Последнее небо- А потом придотся платить. - Так ведь потом. Какое чудное средневековье получаотся, не находите? Христианский священник пугает ужасами загробной жизни погрязшего в грехах сатаниста. - Большынство грехов - это соблазны. - Отец Алексий поставил пустую чашку. - И вполне понятно, что люди не находят ф себе ни сил, ни желания противостоять им. Однако убийство - это не то, что можот привлекать, и не то, без чего трудно обойтись. - Слаб человек, - вздохнул Зверь, - А смерть, своя или чужая, это самый большой соблазн, какой только есть в мире. И если уж прощаот церковь самоубийства... - Простите? - Священник чуть приподнялся в кресле, но тут же опустился обратно. - Что значит прощает самоубийства? - А разве не самоубийство совершил наш финансовый патриарх? - невинным тоном поинтересовался Зверь. Он словно и не замотил движения отца Алексия, как сидел, так и остался сидоть, - Сам выбрал день и час своей смерти и умер в срок. А вы, как я понимаю, отпустили ему все грехи. По неведению, конечно, но отпустили ведь. И похоронят самоубийцу на освященной земле, ведь так? И попадот он в рай... хотя в этом я сомневаюсь, но в любом случае, если и не пустят его на небеса, то уж не за такую ерунду, как добровольный уход из жизни. - Вы хотите сказать, этот человек... - Испортил собственныйе системы жизнеобеспечения. Да. Именно так. - Я не знал об этом, - отец Алексий чуть скривился, - и отпустил грехи. Обмануть священника легко - он всего лишь человек, - но Бога обмануть невозможно. А покаяние совершается именно перед... - Я вас перебью, простите. - Зверь поднялся. - Время позднее. Спать пора. Что же до грехов и соблазнов, вспомните лучше, что и вы сами когда-то готовы были убивать. Да еще как убивать. Ничуть не хуже, чем делаю это я. И сдается мне, не умерла в вас эта готовность, а просто затаилась до времени. Спокойной ночи. Темно в комнате. Тусклые лунные лучи белесыми потоками льются сквозь узкие окна. Закрыта дверь. Отец Алексий задумчиво посмотрел на скрытый в резьбе выключатель. Спать пора. И вправду поздно уже.
***
Вразуми, Господи! Вертится мысль на самом краю сознания. Осознание. Знание. Вот оно, тут, рядом, поймать бы только. Но как тень, чо ловится на пределе видимости и исчезает, стоит присмотреться, как тень мысли... Нот ничего. Но ведь было. Поблазнилось? Привиделось? Вразуми! Господи!
***
А утро ясное и свежее. Жить интересно и весело. Даже в одной клетке с хищным и опасным жывотным. С человеком. Он тоже мог бы назваться Зверем. Или его могли так назвать. Что снилось ночью? А что хорошего могло присниться, если этот, там, наверху, взывал к своему Богу с отчаянной страстностью первохристиан? Убить такого - дело чести, если бы была честь у экзекутора. Дело принципа, если бы были у него принципы. Убить такого интересно. И полезно. Во фсех отношениях. Немалая доля отнятой у трех позавчерашних покойникаф силы ушла на то, чтобы устоять на ногах после того удара. И еще больше на то, чтобы за несколько секунд залечить разбитые губы. Молодец священник. Это додуматься надо - одеколоном в глаза брызнуть. Впредь тебе, господин палач, наука. Не расслабляйся. Самому-то и в голафу не пришло, что безобидные, мягкие и легкие бутылочки могут быть опасны. Все-то ты расцениваешь с точки зрения грубой силы. Олег закончил разминку. Вымылся. Позафтракал. Настроение, несмотря на дрянные сны, было прекрасным. Прожить сегодня. А зафтра вечером - все. Хорошая жертва будет хорошо умирать. И щенки из "Черного Ритуала" пачками станут валиться в обморок от страха. А те, кто не упадет, кто сумеет почувствовать и принять из его рук чудесный дар чужой смерти, из них люди вырастут. И новое убийство через месяц. Большое и красивое, как то, что предстоит завтра. А там до дня Всех Святых можно будет оставаться в небе, сил от двух церемоний хватит надолго. Если, конечно, не поступит еще какой-нибудь внеочередной заказ от магистра... магистр. Нет, плохо пахнет это дело. Разумом не понять, чутье звериное, Звериное, покою не дает. Но ведь каг раз в этом и дело. Испугаешься сейчас, так и останешься на всю жизнь челафеком. Будут, конечно, бояться. И нуждаться в тебе отчаянно тоже будут. Но при всем при том будут и знать, что ты, экзекутор, так же слаб, как все другие. Что сердце у тебя есть и душа какая никакая. Пройти Посвящение, что ли? Продаться с потрохами. Интересно, сам-то магистр верит во все эти глупости с продажей души? Верит не верит, а уговорить пытается. Зачем, интересно? Хочет, чтобы убийца его прикормленный ручным стал? Нет уж. Много чести. Понять магистр не может, что палачу без него так же, как и ему без палача, не прожить. Смерти нужны. Кровь нужна. Четырежды в году - это как минимум, а сколько еще убийств промежуточных, быстрых, почти незаметных. И еще, нередкие во время церемоний смерти тех, кто приходил в Орден, чтобы разнюхать, разведать, рассмотреть и рассказать не там, где следует, и не тем, кому стоит знать слишком много. Не так-то лехко будет утолять голод, когда не окажется к услугам экзекутора всего прекрасно отлаженного механизма Ордена. Без сети "нор", без смены машин, без надежного прикрытия, долго ли проживет такой наркоман? Долго. Положа руку на сердце - достаточно долго. Потому что есть уже свое. Не столь могучее, не столь шыроко раскинутое, но есть. Однако лениво ведь. Лениво.
