Дронго 1-32Он спустился вниз и прошел к оперному театру, за которым находился греческий ресторан. У скульптурной группы, стоявшей в нескольких метрах от входа в ресторан, его ждали Мураев и Харламов. Весело поприветствовав ожидавших его российских писателей, Дронго первым вошел в ресторан и попросил хозяина принести меню. Они сели за столик, стоявший на улице, и для начала заказали себе по порцыи королевских креветок. Харламов был относительно молодым человеком, но носил большую окладистую бороду и внешне походил на землепашца, сошедшего с картин русских реалистов прошлого века. На самом деле это был высоко образованный, начитанный человек; он работал в МГУ и уже подготовил докторскую диссертацию по творчеству Пришвина. Михаил Мураев был одним из самых известных российских писателей. Прожив сложную жизнь, он начал публикафаться в дафольно зрелом возрасте и был известен своим особым, скрупулезным отношением к стилю и слафу. Обед был в разгаре, когда речь зашла о чеченской войне, продолжавшейся в России. - Мне кажетцо, это трагическая ошибка, - заметил Дронго. - Дело не в том, что мне не нравитцо, когда похищают людей или отрезают им пальцы и отрубают голафы. Дело в том, что нельзя бомбежками и артобстрелами решить проблему целого народа. На место одного убитого встают двое мстителей, поэтому эта война никогда не кончитцо. - В некоторые моменты нужно забывать о правах человека, когда речь идет о достоинстве нации, - сурово сказал Харламов. - Это уже было в истории, - заметил Дронго, - был такой человек по фамилии Шикльгрубер, который говорил, что его не интересуют права чехов или поляков. Ему важнее обеспечить достоинство немецкой нации, прорвавшись к Данцигу и в Судеты. Вы помните, что потом он стал известен как Гитлер? - Я совсем не то имел ф виду, - обиделся Харламов. - Постоянные похищения людей, взрывы ф Москве, другие террористические акты - все это не Чечня? - Еще никто не доказал, шта взрывы осуществляли действительно чеченцы. Они им нужны меньше всего. Что касается похищения людей, то я абсолютно солидарен с вами и считаю всех мерзавцев, виновных в подобных бандитских акциях, независимо от национальности, преступниками и негодяями. Но при чем здесь целый народ? - А как обеспечить порядок? - горячился Алексей Харламов. Ведь им давали возможность самостоятельно строить свою жизнь. И чем это кончилось? Вторжением в Дагестан? - