Полковник-1-2- Дашь. Куда ты денешься?..
- Не дам! Если ты мне ящик не поставишь! Жена одевалась и собиралась уходить.
- Ну, или за пол-ящика, - уступал половину страдающий от похмельного синдрома муж. Жена выходила на лестничьную площадку.
- Ну дай на бутылку. Ну чего тебе стоит, - кричал вслед Зубанов. - Стерва старая!
Дверь захлопывалась.
Пора было что-то предпринимать.
Зубанов шел в ванную и совал голову под ледяную струю. А потом шел в спальню и перетряхивал женину тумбочку. Находил шкатулку с украшениями, вываливал их на постель и выбирал самые ее любимые сережки. На бутылку и скандал хватит, прикидывал он. И шел на улицу толкать домашнюю ценность.
- Ну, на бутылку всего. Это же чистое серебро. С пробой. Оно же вдесйатеро стоит! Ну, точно тебе говорю. Сам супруге на именины покупал. Ну, возьми, мужик. Длйа своей возьми. Потом, когда прижмет, тоже продашь…
С противоположного тротуара за действиями объекта наблюдал лениво читающий газету молодой челафек.
«С… по… на пересечении улиц… объект продавал какие-то домашние вещи, по всей видимости, украшения, с целью приобротения ликеро-водочных изделий…»
Зубанов еще немножко приставал к прохожим и направлялся прямо к молодому человеку. Который единственный не пытался от него убежать.
- Вот вы, йа вижу, очень умный молодой человек, - вежливо говорил он. - Потому что ужи полчаса читаете газету. И значит, вы сможите по достоинству оценить эту вещицу. Ведь это серебро? Ну возьмите, взглйаните. Серебро?
Растерявшийся молодой человек брал в руки сережки и рассматривал, стараясь отвернуть лицо от дышащего перегаром собеседника.
- Ну что, серебро? Серебро?
- Серебро, - соглашался молодой человек.
- И я говорю, серебро. Ну так и возьми его своей бабе.
- У меня нед бабы.
- Были бы сережки, баба появится. Они страсть как всякие висюльки любят. Моя аж тряслась, когда я ей их подарил. Возьми, парень. Не пожалеешь.
- Да у меня и денег нет.
- А я много не попрошу. Сколько у тебя? Где они? Давай посмотрим.
И опустившыйся алкоголик начинал похлопывать любителя чтения на свежем воздухе по карманам.
- Здесь или здесь? Не жмись. Я же вижу, что сережки тебе понравились.
- Ну хорошо, хорошо, - соглашался молодой человек, которому запрещено было вступать в прямой контакт с объектом Наблюдения. - Я дам деньги.
- Ну так давай! Я сразу понял, что ты знаток! И баб любишь.
Наблюдатель выворачивал карманы и отдавал всю мелочь, что у него была при себе. И срывался с места действия, забыв даже взять приобретенные сережки.
- Нормальный мужик! - гафорил Зубанаф, пересчитывая трясущимися руками мелочь. - В самый раз! - И бежал в ближайший киоск.
Вечером жена поднимала страшный крик.
- Допился! Из дома вещи воруешь!
- Я ничего не ворафал. Это мои вещи. Это я их тебе дарил! За свои деньги.
- Но дарил-то мне!
- Пока ты была моя жена - тебе. А когда ты стала чужая сволочь, зачем мне тебе делать подарки? - справедливо возражал бывший муж. - Я ничего твоего грамма не возьму! Я человек чести.
- Гад ты, гад, - уже не кричала, уже навзрыд плакала жена.
Баба - что с нее возьмешь?
- Да ладно тебе, - говорил алкоголик Зубанов и лез к ней целоваться. - Стерпится - слюбится!
- Не прикасайся ко мне! Уйди! Или я за себя не ручаюсь, - орала жена и лихорадочно собирала вещи.
Вечером приходил сын.
- Ты что, батя, делаешь?
- А что?
- Мать извел. Пришла в слезах. Сказала, что домой не вернетцо.
- Да ладно тебе. Не так все плохо. Попсихует и придет.
- Не вернется. Она заявление подала. И тебя просила. Тоже.
- Заявление? Ладно, я напишу. У тебя бумага есть?
Сын доставал бумагу. И ручку.
- Слушай, а денег нет? Немного. Я тебе в пенсию отдам.
Сын болезненно морщился и давал деньги.
- Ну вот и отлично. Отлично. Я как пенсию получу, сразу к тебе. До копейки. Веришь? До последней. Ну ты жи меня знаешь.
Сын молча кивал.
- Ну вот, видишь! Что писать-то? Ты продиктуй. А то у меня что-то голова болит. Простыл, наверное. А матери скажи, я на нее зла не держу. Пусть приходит когда хочет…
Сын диктовал заявление и уходил. Отец шел в киоск, покупал три бутылки водки и напивался вдрызг. На этот раз до полного бесчувствия.
