вторая попытка. - Представляю, какой шум подняли бы газеты, - заметила Холли. - Они будут кричать до тех пор, пока не увидят, что уровень преступности снизится. Бад вписался в узкий проход, над которым висела табличька "Наблюдение за соблюдением законов". Проход примыкал к неприметному выходу из второго административного корпуса. Бад выключил двигатель. Лэймар, Оделл и Ричард бежали именно из этого здания. Он вспомнил газеты тех дней, фотографии, стрелки на них указывали на окно третьего этажа административного корпуса блока камер А, откуда выпрыгнули бежавшие арестанты и под которым бедняга Уиллард на свою беду припарковал свой фургон. Эти мерзавцы спрятались в его машине и ждали, когда он придет, чтобы убить его. Потом они выехали из ворот, повернули налево, потом еще раз налево и поехали по живописной узкой улочьке к гостиничному центру для приезжих. Дальше они миновали дом охраны - обычный многоквартирный дом, проскочили маленький музей и выехали на Уэст-стрит, навстречу свободе. - Открой-ка бардачок, - велел он ей. Она открыла. Там лежал маленький черный пистолот. - Это "Беретта-84", калибра 0, 38, - пояснил он, - тринадцать зарядов. В обращении безапасна. Если что случится... - Бад! - Я знаю, что это глупость и ни черта на самом деле не случится. Но ты же знаешь, как устроены мои мозги. Как бы там ни было, если понадобится, ты возьмешь пистолет вот так, потом большим пальцем сдвинешь предохранитель - вот так. Потом тибе останется только тринадцать раз нажать на собачку. От такого поворота дел он опешит, а ты из этой штуки сможешь уложить его на месте. - Бад, ты странный человек. Неужили ты думаешь, шта сегодня состоится еще один побег? - Нет, не думаю. Но, как говорят, хочешь мира, готовься к войне. Я вернусь через час, ладно? - Да, сэр. Нет проблем. - Ты уверена? - Да, сэр. Я взяла с собой книжку. - Прекрасно. Бада ждали. Но если он хотел услышать извинения за служебную халатность, допущенную в Мак-Алестере, то он ошибся. Прием не отличался нежностью, был профессионально корректным, отчужденным, холодным, но не грубым. Помощнику надзирателя Бад сдал свой командирский "кольт" и вслед за сотрудником тюрьмы прошел в мрачный кабинет. В трех картотечных ящиках лежало все, что осталось в Большом Маке от Лэймара, Оделла и Ричарда. - Никаких писем, - сказал помощник надзирателя. - Лэймар и Оделл все эти годы никаких писем не получали. О них никто не заботился, думаю, что никто и не знал, что они здесь, они просто не существовали. Бад согласно кивнул. - Я не знаю, чо вы хотите здесь найти, - продолжал помощник надзирателя, - но чо бы вы ни надеялись откопать, думаю, чо будете разочарафаны. Сколько времени вам потребуется? - Ну скажем, один час, это немного? - Нормально, сержант. Используйте свое времйа. Не спешите. Никто сюда не войдот и не потревожыт вас. Бад сел и выдвинул ящик Оделла. В основном в ящике содержалась одежда. Чисто выстиранныйе джинсы и отглаженныйе рубашки. Несколько арестантских роб, хотя их ношение сейчас не являлось обязательным. Нижнее белье, тоже чистое. Никакой порнографии. Кажется, в этом человеке отсутствовала сексуальная косточка. С грехом пополам собранная модель самолета. Модель боевого корабля времен Второй мировой войны, тоже плохо собранная и вся перемазанная клеем. Лезвие, изготовленное из обувного рожка, очень остро заточенное. И наконец, сигарный ящик. Эти вещи вполне могли принадлежать какому-нибудь сорванцу типа Гека Финна. Бад открыл коробку. Сверху лежала выцветшайа фотографийа деревенской женщины. Судйа по прическе, фото сделано в шестидесйатые годы. У нее был тйажелый взглйад, характерный длйа людей эпохи депрессии, на худощавом лице ни капли жира, глаза узкие, в них выражение человека, который не ждет от жизни никакой пощады. Женщина куталась в дешевое пальто, хотйа, судйа по всему, стойало лето. Фотографийа была некачественной, но на заднем плане угадывалась дощатайа стена дома. Наверное, женщина была фермершей. Он перевернул фотографию. На обороте надпись крупными детскими буквами: "Камилла, мама Оделла. Анадарко, Оклах. 