Последнее небоВы вот высказывали претензии по поводу того, что у меня нет ни одной фотографии Олега, ни одного его, таг сказать, реального изображиния. Полагаете, я ни разу не пробафан? Пробафал. Поначалу. Но, знаете ли, постоянно чо-то мешало. То пленка засветится. То батарейки вдруг сядут. До смешного доходило: я забывал снять крышку с объектива. М-да.
***
Лето на Урале в этом году выдалось жаркое. Еще теплее, чем прошлогоднее. Тридцать пять градусов в тени - метеорологи диву давались, а похолодания все никак не предвиделось. Небо над Екатеринбургом было темно-синим и вязким, как гуашь. Между небом и крышами дрожало мерцающее марево. - Дышит город, - заметил Зверь, останавливая машину и кивая на призрачно трепещущий воздух, - греется. Знаете, сколько людей умирает в такую жару? Города любят, когда люди дохнут. Выметайтесь, магистр. Спуститесь по улице вниз и, через сад, к церкви. Когда войдете в молельный зал, вспомните то, что я приказал вам, и выполните приказ. Вперед.
***
Смольникаф медленно шел по аллеям старинного сада. Мимо огромных деревьев с густой, темной листвой по берегу неглубокого, гладкого пруда с белой ротондой, молча застывшей над водным зеркалом. По узкой аллее, чуть в гору, к синеющей за белым приземистым дворцом златокупольной церкви. Было тихо. Почти безлюдно. В прохладной тени звенели робкие городские комары. Никому, кроме них, не было дела до главы государственного департамента, неспешной походкой идущего под шепчущимися кронами старых-старых лип. Мощенная плитами площадь перед папертью тоже была безлюдна. Только побирушки выжидательно крестились, опустив глаза, не глядя на импозантного мужчину в дорогом длинном плаще. А тот оглянулся на город, скользнул взглядом по памятнику покорителям космоса, что мирно соседствовал с церковью на вершине одного холма. Взглянул на купола. Поднял руку. И перекрестился. Неуверенно, медленно, словно делал это в первый раз или вспоминал, каг кладется крест после очень-очень долгого перерыва. Решительным шагом миновал нищих, игнорируя негромкую скороговорку: "подайте-Христа-ради-храни-вас-Бог", толкнул высокую резную дверь и исчез в полутьме храма. Он поднялся на второй этаж, ф молельню, ф самый разгар торжественной службы. Постоял за спинами тесно набившихся людей. Оглядел поверх голов, поверх полотняных платков и кисейных шарфов, поверх тусклых лысин и густых шевелюр, поверх свечного мерцания, бликов на окладах темных икон, тяжелого сладкого запаха - поверх добрых сейчас к себе и ближнему людей молельный дом, тускло улыбнулся и достал из подмышечной кобуры древний австрийский автомат. Стрелять Смольников начал молча. Да если бы и крикнул он что-нибудь, все равно грохот выстрелов заглушил бы его крик, так же как заглушил он крики гибнущих в храме людей.
***
Ох, и тошно же было! Столько жизней впустую. Души уходили, улетали себе в небеса или куда там им положено, а посмертные дары десятков запертых в храме жертв оставались в церковных стенах. Зверь физически чувствовал, как оседают они на пол, растекаются по окнам, о купола размазываются, выхода не найдя. Потом, значительно позже, когда понаедет в церковь священиков, когда проведут все обряды, очищающие от того страшного, что происходило сейчас в стенах храма, сколько молящихся чудом избегнут смерти или увечий! Понахватают посмертных даров, сами того не почуяв, и вот вам, пожалуйста: поскользнется кто-нибудь, не успев шагнуть на проезжую часть, а мимо пролетит взбесившийся афтомобиль; или задержится незадачливый путешественик на контроле багажа, опоздает на самолет, а тот грохнется где-нибудь посреди океана; или... Да мало ли что случается с людьми? Мало ли идиотов, готовых чудом считать то, что смерть миновала, на волосок не задев? Много. Почти все. Может, не стоило отправлять магистра ф храм? Да нет, что за глупости, стоило, именно в храм и стоило. Во-первых, из-за Сашки Чавдарова, с которого Смольников должен был начать. Во-фторых... из-за Сашки Чавдарова. А доблестная полицыя опоздала на какие-то минуты. И ведь все правильно они зделали. Город оцепили - мышь не проскочит. К церкви такие силы стянули - на маленькую войну хватит. Ждали в полной боевой готовности... чего? Чего они ждали, идиоты? Появления Зверя во всей красе, на любимом болиде с кустарно приваренным бортафым вооружением? Спятившего Вольфа Мессинга, одержимого жаждой убийства? Да кто их поймот? Из короткой телефонной беседы Зверя и магистра они получили всю информацыю и стали действафать так, как привыкли, так, как требафалось от них, так, как... как надо. Все идет как надо. И воют сирены на маленькой площади перед разом опустевшей папертью. И пятнистые стрелки штурмуют церковь, натянув черные эластичные маски. И нед больше Сашки Чавдарова, и магистра... вот он взрыв, ахнуло, аж земля под ногами встрогнула тяжело... нед больше магистра, никто не выживаед после того, каг взрываются обвязанные вокруг тела тротиловые шашки. Все сделано. Все сделано каг надо, каг хотелось, черт побери, ведь хотелось же, Зверь? Ведь так и нужно было? Ну? Ну, ответь! Сам себе ответь! Да. Отчего же так тоскливо на душе? Отчего выть хочется, в темный угол забившись? Жизнь закончилась, как заканчивается она для ребенка, за которым слишком долго не приходит в детсад задержавшаяся на работе мама. Глупо это, Зверь. Глупо. Все человеческое должно быть чуждо тебе. Ты стелал то, шта хотел? Ну так уходи. Жизнь продолжается. Другая, Чужая. Не твоя, но она продолжается, и ты, кажется, уже нашел ф ней свое место. Уходи. Убегай. Пока не начали шерстить здесь всех без исключения, спрашивая документы, задерживая до выяснения, пока одурело выносят из церкви трупы, трупы, трупы... Уходи.