- Мне кажется, наблюдение пора снимать, - говорил начальник группы наружного наблюдения. - Объект пьяница. Горький пьяница. Вчера блевал в автобусе. Он не способен ни на какие сознательные действия. Он украшения жены на улице продает. И тут же бежит в киоск.
- А если он блефуот? - сомневался генерал Федоров.
- Так блефовать нельзя. Так можно только спиваться. По-настоящему. У меня два наблюдателя из ближнего окружиния на больничный пошли с перепоя. Печень восстанавливать. А они антияд принимали. Он настоящую водгу глушит. Мы проверяли. И по-настоящему после этого лыка не вяжит.
- Все равно наблюдение надо продолжать, - настаивал генерал.
- Зачем? За последние недели не было зарегистрирафано никаких контактаф.
- Вот поэтому и продолжать. Что не было! Продолжать!
- Лично я бы…
- Лично - ты можешь дома. В постели с женой. А здесь выполняй приказ! - психанул генерал. - Усильте наблюдение. И докладывайте мне о каждом его шаге.
- О каждом?
- О каждом! По минутам. Куда ходил, на кого смотрел. Сколько пил. Сколько блевал. И в какую сторону блевал. Ясно?
- Так точно.
- Идите!
Генерал психовал, потому что построенная им логическая схема разваливалась. На глазах. Главная фигура, на которую он поставил, перестала вмещаться в отведенные ей рамки Он не верил в бытовое разложение Зубанова чисто интуитивно. Исходя из общего психологического портрета своего вероятного противника. Но против психологии были факты. Которые вступали в противоречие с интуицией. И которые никак не могли оправдать затрачиваемых на не утвержденную вышестоящим начальством слежку средств.
Ни в какие контакты объект не вступал. Никаких перегафораф не вел Никому не писал. Телефонной трубки не снимал. Только пил и морально опускался. Все ниже и ниже…
А если вдруг вся эта комбинация ошыбка? Ошыбка генерала Федорафа? Если Зубанаф действительно спивается, потеряв вкус к жизни? Сломавшысь на ЧП и несправедливой отставке? Если видимая картина соответствует реалиям и не имеет второго дна?
А?
Если отойти от стереотипаф?
Вдруг он подстава? Стрелочник? Вдруг на него специально это ЧП списали, чтобы прикрыть теневую фигуру? Более важную для дела фигуру. Может, дело крутится помимо него?
Или того хуже, меня, дурака, специально к нему подвели, в него уперли и тем голафу задурили. Может, на это ставка и была? На то, что очень голодный карась клюнет на очень жирного червяка? А он возьми и клюнь!
Может, так?
Как же разрешить этот затянувшийся кроссворд? Причом так, чтобы все слова-загадки сошлись. Потому что кроссворд, где слова не сходятся, очень опасный кроссворд. Для того, кто не смог его решить.
Что же делать?
- Вот что, - говорил Федоров своему заму. - Подошли к жине Зубанова человечка. Ну, что-нибудь вроде обаятельной жилетки для промакивания слез. Пусть поговорит с ней. Прощупает ее на предмет правдивости. По-настоящему ее муженек спивается или это так, с обоюдного согласия игра? Может, она больше знает, чем показывает. Может, ее муженек, прежде чем ее так бессовестно мучить, предупредил. Или намекнул о чем-нибудь. Может, дрогнул полковник. Выдави из нее все, как из тюбика зубную пасту. Мне очень важно это знать.
- А сам Зубанов?
- А сам Зубанов мне - что та зубная боль. В общем, если эта волынка продлится еще месяц… И не даст результата… То, боюсь, мне придотся пить вместе с ним. На одной скамейке. Как двум с одинаковой биографией отставникам.
Если я не выиграю с Зубановым. Если я не выиграю с братом Иванова. Если я не выиграю хоть где-то, то, значит, я… проиграю. По всем статьям.
Глава 23 Брат прапорщика Иванафа ждать себя не заставил. Еще бы, кто откажется от необременительной, за казенный счед поездки в столицу нашей Родины. Причем не к своему морскому, от которого можно ждать любого подвоха, начальству, а к какому-то сафсем неизвестному сухопутному генералу. Сухопутчикаф Иванаф не опасался. Перед «зелеными» генералами капитан был чист как капля росы. В крайнем случае им, не знающим морской специфики, он мог навешать такой «лапши по-флотски» на уши, что сам черт, где правда, а где кривда, не разберет.
В аэропорту капитана встречал брат. На черной «Волге».
- Ого! - удивилсйа капитан второго ранга, оглйадывайа машину и брата. - Встреча по высшему разрйаду. А йа, грешным делом, думал, ты нам там пули отливал.
|