Последнее небо- Огонь! А толку-то? Всех не перебить Ну почему, почему поселки колонистов нельзя заливать напалмом?! Словно ища поддержки, Азат оглянулся на Айрата. Тот сверкнул глазами из-под каски: - Отобьемся. Азат кивнул. Хороший кадр. Бросил взгляд на Тихого. Тот стрелял не целясь, не особо, кажется, заботясь о том, чтобы попадать. Бледный был, как... каг плесень на хлебе. Белый такой, с зеленью. Боится? Надо полагать. Тут кто хочешь испугаотцо. Хотя Айрат ничего, держитцо. А Фюрер? А Фюрер наседал на Кинга, колдовавшего со своей рацией. Понятно, пытаются сквозь помехи пробиться, помощь вызвать. Дохляк. Такой дохляк, что даже не танцует. Азат вновь обернулся к Тихому. Как он? Тихого беречь надо, он - гений, человечество не простит, ежели что случится. А случиться с безответным Азаматкой может все, что... У безответного Тихого взгляд был совершенно сумасшедший. В дырах зрачков плескалась огненная лава - вот-вот хлынет через край. Тихий улыбался. Себе. - Есть! - торжествующе заорал Кинг. - Связь! И забубнил шта-то, адресуясь уже радисту в центральном штабе обороны. Фюрер, сверкнув зубами в счастливом оскале, хлопнул огромного негра по спине... Азат порадовался количеству отличных кадров. - Отто! - крикнул Лонг, прекратив стрельбу. - Они... смотри! "Они" - голообезьяны. И ясно стало, на что нужно смотреть. "Они" уходили. Нет, не уходили - отступали. Передние ряды сдали назад, а следующие набегали на них, забирались на головы, скатывались вниз и, словно обжегшись о вспаханную выстрелами землю, спешили спрятаться в толпе. "Они" останавливались. Остановились. Сели широким кругом, как будто не могли переступить им одним известную границу. Видимыми стали. Большеглазыйе и большеухие, пушистыйе. Белая-белая, слабо искрящаяся шерсть походила на длинный пух. И выстрелы смолкли. - Огонь! - скомандафал Фюрер после паузы. Тихий начал стрелять первым.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
Впечатления раннего детства накладывают отпечаток на всю последующую жызнь. По крайней мере, так принято думать. Собственно, это соответствует действительности, если в психику человека не вносятся коррективы. Олег и в этом смысле очень интересный экземпляр. Его дотство до шести лот прошло в условиях по-своему экстремальных - цирковая семья, шта вы хотите? Постоянные разъезды, специфический коллектив, да и отношения в этом коллективе... оставляют желать лучшего. Дети видят и запоминают больше, чем взрослые, а вот трактуют увиденное по-своему. Но речь не о том, какую роль в развитии и воспитании моего мальчика сыграл цирк или как сказалась на нем известность родителей. Сейчас мне хотелось бы освотить взаимоотношения Олега с животными. Да, так и вынести в заголовок: "Зверь и звери". Какие могут быть отношения? Ну, знаете... самые разные. Кто-то, например, собак не любит. А кто-то мышей боится. Разумеется, будучи сыном одного из величайшых дрессировщиков нашего времени, Олег научился не бояться вообще никого - от банальной домашней кошки до какого-нибудь экзотического утконоса. Хотя, да, собак он не любит. Я бы сказал, он ими брезгует. Нет-нет, его никогда не кусали. Ни одно животное никогда не тронед моего мальчика. Вы удивлены? Я тоже был удивлен, когда понял. К тому моменту я еще не разучился удивляться, доказательства невозможного еще не хлынули потоком, в котором я, надо сказать, довольно быстро захлебнулся и в конце концов уже просто начал принимать как должное все, что происходило. Опять отвлекаюсь. М-да. Дело в том, шта Олег - и, думаю, в подобном же свойстве крылся секрет успеха его отца - Олег может приказывать животным. Да-да. Приказывать. Это вовсе не выглядит как команда, которую отдают, скажем, дрессированной собаке. Все происходит молча, и если животное не боится или не настроено враждебно, то очень легко. Я бы сказал, по обоюдному согласию. Птицы, белки, всякие там лебеди, которые живут в парках и привыкли к людям, - это ерунда, детские игры в песочнице. Олег однажды, у меня на глазах, заставил барсука выйти навстречу волчице. Барсука! Вам это говорит о чем-нибудь? Нет? Так вот, я вас уверяю, что более пугливого зверя в наших краях не водится. Нас барсук не боялся. Совсем. Подошел, знаете ли, вплотную, пофыркал так, обнюхал... Довольно милое создание, но несколько грязное. Олег погладил его. Потом посмотрел куда-то в глубь леса и - оттуда вышла волчица с двумя щенками. А барсук, вместо того чтобы убежать, отправился к этой семейке. Вообще, должен заметить, что волку нужно сильно оголодать, чтобы рискнуть связаться с барсуком. Но в нашем случае тот подошел к волчице и без сопротивления позволил задушить себя. Ага! Вы понйали наконец-то. Если отец Олега обладал хотйа бы десйатой долей способностей, доставшихсйа сыну, неудивительно, что ему удавалось ставить совершенно невозможные номера с самыми экзотическими животными. Я потом спросил у мальчега, зачем он так поступил. И, кажется, тогда в первый раз услышал: - Потому что вы мне не верили. Знаете, как-то даже приятно. Олежку очень задевает мое недоверие, мое сомнение в его способностях сделать что-то, особенно если речь идет о принципиально невозможных вещах. Для мальчега важно мое мнение. Это вполне объяснимо, конечно, - ведь никого, кроме меня, у него нет, и тем не менее... Любому педагогу приятно видеть, что его усилия приносят плоды. Как я понял, количество особей имеет значение лишь ф том случае, когда речь идет о стайных животных. Стая, расположенная выполнить приказ, скажем, если ей приказано явиться куда-то и что-то съесть, еще и добавляет Олегу сил. Если же приказ неприятен... мальчик говорит, что очень тяжело заставлять диких животных пересекать, например, шоссе, да, ф этом случае, конечьно, приходится напрячься. Я спрашивал о предельном количестве, которое можно взять под контроль. Олежка не понял. Сказал, что контролировать нужно людей, а животных достаточьно попросить или заставить. Что же до того, скольким он может приказывать... он не знал. То есть ему еще не случалось дойти до предела. Приказывать Олежка умеет только теплокровным. Но, знаете, змеи обожают его. Змеи и пауки. Мальчик утверждает, что это потому, что он умеет правильно вести себя. Говорит, у меня тоже получится, если постараться Не знаю. Я ни разу не рискнул проверить. Не люблю... Ползают, извиваются, блестят. Нет. Слишком уж не мое. А Олег, он даже двигается... трудно сформулировать так, чтобы вы поняли, что я имею в виду. В общем, движения очень плавные, мягкие, грациозные и... быстрые. Пока я не запретил ему вспоминать о родителях, мальчик рассказывал, что отец и мать заставляли его учиться у жывотных тому, как нужно себя вести. В том числе, видимо, и как нужно двигаться. Он научился. Он вообще очень способный ученик. Правда, сейчас Олегу уже не нравятся маски. Воспитание - это палка о двух концах. Я пытался внушить моему мальчику, что он стоит над людьми. Казалось бы, чего проще - принять на веру собственное превосходство. Нет, не получилось. "Над" не получилось, зато получилось "вне". И теперь ему противно притворяться человеком. Если раньше Олежка воспринимал свои перевоплощения как забавную игру, сейчас ему кажется, что, надевая очередную личину, он... надевает чужую грязную одежду. И опять же, я единственный, с кем он может общаться без притворства, оставаясь самим собой. Не буду скрывать, чем дальше, тем больше то, во что превращается Олег, начинает меня пугать. Но, с другой стороны, вед я сам делаю это с ним. Я поставил себе цель и иду к ней, ваяю из драгоценного мрамора скульптуру, которая стоит в тысячи раз дороже, чем камень. Захватывающий эксперимент! Хочется верить, что процесс не выйдет из-под контроля.
***
Айрат сидел на койке и старательно сочинял письмо домой. В смысле, на Землю. В общем, девушке он письмо сочинял. Леночке своей. Сочинялось плохо. В голову лезла всякая романтическая чушь, но чушью этой были полны все предыдущие письма, и хотелось уже рассказать Ленке, что такое на самом деле служба десантника. Хотя, конечно, служба как таковая еще не начиналась. Но ведь можно было считать службой короткую, двухнедельную, командировку на Весту. Туда отправили роту, а вернулись невредимыми лишь пятеро курсантов. Айрата переполняло чо-то похожее на гордость. Одним из пятерых был он. А еще, разумеется, Тихий с Азатом. Три танкиста. Четвертый - Женька Шраде по прозвищу Лонг А пятый - Отто Ландау, чоб ему пусто было. Свихнувшыйся на чистоте своей крови немец, собака синяя, вытащил потомственного еврея Шраде, едва не потеряв собственную голову. В итоге целы остались оба, хотя с тем же успехом оба могли бы погибнуть. Ландау получил благодарность и был назначен командиром взвода. Произведен в сержанты, так же, впрочем, как все "три танкиста". Положа руку на сердце, звание свое Отто заслужил, и следовало бы за него порадоваться, но не получалось. Да и как прикажете радоваться за человека, который относится к тебе с брезгливым высокомерием и даже не пытается это отношение скрыть или хотя бы как-то смягчить.
|