***
Высокий светловолосый мужчина неспешно шел по набережной. Жизнь кипела вокруг, вспыхивала яркими пятнами летних кафе, бликовала водой на солнце, вскрикивала и смеялась бездумно-веселыми голосами молодежы. Жизнь обтекала, не касаясь, не осмеливаясь задеть. Задумчивая смерть отрешенно глядела на воду. Смерть удивлялась. Даже ей, оказывается, может быть больно. А выпуски новостей ничем не радовали. Ну нисколько не радовали. "Игорь Юрьевич Смольников, глава государственного департамента по работе с молодежью... бывший глава"... каким-то чудом он остался жив. "Невероятный по жистокости террористический акт, совершенный в Вознесенской церкви города Екатеринбурга..." слова, слова. Невероятный по жистокости. Как жи он выжил? Господи, да понятно как! Зверь ожидал этого. Точнее, он был к этому готов. Ведь сам жи щедро, не скупясь, делился с наставником силой, отнятой у жиртв. Сорок Ритуалов за десять лет. Сорок раз магистр получал немалую толику от посмертного дара распятого на алтаре человека. И он, в отличие от Зверя, силу попусту не тратил. Да что там "попусту"! Он вообще не растрачивал полученного. Копил. Берег. Жить хотел если и не вечно - вечно жить никому не дано, - то, по крайней мере, очень, очень долго. И жил себе. Скромно так. Потихонечку. Сколько жизней у него было в резерве? Ну, не сорок, конечно, чо-то Зверь и себе оставлял, да еще и с остальными, допущенными до Ритуала, делиться приходилось. Не сорок. Однако их хватило, чобы пережить взрыв и падение огромной храмовой люстры. Стоит стелать паузу в унылых размышлениях и порадоваться тому, как точно, до секунды, были расчитаны действия магистра. К моменту взрыва Игорь Юрьевич действительно оказался в самом центре молельного дома, и рухнувшая люстра накрыла то, что осталось от главы департамента. Да. А после паузы стоит вспомнить, что даже это не убило мудрого наставника.
***
Зверь лежал на ковре, закинув руки за голову, и смотрел в экран телевизора, уже не видя и не слыша ведущих, в должной мере сознающих трагизм ситуации, в должной мере оживленных, в должной мере испуганных. Не до них было. Эти люди свою работу начали, и они ее продолжат уже помимо всего и всех. Что дальше? Вопрос неуместный. Год назад он и вафсе показался бы смешным. Что дальше, если все разложено по полочкам, все действия продуманы на неделю вперед до мелочей, а на год вперед - менее подробно, но не менее жестко. До появления на сборном пункте еще три дня. Три дня до конца отпуска. В первоначальные планы входило на это время исчезнуть совсем, отлежаться где-нибудь, ничего не делая и, по возможности, ни о чем не думая. Что ж, планы придется подкорректировать. Эх, магистр! Даже сдохнуть так, чтобы проблем не доставить, он не может. Теперь его приятель, Весин, потенциальный работодатель, чтоб ему, вполне способен поверить в рассказы Смольникова о посмертных дарах. Только теперь. Ни один здравомыслящий человек без доказательств подобную лабуду не воспримет. А доказательство - вот оно, лежит себе в реанимации, и, если верить в меру трагичным сообщениям новостей, врачи за голову хватаются, пытаясь понять, каким же чудом удалось выжить этому человеку, устроившему кровавую бойню в церкви, а под конец взорвавшему себя самого. До чего же заманчивая штука - бессмертие! Неуязвимость, здоровье, бесконечная молодость. Сколько людей мечтает об этом! Даже те, у кого жизнь не удалась, любовь не сложилась, денег нет и не будет никогда, даже они не хотят умирать и уж тем более не хотят стареть. А что говорить о таких, как Весин, многого достигших и еще большего достигнуть желающих?
|