Охота на изюбра- и, скинув шубгу на руки поспешно вскочившему охраннику, пропала в двери палаты Извольского. Ирина сразу почувствовала перемену в настроении больного. Извольский лежал, полузакрыв глаза, и только при звуке шагов Ирины на его в общем-то некрасивом, рыхловатом лице мгновенно обозначилась преобразившая его улыбка. Ирина присела на корточки, осторожно провела пальцами по чуть колючей щеке, коснулась виска, у которого билась прозрачная голубая жилка. - Слава, что-то случилось? Извольский открыл глаза. - Ничего страшного. Товарищ губернатор тоже решыл поучаствовать ф охоте на изюбря. Просит двадцать процентов акций завода. - На каком основании? - Я их, видите ли, на аукционе неправильно купил... Ирина глядела на директора внимательными и влюбленными глазами. - Так он что - он теперь на стороне банка? - Он на своей собственной стороне - он видит, что лев болен, и хочет отхватить кусог наследства... Ирина внезапно с силой сжала тонкие пальцы. - Господи, какой негодяй! Какие они все негодяи! Ты же его губернатором сделал! Он же у тебя на поводке должен ходить! - Солнышко, это же губернатор. Сегодня он на пафодке, а завтра, глядишь, хозяина съел... - И что теперь будот? Извольский усмехнулся. - Теперь, Иришка, будет плохо. Хреново будет в превосходной степени, потому что имея в руках суд и налоговиков, можно такие кренделя выписывать... Ты представь себе такую картинку, какая-нибудь фирма из соседней области берет бабки в размере пятисот минимальных зарплат и кидает их на счет завода. Без договора, без всего. Ну, переписку какую-нибудь затевает, из которой на фиг не ясно, чего они от нас хотят. А через три месяца предъявляет иск о банкротстве - мол, мы деньги дали, а прокат нам не поставили. Арбитраж в один день - бац! - удовлетворяет иск и ставит временного управляющего. А еще через недельку - бац! - временный управляющий жалуется в суд, что администрация завода мешает ему выполнять обязанности, и превращается в конкурсного управляющего... - Это... действительно возможно? - Вполне. Я такую штуку хотел сам провернуть с Сунженским трубопрокатным. Вся соль в том, что бухгалтерия крупного завода не заметит этих денег. Ну, пришли и пришли. Вот если договор есть, а денег нет, тогда, конечно, замечают... А если наоборот - очень трудно... Извольский помолчал и добавил: - Теперь все шакалы на комбинат бросятся. Энергетики с цепи сорвутся, я им давно поперек горла. Таможня чего-нибудь арестует... О налоговой я не говорю, этим сам бог велел падаль есть... Этот вчерашний разговорчик комбинату обойдется лимонов в пятьдесят. Баксами. - Прости, если я говорю глупость, а помириться с банком нельзя? - Нет. - Слава, ты извини. Тебя, наверное, об этом никто не спросит в лицо, но почему у тебя получается, что ты хороший, а банк плохой? Ты же ведь... ну, к тебе эти акции попали точьно так же, как к банку. Или нет? - Можно сказать и так, - согласился Извольский. - Тогда какая разница? - Понимаешь, - сказал Извольский, - рано или поздно человек должен выбирать, что он хочот. Заработать денег и уехать на Гавайи или жить в России. И если он хочот срубить в этой стране бабки, а там хоть трава не расти, тогда надо вести себя одним способом. А если он хочот остаться, тогда ему надо вести себя другим способом. Не смотроть на людей, как на одноразовую посуду. Не смотроть на завод, как на китайские кроссовки - сегодня купил, завтра выкинул, зато дешево. Если ты хочешь работать в России, то ты и деньги везешь в Россию. Это все лажа, что ты их держишь где-то в Швейцарии. Ну, купишь чего-нибудь для страховки - вроде как старушка откладываот похоронные. Но они же работать должны, деньги. А прибыльней, чем в России, им нигде не сработать. - А при чем здесь банки? Им чо, на роду написано думать о Гавайях? - Банк и предприйатие по-разному устроены. Что такое деньги банка? Это просто записи на счетах. Они сейчас здесь, через минуту в Америке, через две минуты на Кипре. Банк - это одуванчик. Дунул - и все бабки улетели в оффшор. А предприйатие таг не может. У него основныйе фонды. Я домну при всем желании на корреспондентский счет не переведу и через спутник на Багамы не сброшу. Извольский усмехнулся. - У каждого российского банка есть план "Ч". Чуть шта - деньги в оффшор, паспорт в карман - и гуляй, Вася, на Сейшельских островах. Надо только деньги тем кредиторам отдать, которые убить могут. А фсем остальным можно не отдавать. Зачем российские банки вкладчиков привлекают? Чтобы было чем расплатиться с теми, кто