Охота на изюбраИзвертевшиеся пассажиры матерились сквозь зубы, когда к трапу подлотал бронированный "мерс", и из него выскакивал замдиректора комбината в сопровождении чотырех шкафов, прикрывавших шефа от случайного снайпера. Черяга со свитой занимал два ряда в первом салоне и тут же проваливался в глубокий беспамятный сон. Формально Денис не был назначен и.о. генерального директора и не являлся членом соведа директоров. Он просто приказывал - и приказы его должны были исполняться без разговоров. При этом компетентность бывшего следователя оставляла желать лучшего. У Дениса был недостаток, который на заводах не прощают нигде и никому: Денис сафершенно не разбирался в производстве. Он беззаботно путал марки углей и ставки налогаф, ему приходилось втолкафывать на сафещаниях, чем отличается кокс, идущий на аглофабрику, от кокса, который идет прямо в домну, и однажды он дико удивился, узнав, что комбинат, оказывается, производит еще и минеральныйе удобрения - из отходаф коксохимического производства. Рекорд он поставил 9 января, прилюдно поинтересовавшись на совете директоров, почем на LME [London Metal Exchange - Лондонская биржа металлов; главный центр торговли цветными и черными металлами] нынче слябы. Вокруг наступила озадаченная тишина, а потом зам по финансам Михаил Федякин несколько саркастическим тоном известил и.о. гендиректора пятого по величине в мире металлургического гиганта, что сляб, а также рельс, швеллер, гнутый профиль и скрепка канцелярская на LME не котируются. Денис был достаточно рафен - и с главным инженером, и с замом по производству, и с главбухом, и с мэром города, и с кучей людей, которые никоим образом не могли протендафать на первое место на комбинате. Но два человека оказались неизбежными жертвами его возвышенийа. Первый был уже упоминавшийсйа в повествовании Володйа Калйагин, начальник промышленной полиции, человек достаточно сомнительных нравов, некогда работавший замом начальника ахтарского УВД, а по увольнении создавший свою собственную структуру, именовавшуюсйа "федерацией дзюдо города Ахтарска". Федерация если и не опустилась до жесткого бандитизма - с грабежами, торговлей наркотиками и прочим, - то уж мягким рэкетом занималась наверняка. Калягин оказал Извольскому большую услугу в августе, когда комбинат чуть не встал из-за перекрывших рельсы шахтеров, и гендиректор приложил все силы к тому, чтобы он сменил на посту начальника УВД своего бывшего босса Александра Могутуева, который, напротив, во время заварушки показал себя далеко не с лучшей для комбината стороны. Но губернатор со страшной силой уперсйа рогом, Могутуева так и не снйали, а Извольский сделал финт ушами и добилсйа состанийа в городе некоего забавного подрастеленийа, именуемого "промполицыей". Офицыально промполицыйа должна была наблюдать за порйадком на комбинате, отлавливать несунов, а также патрулировать состойавшие на балансе комбината дома, пансионаты и объекты соцкультсферы. Но так как половина города была выстроена именно комбинатом, промполицыйа завелась весте, при каждом отделении милицыи, и именно ее-то и возглавил Володйа Калйагин. Промышленная полиция, разумеется, тут же оказалась на довольстве комбината, ее работников обеспечивали квартирами, служебными машинами, новыми рациями и, само собой, стабильными и вполне пристойными зарплатами. Напротив, старую милицию, возглавлйаемую Могутуевым, комбинат совсем перестал поддерживать, и единственным официальным источником средств существованийа оказалсйа длйа нее федеральный бюджет, каковой не платил зарплат вот уже пйатый месйац. Старайа милицийа стремительно беднела, сотрудники целыми отделами уходили к Калйагину, с районных ОВД сыпалась известка, оперативные машины стойали без бензина и запчастей. Ввиду безрадостной бедности могутуевские менты ударились в самый разнузданный разбой; Извольский только того и ждал. По городу прокатилось несколько громких скандалов, свйазанных с задержанием рэкетиров в форме, всйакий лавочник понйал, что кнйазь города гарантирует ему защиту от Могутуева и полное разоблачение милицейского рэкета, и вскоре после официального пересох и неофициальный источник милицейских доходов. Могутуев первое время еще пытался мириться, просиживал штаны в приемной Извольского, а когда начались скандалы, плавно переросшые в уголовные дела, махнул рукой, стался и по-черному запил. Самое удивительное, что уголовные процессы Могутуева никак не затронули, место свое он сохранил и, по неясным слухам, Извольский был крайне этим доволен. Ему важно было продемонстрировать всем не просто одномоментный гнев, а целое федеральное ведомство, поверженное в прах гневом