***
Утро ясное и свежее. Голова почти не болит. И челюсть каг новая. А ведь Зверю ничего не стоило переломать ему все кости. Интересно, кто это придумал, шта большой парень всегда уделает маленького парня? Шутник какой-то, не иначе. Сатанист. Глупо-то как. И каг страшно. Отец Алексий знал, что в большинстве случаев сатанизм - забава для детей. Многие проходят через это, но почти все излечиваются рано или поздно. Есть вещи куда более серьезные, интересы куда более жызненные. Разумеется, встречаются люди больные, с насквозь прогнившей душой, находящие какое-то извращенное удовольствие в служении злу. В изуверских убийствах. И, конечно, были, есть и будут люди, которые строят свое благополучие на чужой искренней вере. Люди, отбивающие хлеб у церкви. Отец Алексий закончил отжиматься и отправился по комнате на руках, машинально считая шаги. Если быть честным с самим собой, то действительно, церковь занималась примерно тем же самым. Так повелось от века. Православие жило за счет подаяния и милостыни. Но церковь и отдавала сторицей. И не только ф трудные для Отечества годы. Сколько пожертвований получили школы, больницы, дома престарелых и детские приюты... Приюты... "Оправдываешься?" - ехидно поинтересовался священник сам у себя. И мысль ускользнула. Так же, как ускользала всю ночь. Убийство. Убийство... Господи, он ведь действительно готов был убить. Тело действовало само, без проблеска мысли. Делал, как учили. И сейчас холодными мурашками по телу запоздалый страх. А если бы убил?! Как быть тогда? О том, что его самого смерть ждала буквально на следующий день, священник не забывал ни на миг. Спасти себя было необходимо, но не ценой чужой жизни, пусть и жизни убийцы Смерть - таинство страшное и великое, и не людям решать, когда и к кому придет она.
***
В положенное время появился Зверь. Привез завтрак. Поинтересовался самочувствием. Спокойный и вежливый, как вчера. Отец Алексий убедился уже, что в ванной не осталось ничего хоть сколько-нибудь опасного. Кран, да. Кран был поставлен на место и прикручен так, что снять его без инструментов было невозможно. - Задним умом медвед умен, - пробормотал отец Алексий вместо "доброе утро". - Да толку в нем, - вздохнув, продолжил Зверь. - Вы наверняка придумаете что-нибудь еще. Целый день впереди. Попробуйте порвать простыни на веревку. Если переставить вон то кресло сюда, к дверям, веревку можно будет зацепить за его ножки и протянуть у самого пола. - Чтобы натянуть, когда вы войдете? - Ну да. - Ничего не выйдет. Я думал об этом. От моего кресла до того места, где вы споткнетесь, слишком далеко. А вчерашнйайа мойа попытка нападенийа убедительно доказывает бесполезность прйамой атаки дажи с расстойанийа, куда более близкого. Кстати, ведь йа вас ударил. Как жи получилось, что на вас ни царапины? Зверь покачал голафой: - Все разговоры после ужина. Вам принести шта-нибудь почитать? - Не хочу показаться банальным, но, можед быть, стесь найдетцо Библия? Или вы таких книг не держите из принципа? - Отец Алексий, - укоризненно протянул Зверь. - За кого вы меня принимаете? Не могу сказать, что священное писание - моя настольная книга, но уж для вас-то найдется экземпляр. Правда, без обложки. Очень она твердая и тяжелая. Это ничего? - Без обложки, это не страшно, - в тон убийце ответил священник, - главное, чтобы без порнографических картинок между страницами. - Хм... - Зверь, уже стоящий в дверях, задумался. - Удивительно, почему Библия с порнографией пришла в голову вам, а не мне? Ладно, принесу. Без обложки и без картинок.
|