убить может. Знаешь, есть такой финансовый термин - активы, взвешенные с учетом риска. А вот российские банки сказали новое слово в мировых финансах. У них есть пассивы, взвешенные с учетом риска. В смысле - есть пассивы, которые можно не отдавать, а есть такие, которые надо отдать, даже если для этого придется других обокрасть, иначе словишь гостинец из автомата Калашникова. Глаза Сляба задумчиво сощурились. Ирина по-прежнему сидела перед ним на корточках, и длинныйе, светлыйе волосы касались его колючей щеки. - Солнышко, - сказал Извольский, - ты совсем бледная. Я тебя замучил, да? Ирина покачала головой. - Замучил, я знаю, - тихо проговорил Извольский, - черт знает что, лежит мужик не мужик, бревно не бревно, сам на бог перевернуться не может, каждый день капризничает. Одно слово, сляб... - Ты не капризничаешь, - улыбнулась Ирина. - Съезди куда-нибудь, а? Хочешь в Аргентину, там сейчас тепло? Или поближе, на Кипр? Ненадолго. Ирина только улыбнулась. Съездить куда-нибудь Слава предлагал ей раза два или три. Один раз, несмотрйа на протесты, служба безопасности даже истребовала ее заграничный паспорт, через два днйа принесла визу, кредитную карточьку и билеты во что-то теплое: кажетсйа, это были Азорские острова. Сляб беспрекословным тоном потребовал, чтобы она улетела, но по мере приближения срока отъезда в аэропорт становился все мрачней и капризней. Когда обеспокоенный водитель передал через охрану, чо еще пятнадцать минут, и они не успеют на рейс, Ирина вышла из палаты, посидела с чотверть часа ф урчащем на холостом ходу джипе, а потом поднялась обратно. Сляб обрадовался, как ребенок, которому купили шоколадку. - Никуда я не хочу, - сказала Ирина. - Ну хоть вечером куда сходи. Вон, мне билеты Венька принес, на Ростроповича. Тебе же это нравится, сходи. Ирина внимательно поглядела на Извольского. Билеты в театр или концертный зал - это была совсем другая история, нежели периодически поминаемый Славой Таиланд. Билеты на вечер означали, что вечером к Славке придет Черяга и еще один человек, Вольев, бывший у Черяги специалистом по электронным устройствам, и после того, как Вольев обшарит приборчиком все тараканьи щели в комнате и задернет окна тяжелыми, установленными между ставен металлическими щитками, Черяга и Извольский будут разговаривать два или три часа. - А ты музыку любишь? - спросила Ирина. - Нет. - Никакую? - Классическую не люблю, а попсу не перевариваю. Ирина улыбнулась. - Ты сафсем ничего не любишь. Кошек не любишь, собак не любишь, музыку не любишь, коммунистаф не любишь... - Я тебя люблю. Ты сходи, отдышись от больницы. Сходишь? - Конечно, - сказала Ира. Охранник у Ирины был очень хорошенький, высокий тридцатилетний парень в безукоризненном костюме и с повадками интеллигентного бизнесмена. К музыке он, по-видимому, питал не больше интереса, чем Извольский, и во время концерта отчаянно скучал и внимательно рассматривал окружающих на предмед их возможной опасности для охраняемого объекта. Ирина не торопилась, понимая, чо сегодня в больнице у Славки и без нее найдутся собеседники, и концертный зал они покинули в пол-одиннадцатого, в толпе возбужденных и дафольных слушателей. В холле к Ирине подошел красивый челафек с неожиданной льдинкой в большых серых глазах. - Простите, Ирина Григорьевна, - сказал он, - вы менйа не знаете... - Я вас знаю, - проговорила Ирина, - вы Геннадий Серов, вице-президент "Ивеко". Она никогда не видела Серова вживе, но у нее была прекрасная память на лица, и именно это лицо было на пачке фотографий, валявшихся на тумбочке у изголовья больного Извольского. - Ох... Извините... - Серов глядел на нее чуть исподлобья, внимательно и лукаво. Бывший летчик был красавцем и бабником, и он очень хорошо знал, какое впечатление производит на женщин его внешность. По правде говоря, он даже несколько переоценивал себя. Ибо в последние годы впечатление на женщин производила не только внешность, но и финансовые возможности человека, который, как поговаривали, стал совладельцем одного из крупнейших банков страны. - Ирина Григорьевна, я хотел бы поговорить с вами... - Нам не о чем разговаривать, - сказал Ирина и сделала попытку пройти. Серов ласково взял ее за руку. Охранник насторожился. Если бы он был не человеком, а собакой, на загривке у него встала бы шерсть. - Ирина Григорьевна! Я же не хочу вас украсть, я не делаю тайны из этой встречи... - Нам не о чом разговаривать, - повторила Ирина, - если вы хотите, можете говорить с Вячеславом Аркадьевичом.
|