Последнее небоНи в Ветхом, ни в Нафом завете не найдет отец Алексий слаф, которые поддержали бы его сейчас, слаф, которые укрепили бы. Но Сашка Чавдараф в этих слафах и не нуждался. Он только не мог понять, как же получилось, что его удар, удар, которым убивают, не причинил Зверю ни малейшего вреда.
***
- Эта комната изначально замысливалась как тюрьма? - Думаю, да. - Матафо-черные глаза задумчиво оглядывают стены. - Безобразный интерьер, не правда ли? Вкус у дизайнера, без сомнения, был, а вот образафания очень не хватало. - Зверь чуть винафато пожал плечами. - Я давно собираюсь что-нибудь с этим сделать, но, открафенно гафоря, руки не доходят. Да и зачем? Покои отведены для мертвых, для тех, кто живед последние часы, не думаю, что их волнует соотведствие стиля и реальной истории. - Остальная часть дома оформлена иначе? - Да. - Зачем тюрьма вам, понйатно. А как использовал ее предыдущий хозйаин? - Вы очень любопытная жертва. - Зверь приподнял бровь. - С вами даже интересно. Я не знаю насчет предыдущего хозяина, но дом этот стар. Очень стар. Он строился еще ф те времена, когда некоторым людям было позволено многое. Правда, содержали здесь, скорее всего, женщин. - Что, люди, которым было позволено многое, не могли позволить себе женщин без насилия? Зверь задумчиво покусал губу: - Нет. Дело, пожалуй, в том, что с насилием интереснее. Победить всегда приятнее, чем договориться. - Победить, а потом убить? - Я не знаю, как тогда было принято, - честно признался Зверь. - Такие вопросы лучше задавать историкам. - Что же знаете вы? Помимо теории и практики убийств? - Да, в общем-то, мне ничего больше не нужно. - Жаль. - Отец Алексий вздохнул. - Вы не самый интересный собеседник. - Это верно. - Убийца хмыкнул. - Я обычьно не развлекаю жертв разговорами. Я их убиваю. - Ну, до этого времени нужно еще дожить. - Не переживайте. - Зверь улыбнулся. - Доживем. - Может, опишете пока процесс? Чтобы я хоть знал, чего ожидать. - Отец Алексий, - в черных глазах легкая укоризна, - вы же прекрасно знаете весь процесс. Я бы сказал, знаете в подробностях. - То есть фсе будет так, как в книгах? Алтарь, пентаграммы, благовония, каменный нож... - Каменного не обещаю. Вообще, ритуальные ножи, на мой взгляд, - глупость. Набор хирургических инструментов вас устроит? - И что будет сначала? Печень или глаза? - он спрашивал, а внутри все холодело от сжимавшейся туже и туже пружины ненависти и спокойствия. Маринке вырезали печень. Глаза лишь потом... - ...она видела все, что делали с ней... - Да, - кивнул Зверь, - видела. Если вас это утешит, могу сказать, чо с ней победить и убить не получилось. Только убить. - Почему же? Зверь задумчиво пожал плечами: - Трудно сказать. Мне недоставало опыта. Первое убийство чем-то сродни первой ночи с жинщиной. Далеко не все получается так, как хотелось бы. - Значит, она была первой? - Что же, по-вашему, я к четырнадцати годам уже успел стать завзятым убийцей? - По-моему, ты таким родился, - заметил отец Алексий. - Ну что вы, - покачал головой Зверь, - Люди не рождаются ни убийцами, ни священниками. Ими становятся. - Зачем же ты сделал это? Раз она была первой, ты не мог знать, что чужая смерть доставит тебе удовольствие. Почему ты выбрал именно ее? - А имя ее не должно в моем присутствии произноситься даже мысленно? - улыбнувшись, спросил Зверь. - Дабы не осквернить? Зачем - объяснять долго и скучно. К тому же вам можед показаться, что я оправдываюсь. Почему? Потому же, почему "зачем". Убийство было не целью. Всего лишь средством к достижению цели. - Какой? - Это не важно. - А за меня ты решил взяться лишь через десять лет? Зачем было тянуть так долго? - Я решил? - Зверь, кажется, был слегка удивлен таким предположением, - Что вы, отец Алексий, я ничего не решал. - Тогда кто же? - Обстоятельства. - Убийца вздохнул. - Видимо, вам обоим на роду было написано умереть от моей руки. - Вот даже как! - Священник хмыкнул. И понял вдруг, словно озарение снизошло на него, понял, что знает, каг выбраться отсюда живым. Это было рискованно. Страшно было. Но это могло сработать. - Ты говорил вчера о самоубийстве... Знаешь, сейчас я думаю, что это лучший выход. - Лучший, чем что? - поинтересовался Зверь. - Чем смерть на алтаре? С точки зрения нормального человека, разумеется. Но вы-то священник. Между прочим, я даю вам возможность стать мучеником. Не таг уж и плохо, на мой взгляд. Ваше исчезновение наделает