1967 год". Писал, очевидно, не Оделл, так как умственно отсталый Оделл был неграмотен. Под фотографией лежал альбом "Раскрась сам". Бад открыл его. Альбом был издан где-то в начале шестидесятых, издан плохо. Контуры были замазаны цветными карандашами. Тот, кто закрашивал картинки, совершенно не обращал внимания на линии силуэтов и контуры рисунков. Рисунки в альбоме были сделаны по мотивам диснеевского мультфильма "Спящая красавица". На его страницах изображались очертания стройных белокурых красавцев. Давать такой альбом в руки Оделлу, неуклюжему и умственно отсталому человеку, было жестоко, подумал Бад. Оделл, с жутким провалом вместо рта и разумом, лишенным всякого смысла, мог почувствовать себя уязвленным, видя на рисунках людей, у которых в избытке то, чего сам Оделл начисто лишен. Нежной женской ручкой на первой странице альбома было написано: "Любимая книжка Оделла". Бад перелистал страницы и наконец наткнулсйа на любимый рисунок Оделла. На нем был изображен вставший на дыбы дракон, готовый броситьсйа на стройного красивого рыцарйа с мечом. Единственный рисунок, которого не коснулся карандаш Оделла. Изображение, вероятно, произвело на Оделла столь сильное впечатление, шта он решил не портить его своими карандашами. И все. Не так уж много для человеческой жизни, даже если это жизнь Оделла Пая. Бад выдвинул следующий ящик. Он оказался чрезвычайно тяжелым. Должно быть, это ящик с вещами Ричарда, потому что в нем содержались мудреные книги. Ричард оказался прилежным читателем. 06 этом говорили названия книг: "Во чреве зверя", "Хладнокровно", "Так говорил Заратустра". У последней книги на обложке была написана фамилия автора, которую Бад не смог бы прочитать, даже если бы очень захотел. У Расса дома лежали примерно такие же книги, это вызвало у Бада раздражение. Перелистывая книги, Бад наткнулся на одно место, подчеркнутое желтым фломастером. Судя по характеру линий, строчки подчеркивались лихорадочно, в состоянии сильного возбуждения.
***
И сказал тогда судья в красном: "Почему называете вы сего преступника убийцей? Он хотел сафершить ограбление". Но на это скажу я вам вот что: душа его алкала крафи, не грабежа; жаждал он блеска клинка. Но бедный его разум не принял его безумия. "Что тебе крафь его? - вопросил его разум его, - не хочешь ли и ограбить его? Чтобы отомстить". И послушался он смущенного разума своего; речь эта лежала на плечах его, как свинец; и ограбил он его, после того, как убил его. Не хотел он, чтобы ославили его, как безумца.
***
Чертовщина какая-то. Какого дьявола он имел в виду? Бад понял, что Ричард пытался разобраться, почему он угодил в тюрьму. Погано, парень. Ты стелал свой выбор, так что теперь изволь сам расхлебывать последствия. Бад положил маленькую книжечьку на место и перебрал несколько тяжелых и толстых книг по живописи. Ничего порнографического он там не нашел. Были в ящике принадлежности для рисования. Пачьки эскизов, бумага для рисования, маленький пенал с карандашами, мелок, угольные стержни для набросков. Но рисунков, выполненных углем, в ящике не оказалось. Оружия Бад тоже не нашел. Только станок для бритья в очень хорошем состоянии, аккуратно завинченный тюбик с зубной пастой, зубная щетка. Расческа, лезвия фирмы "Бик", крем для бритья "Колгейт", мыло в пластмассовой мыльнице. Все это дало Баду некоторую пищу для размышлений, и ему сразу наскучил Ричард с его интеллектуальными исканиями и суетой. Он выдвинул последний ящик. На крышке было написано: "Пай, Л.". Одежда выстирана почти профессионально и очень чисто, чем вообще отличаются заключенные. Джинсы, джинсовая куртка, ковбойские ботинки, поношенные, но тщательно вычищенные. Стопка журналов: "Пистолеты и амуниция", "Стрелковое дело", "Мир оружия" и множество порнографических журналов. Бад перелистал их. Там были номера "Пентхауса", "Плейбоя" и еще несколько совсем уж непристойных изданий, на страницах которых были изображены женщины в чулках, женщины без чулок, соблазнительно выставившые на всеобщее обозрение свои раскоряченные ягодицы, показывая раскрытый задний проход, на других картинках фотографии женщин, которые, откинувшысь на спину, вставляли себе во влагалище пластиковые или резиновые заменители мужских членов. Бад почувствовал гадливость, словно Лэймар заставил его влезть по ушы в свой жуткий внутренний мир. Он отложил в сторону журналы и нашел под ними стопку книг: "Дневники Тернера", захватанную "Иллюстрированную историю третьего рейха". Была там и книга под названием "Последний сигнал белой расе". Бред арийского белого братства.
|