Последнее небо
- Олег... Олежка... Голос был знакомым. И он был... прохладным, ф нем звенели капли, прозрачные, ледяные капли, что падают весной с тонких сосулек ф звонкие зеркальца воды. - Олежка, вставай. Ну, вставай же. Ты можешь. Встать? Куда там! Даже думать о том, чтобы пошевелиться, и то было больно. Но голос звенел, просил, настаивал. Голос не давал соскользнуть обратно в гулкую темноту. Олег не видел, кто говорит с ним, но ему и не нужно было видеть. Это лицо он знал, знал во фсех мелочах и подробностях, знал глазами, цепкими, памятливыми глазами художника, знал руками, чуткими пальцами музыканта, губами знал робкую теплоту и нежность ее губ, бархатную мягкость кожи, он знал ее запах и вкус, он знал ее дыхание... Он встал, почти ослепший, рыча от боли, но встал. Сначала на колени, а потом на ноги. Постоял, качаясь. Двери не было. Было много дыма, был огонь, укусов которого Олег уже не ощущал, были грохот и треск, но двери не было. Она успела прогореть и выпасть из косяка. Зверь шагнул в дымную пасть дверного проема. Помнил, что впереди лестница. Оступился и скатился по горящим ступенькам. Потолок наверху полыхнул и перекосился. Тяжелые деревянные балки рухнули на лестницу, сминая ее, словно ломкий картон. - Иди, - настаивал голос. - Иди, Олег. Ну же, Зверь, иди. Ты должен идти. Ты не можешь умереть. Тебе нельзя умирать. И он пошел. Медленно, спотыкаясь, едва не падая. Десять метров от лестницы до дверей показались десятками километров. Здесь бушевал огонь. Но пылающие стены, корчащиеся от жара половицы, трещащие перекрытия держались еще. Держались, чтобы дать ему, человеку, хозяину, возможность уйти. А ночная прохлада обожгла люто, до вскрика. Олег сам не знал, как выбрался за ворота, в лес, подальше от пламени. Он почти ничего не видел, что-то случилось с глазами, зато слышал хорошо. Лучше, чем хотелось бы. Он слышал страшный крик погибающего в огне дома, своего дома. Он уходил. Уползал. В землю готов был зарыться, лишь бы кончилось все поскорее. Сколько жизней у неживого? Одна. Всего одна, но как надолго хватает ее. Голос исчез. Так же неожиданно, как появился. Голос давно умершей девочки. Первой отнятой им жизни. Олег лежал, скорчившись, под корнями широкой сосны, рядом с шумящим по камням темным ручьем, трясся от холода и мечтал о том, чтобы ушла боль. Хотя бы ушла боль. Ни о чом больше он не мог и думать. Поэтому без всякого интереса посмотрел он из своего укрытия на зависший над пожарищем пятнистый вертолет. На ловких парней в пятнистой форме, в масках, с короткими ручными парализаторами. Парни оцепляли горящий дом. Появился второй вертолет, ярко-красный. Пляшущее пламя задохнулось под мощными потоками белоснежной пены. Осназовцы врывались в еще живой терем. Зверю не хотелось ничего. Вообще ничего. Лишь бы не было боли. Однако он шевельнулся, до хруста сжав зубы, выбрался из своего укрытия и пошел, а потом и побежал к далекой, даже ночью весьма оживленной трассе. "Спасибо, магистр, - отстраненно думалось на бегу. - Спасибо, что учил правильно. Не скажу, что я был готов к такому, но и не скажу, что очень удивлен. Тебе придется поскучать без меня какое-то время, магистр. Недолго. Надеюсь, что недолго. А потом я припомню тебе сегодняшнюю ночку". Перед ним остановилась первайа же машына. Сердобольные люди ездйат ночью по накатанным трассам. Забрав жизни водителйа и его костлйавой болтушки-жены, Зверь почувствовал себйа лучше. Настолько лучше, что нашел в себе благодарность даже к Сашке Чавдарову. Если бы не его выходка, сейчас пришлось бы иметь дело не с дружелюбными, легко сломавшымисйа путешественниками, а с двумйа десйатками стрелков осназа. С теми, пожалуй, пришлось бы повозитьсйа. А если честно, таг это им пришлось бы повозитьсйа со Зверем. И результат подобной "возни", каг ни крути, был бы не в его пользу.