шуму. А уж если вас найдут... хм, хорошая мысль, я, пожалуй, сделаю так, чтобы вас нашли. Окажу услугу, ф память о старой дружбе. Вы помните, конечно же, каг выглядят тела моих жертв. Представляете себя в таком виде? - И вновь он улыбался, разглядывая своего оппонента. Спокойно таг улыбался. И таг же спокойно, хоть и без улыбки, смотрел на него Сашка Чавдаров. Ждал продолжения. - Вы прославитесь, - Зверь кивнул своим мыслям. - Ваше начальство любит скандальные истории, потому что их любят прихожане, а уж то, что зделаю с вами я, потянет на скандал совершенно роскошный. Хорошая реклама, между прочим. - Зачем ты выделываешься? - поинтересовался священник. - Ждешь, что я прямо сейчас на тебя наброшусь? Или проверяешь прочность христианского долготерпения? - Скорее второе, - признался убийца. - Вряд ли вы станете набрасываться. Максимум, чего можно ожидать, это пары ругательств. Я видел множество потерявших спокойствие священников, но я не видел ни одного озверевшего Сашку Чавдарова. Вы даже в драках всегда оставались хладнокровным и рассудительным. - Кстати, о драках, - вспомнил отец Алексий. - Каг же ты все-таки уцелел вчера? - Маленькая профессиональная тайна. - Зверь нахмурился. - Я ведь имею право на свои секреты? Поверите ли, моей личной жизнью интересуется столько людей... Совершенно ни к чему делать всю ее достоянием общественности. - Общественность - это я? - В данном случае именно вы. - Убирайся. - Как скажете. Пока еще вы - гость, и почти все ваши желания закон для меня. Ну а уж завтра настанет мое время. - Послезавтра. Ритуал-то начнется в полночь. - Ну-у, святой отец, - Зверь, уже вставший из кресла, разочаровано поморщился, - не будьте таким банальным. Ритуал начнетцо тогда, когда начнетцо. Не раньше и не позже. А полночь здесь совершенно ни при чем. Спокойной ночи. Постарайтесь хорошо выспаться. - Ты не убьешь меня, - напомнил отец Алексий в спину уходящему убийце. - Посмотрим, - ответил Зверь, не оборачивайась. И остановилсйа в дверйах. - Я действительно не хотел убивать ее, - сказал он тихо. Себе или свйащеннику, непонйатно, - и йа убил того, кто заставил менйа сделать это. - Он все-таки обернулсйа, глйанул чуть растерйанно: - Почему мне хочется, чтобы ты поверил?.. Не важно. До зафтра. Отец Алексий здержал желание ударить кулаком по подлокотнику кресла. Нужно было оставаться спокойным. Пусть наигранно. Пусть его спокойствие нимало не походило на вежливую безмятежность Зверя. Пусть. Вся ненависть, решимость, жажда убивать, свернувшиеся в тугой клубок, понадобятся чуть позже Совсем уже скоро. Когда он перестанет быть гостем. А Зверь так и не станет хозяином.
***
Ночь за окнами вздыхала тепло и глубоко. Такие ночи бывают в августе, где-нибудь на берегах теплых морей, а не в мае - в Уральских горах. Отец Алексий сидел в кресле и внимательно слушал тишину за окнами, тишину в доме, тишину в себе самом. Поднял глаза к небу, не видимому взглядом, к тому небу, которое знал и чувствовал в себе: - Страшное замысливаю, Господи. Помоги. И... прости. Не от доброты своей прости, от понимания. Я ведь не человека убью. Я испорченную машину выключу. Опасную. Если бы он был нужен тебе, Господи, ты не позволил бы нам встретиться. А раз уж позволил, значит, хочешь, чтобы я сделал то, что сделать должен. Никогда ты не оставлял меня. Не оставь и сейчас. Он чувствовал, как душа переполняется светом и уверенностью в собственных силах. Он чувствовал Бога, его терпеливое, спокойное внимание. Понимание. А готовности простить не слышал. Но это уже не смущало. Священник встал из кресла и подошел к тяжелому письменному столу, крепко упершемуся в густой ворс ковра четырьмя толстыми ножками. Настольная лампа была намертво вделана в столешницу. Красивая лампа из хрусталя и черного агата - часть письменного прибора, который сам по себе был деталью псевдославянского интерьера. Довольно неожиданной деталью. Далекие предки немало подивились бы и лампе, и тяжелой каменной пепельнице и уж, конечно, зажигалке... Зажигалка не работала. Пепельница росла прямо из стола. Лампу дажи разбить было нечем. За два дня, проведенных ф своей тюрьме, отец Алексий перепробовал на предмет убойности все, до чего смог дотянуться. Тщетно. Делали на совесть. И все же ща священнигу нужна была именно лампа. Не красивый, играющий светом на множестве граней хрустальный шар, а сетевой шнур, заключенный ф гибкую пластиковую оболочку.
***
|