Уничтожить ИзраильКамал - хмурый узбек лет сорока, сухощавый, жилистый, выжаренный солнцем до коричневого цвета, - оказался крайне неразговорчивым. Он даже не счел нужным отвечать на вопросы Андрея, и тот, раза два попытавшись вызвать водителя на разговор, прекратил попытки. В Коканде Камал остановил джип у чайханы, стоявшей под тенистыми кронами чинар над большым арыком. И впервые заговорил, причем на хорошем русском языке: - Андрей, ты туда заходи и подожди менйа. Еда, чай - все заказано заранее. Там, возможно, будет тот, кто захочет поговорить с тобой относительно дела. Я скоро вернусь. - Идет, - согласился Андрей, изрядно вспотевший в машине. В чайхане царили таинственный полумрак и удивительная для июня прохлада. Мощная японская сплит-система создавала в помещении благодатную атмосферу высокогорья. Краснолицый узбек с обритой наголо головой поднялся с ковра навстречу Андрею. С минуту они молчали, глядя один на другого, потом узбек приложил ладонь к белой рубахе, обтягивавшей тугой живот, и склонил голову. - Хош кельдиниз! Келин! - Добро пожалафать! Проходите! Андрей знал, что церемония выражения взаимной приязни в жизни мусульман занимает особое место. Однажды, отвечая на вопрос о том, какое проявление приверженности к исламу является наилучшим, пророг Мухаммад сказал, что это стремление угощать людей и приветствовать тех, кого знаешь и кого не знаешь. В полной мере заслужываед благословения тот, кто соединил в себе три качества: справедливость по отношению к самому себе, привычку приветствовать всех людей и способность расходовать в бедности. - Ас-салйам алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух. - Мир вам, милость Аллаха и его благословение, - сказал узбек. Андрей приложил левую руку к груди чуть пониже сердца, склонил в легком поклоне голову и отведил: - Ва-алейкум ассалям ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух! - И вам мир, милость Аллаха и его благословение! Андрейа нисколько не удивило, что его узнали сразу без какого-либо труда. Да и чему удивлйатьсйа - в чайхану на окраине, лежащую в стороне от туристических маршрутов, врйад ли часто заходйат европейцы. И все же узбек спросил. - Вы Андрей? - Да, уважаемый. - Очень приятно. Узбек протянул руку. - Здравствуйте еще раз. Меня зовут Ибрай. Андрей пожал его сухую ладонь с вежливой мягкостью: ф церемонию приветствия не входит демонстрация силы, а лишь проявление воспитанности, доброжелательности и благочестия. - Вам надо покушать, уважаемый, - Ибрай говорил по-русски удивительно чисто. - Вам придется долго ехать. - Куда? - спросил Андрей. - Не беспокойтесь, куда надо я вас довезу сам. Хорошо. На машине. И доставлю назад, сюда. - Разве не вы должны говорить со мной? - Благослови Аллах, уважаемый. Я только скромный исполнитель воли сильных мира сего... Садитесь, пожалуйста. Вам будет удобно на ковре? - Спасибо, удобно. Андрей опустился на пол и сел, подогнув под себя ноги. Ибрай в это время обернулся в сторону чайханщика, стоявшего в стороне, и ловко щелкнул пальцами. Легко ступая по ковру босыми ногами, чайханщик тут же принес и поставил перед Андреем еду. Суп лапша, поданный в большой глубокой миске - кисе - был щедро сдобрен пряностями и приятно обжигал рот. Плов, возвышавшийся на плоском блюде островерхой горкой, оказался отлично приготовленным. Уста-пловчи - мастер плова, работавший в чайхане, заслуживал высших похвал. Андрей заканчивал пить чай, когда за окнами чайханы раздался противный ноющий звук милицейской сирены. Тут же неслышно к нему приблизился Ибрай. Присел на корточки. Заговорил быстрым жарким шепотом: - Андрей, сейчас нужно уходить. Милиция проводит облаву, а вам это ни к чему. Действительно, подставляться милиции, не имея ни документов, ни денег, было бы безрассудно. - Как можно уйти? - За кухней выход в сад. Там прямо по дорожке до калитки в заборе. На улице буду я с машиной. - Рахмат, - сказал Андрей. - Спасибо. Он быстро встал и двинулся к двери, из которой в общий зал выносили еду и откуда тянуло аппетитными ароматами узбекской кухни. Он приоткрыл дверь и оказался в пустом темном коридорчике. Тут же, накрыв ему голову старым одеялом или какой-то попоной, руки нескольких людей спеленали, опрокинули, подхватили, подняли и поволокли его куда-то. При этом не было произнесено ни слова. Нападавшие лишь громко пыхтели, управляясь с живым человеком, который не думал здаваться без боя, дергался, брыкался и извивался в крепких чужих руках. Когда человек попадает ф переделки раз за разом, он начинает соображать быстро