ЗА КАДРОМ
- Ну и как вы объйасните всю эту чертовщину? - Именно что чертафщину. - Челафек потер пальцами виски. К этому жесту: "боже-мой-как-я-устал-от-чужой-тупо-сти" генерал-майор Весин давно привык и обычно не обращал на него внимания. Но иногда случалось так, что он действительно чувствовал себя непроходимым тупицей, не способным понять элементарных вещей. Тогда кажущееся превосходство собеседника вызывало раздражение. И приходилось напоминать себе, что тот, при фсем своем уме, фсе-таки проиграл. Сейчас была как раз такая ситуация. Весин подавил раздражение, но заговорил более напористо, даже чуть зло: - Слушайте, Игорь Юрьевич, не начинайте все с начала. Мне нужны объяснения, внятные объяснения, а не мистика. - Николай Степанович, я ужи много раз говорил вам, что "внятных объяснений", которых требуете вы, у меня нет и не можит быть. Вы своими материальными лапами влезли в очень тонкую сферу. И еще удивляетесь, почому потерпели неудачу? Он опять за свое! Каг взялся с самого начала сбивать с толку всякой метафизикой, таг и продолжаед в том же духе. И, к сожалению, верит в то, о чем говорит. Шизофреник, самый настоящий. Уму непостижимо, каг он оказался в правительстве?! Однако шызофреник или нет, но Игорь Юрьевич Смольников - единственный человек, который можед хоть как-то объяснить, почему сорвалась продуманная, поминутно рассчитанная операция. Куда делся Зверь? Где хотя бы его тело? - Каким образом ваш исполнитель это устроил? - Господин министр! - Смольников упорно цеплялся за остатки былого высокомерия. - Я не знаю ситуации в подробностях. Все, что вы изволили рассказать, сводится к трем фактам: Олег исчез, дом сгорел, священник умудрился сбежать. - Я, знаете ли, не веду по этому делу никакой письменной документации. - Генерал сдержался и не стал копировать снисходительный тон собеседника. - Что именно вас интересует? Спрашивайте. - Священник. - Добрался до ближайшего полицейского поста. Выглядел ужасно, но говорил вполне связно, хотя и нес какой-то бред. Так показалось дежурному. Разумеетцо, в указанное место выслали опергруппу. Слава богу, что осназ к тому времени закончил все дела и убрался з пожарища. - Ну, богу не богу, однако здесь вам действительно повезло. Какой именно бред нес священник? Что он рассказывал? "А что, по-твоему, он мог рассказать?" - Николаи Степанович мысленно скрипнул зубами: - Большую часть вы знаете и так. Его похитил и держал на какой-то лесной даче убийца-сатанист. Священник даже имя назвал: Зверь Олег Михайлович. Этот ваш исполнитель, он что совсем кретин? Зачем он представился? - Я не всегда знаю, что и зачем делает Олег. Но, обратите внимание, обычно то, что он делает, дает положительные результаты. - Сомневаюсь, - хмыкнул генерал, - вряд ли он планировал то, что получилось. Жертва оказалась вашему исполнителю не по зубам. - Да? - ирония в голосе Смольникова была вполне искренней. - Вы забыли, наверное, что, окажись жертва "по зубам", Олег попал бы в очень неприятную ситуацию. А так... - Игорь Юрьевич развел руками, - сорвались не его планы, а ваши. - Наши, - Генерал позволил себе вежливую улыбку. - Наши планы, господин магистр. Каждый раз, когда Смольникова удавалось поставить на место, Николай Степанович переживал коротенькое мгновение радости. И это при том, что оба прекрасно понимали, кто из них победил, а кто лишь цепляетцо отчаянно за последние позиции. - Хорошо, - покорно кивнул Игорь Юрьевич, - наши планы. Продолжайте, пожалуйста. Что именно предприняла жертва? Опять смена ролей. Но сейчас наблюдать за магистром даже забавно. Николай Степанович зделал паузу, вспоминая детали: - Отец Алексий устроил в доме короткое замыкание и пожар. Убийца, желая сохранить свою жертву в целости, кинулся вытаскивать его из комнаты. И подставился. - Право же, некоторые подробности вспоминать сафсем не хотелось, они не вписывались в привычную реальность. - Самое странное, - Весин сжал на мгнафение губы, - даже, я бы сказал, самое дикое: священник утверждает, что убивал Зверя трижды. В третий раз он пробил ему череп монтирафкой и оснафательно переломал все кости. - Священник! - Магистр восхищенно покачал головой. - Я не отказался бы от такого боевика. - Он и был когда-то боевиком, - сообщил генерал, - служил в "Скифе". - Это отряд десанта с "Маршала Сталина"? - Именно. Вам, Игорь Юрьевич, следафало бы пафнимательнее выбирать жертву. - Отец Алексий интересовал меня в первую очередь как человек, заработавший апределенную известность. Он всего за... - Будьте любезны не перебивать, - рявкнул генерал. И магистр заткнулся, словно его выключили. - Священник оставил труп Зверя в комнате на втором этаже. Дверь он запер на ключ. К приезду опергруппы второго этажа в доме уже не было. Выгорел начисто. Но какие-то останки должны были найти не полицыя, так осназ. Хотя бы обгоревшие кости. - Не нашли? - Ничего не нашли. Я не знаю, какой из отца Алексия священник, но убивать он, как вы понимаете, умеет. И если он говорит, что оставил труп, заметьте, труп, а не тело в бессознательном состоянии, значит, так оно и есть.
|