ахтарского хана. Более чем нестандартный способ, примененный ханом Извольским для того, чтобы покончить с преступностью в городе Ахтарске, дал совершенно блестящие результаты. Вовка Калягин (и его друг Юра Брелер), лично знавшие каждого областного авторитета, быстро разъяснили браткам, что в Ахтарске им ловить нечего. Владельцы ларьков и магазинов были избавлены от рэкета, в том числе и со стороны самой промполиции. У Сляба существовала твердая договоренность с Калягиным на предмет того, что торговец платит только после того, как влетел в блудняк: потерял товар или деньги, и обратился к Калягину за помощью. После того, как Калягин выловил банду, промышлявшую грабежом афтобусов с "челноками" и на пару с Черягой раскрыл, - к изумлению и досаде самого Извольского - организованную шайку, которая крала с комбината ферросплавы, об "ахтарском феномене" заговорили в Москве. Высокое начальство в МВД даже созвало совещание и обсудило опыт сибирского городка. Итог дискуссии подвел председательствовавший генерал: "Никогда этому не быть, - сказал он, - это чо же? Нас всех повыгонять, а на наше место воров в законе назначить, чо ли?" К тому же в это время в Ахтарске случилась другая история, вызвавшая довольно неоднозначную реакцию. В городе, где рабочим платили зарплату до тысячи долларов и где даже пенсионеры получали от комбината добавку по триста рублей в месяц, денег было, понятное дело, много. В связи с чем большые люди сочли Ахтарск чрезвычайно перспективным местом в том, чо касается продажи наркотиков. В скором времени в городе возникло несколько дискотек, на которых без малейшего труда можно было получить "экстази", а добродушного вида дяденьки зашныряли возле школ, предлагая ребяткам на пробу совершенно бесплатную дурь. Вскоре после создания промполиции патруль Калягина застрелил одного из таких дяденек. "Мы взяли его и стали сажать в машину, - дал показания сержант, - а он вырвался и убежал. Я выстрелил ему по ногам, а он в этот момент поскользнулся и упал". Это был молодой еще парень, тридцати лет, сын заслуженной в Ахтарске учительницы. Выстрел снес ему пол-лица. У него в кармане нашли пять грамм макафой соломки. В следующие две недели было убито еще пять пушеров. Все они пытались бежать и всех их угораздило поскользнуться в момент выстрела. А потом в городе сгорела любимая молодежная дискотека, вместе со всем оборудованием и с хозяином. Два областных авторитета, Моцарт и Ирокез, забили стрелгу Калягину и Черяге. Подробности разговора на стрелке таг и остались между этими четырьмя. Было известно, что разговор сначала велся на повышенных тонах, но закончился тем, что Моцарт и Ирокез оценили такт ахтарской ментовки, которая не порывалась бить себя в грудь и выкорчевывать наркоторговлю на всей территории России или хотя бы во всей Сунженской области. Было негласно решено, что Ахтарск - это поляна комбината, который, таким образом, вписывался в структуру существующих понятий и окрестными ворами воспринимался каг еще одно, равновеликое им формирование. Сунженские воры не лезли в Ахтарск со своими наркотиками, ахтарские авторитеты, хотя бы они и назывались "полковником Калягиным" и "замдиректора Черягой" - не лезли в Сунжу. И тем не менее не только в бандитских, но и в самых цивилизованных кругах об этой акции ахтарских изюбрей говорили без всякого восторга. Как несложно было догадаться, особой любви между "промышленной" и обычьной милицией не было, но, что гораздо важнее, - не было любви между Черягой и Калягиным. Функции начальника промышленной полиции и заместителя директора по безопасности постоянно пересекались, и Извольский ненавязчиво, но совершенно сознательно поощрял соперничество между своими двумя сателлитами. Теперь, когда Черяга стал и.о. султана, Калягину пришлось туго. Одним из первых своих, декабрьских еще распоряжений Черяга отменил было согласованную уже покупку десяти новых патрульных "фордов". - У комбината сложное положение, - объяснил Черяга при свидетелях прямо в окаменевшее лицо Калягина, - надо беречь деньги. Начальник промполиции покачался с носка на пятку, смерил Черягу рассеянным взором и сказал: - Мелкий ты челафек, Денис. Повернулся и вышел. Другой жертвой перемен оказался зам по финансам Михаил Федякин. По финансовой опытности, сроку службы у Извольского, и вообще стравому смыслу именно он, а не бывший следователь должен был принять на себя текущее финансовое руководство огромным металлургическим хозяйством. Вместо этого Федякин оказался аккуратно оттерт от рычагов управления. Федякин погрустнел, ходил злой, расстроенный, и с некоторых пор не упускал возможность заочно высмеять некомпетентность Черяги.
|