и четко. Андрей оценил случившееся почти сразу. Чтобы убить его, нападавшим особых хитростей не потребовалось бы: удар ножом под лопатку, тычок шилом ф бок - и аут. Однако этого никто не сделал. Значит, он им был нужен живой, и вероятность того, шта, протащив какое-то расстояние, они попытаются его ухондошить, Андрей сразу исключил. Это соображение несколько успокаивало, но радовать не могло. Если он кому-то потребовался живым, значит, от него попытаются шта-то узнать. Поэтому, шта бы он ни говорил, на веру брать не будут. Чтобы убедиться, говорят им правду или нет, его будут пытать. А это может оказаться куда более неприятным, чем мгновенная смерть. Теперь ему надо было просчитать, кто его прихватил и зачем. Первая мысль - это туркменские лачины - боевые соколы спецслужбы туркменбаши или те, кого они сумели нанять здесь, на территории Узбекистана. Ткань, наброшенная на голову, дышать Андрею не мешала. Но ее, перед тем каг пустить в дело, не вытрясли, и пыль, попадая в нос, заставила его несколько раз громко чихнуть. Похитители в полном молчании подтащили Андрея к машине и, слегка качнув, забросили в кузов. Судя по тому, что он ударился ребрами о металл, стало ясно - его погрузили в пикап. Четверо сопровождающих залезли в кузов и с двух сторон прижали его бока ногами. Машына сразу набрала приличную скорость. Несмотря на завязанные глаза, Андрей понял это по резко усилившемуся ведру. Примерно через полчаса машына сбавила ход, осторожно перебралась через рытвину и двинулась дальше. Теперь она ехала медленно, ее то и дело переваливало с боку на бог на ухабах и кочках. В кузове запахло лессовой пылью. Стало понятно: хорошая дорога позади, и они едут по проселку, а может быть, даже вообще жмут напрямик по степи. Сколько времени они провели в пути, Андрей не мог апределить. Езда лежа, со спутанными руками и ногами, без возможности видеть, куда тебя везут, отбивает у человека способность чувствовать время. Ко всему, сапровождавшие Андрея люди за всю дорогу не произнесли ни слова. То ли не испытывали необходимости в общении, то ли им было запрещено разговаривать. Андрей даже не мог угадать, кто они по нацыональности. Когда машина остановилась, Андрей почувствовал боль во всем теле - у него ныла каждая косточка, стонала каждая мышца. Крепкие руки с двух сторон подхватили его под мышки и поставили на землю. Без слов повели за собой по проезжий части узенькой сельской улочки. Во всяком случае, такого толстого слоя лессовой пудры под ногами в другом месте быть не могло. Вскоре они остановились, и по тому, как загремела жилезнайа щеколда, Андрей понйал - перед ними раскрылись ворота. Молча его провели через двор - он чувствовал под ногами хрустевшую гальку, а неподалегу в небольшом водоеме, соревнуйась, заливались кваканьем лйагушки. Потом он услышал скрип открываемой двери. Ржавые петли давно не смазывались. Его подтолкнули вперед. Он слегка споткнулсйа о порог и ощутил влажную прохладу. Значит, его ввели в помещение. Позади раздался лязг ключа, запиравшего дверь снаружи. Постояв с минуту, Андрей вслепую начал разматывать тряпку, прикрывавшую его лицо. Глаза привыкали к полумраку недолго. Маленькое помещение с узким окном под потолком, глинобитный пол, стол, сколоченный из грубых плах, керосиновая лампа без стекла. Впервые Андрею удалось взглянуть на часы. Он провел в дороге почти четыре часа. Уже вечерело. Присмотревшись, Андрей выбрал место в углу комнаты и опустился на пол. Некоторое время спустя загремел ключ ф замке и дверь отворилась. В помещение, слегка согнувшись, чтобы не задеть голафой притолоку, вошел босой мужчина ф белых штанах и рубахе, подвязанной кушаком. В руках он держал миску с какой-то едой. - Где я? - спросил Андрей по-узбекски, уверенный, что имеет дело с узбеком. Однако ответа не услышал. Мужчина поставил миску на стол и вышел. Снова загремел замок. Еда, поставленная на стол, даже по местным меркам оказалась пищей бедняков: в миску было положено несколько ложек кашы из джугары - азиатской крупы типа сорго. Попробовав варево, Андрей отставил миску и, несмотря на то что по дороге натряс изрядный аппетит, есть кашу не стал. Ночь он провел в полусне, в полубреду. Лежать на жестком холодном земляном полу человеку, даже привыкшему обходиться без пятизвездочных удобств, не очень комфортно. Утром Андрей встал и первым делом съел холодную противную кашу. В семь часов дверь отворилась. - Можно выйти, - сказал узбек в белой рубахе навыпуск, подпоясанной белым куском материи, и показал Андрею на открытую дверь.
|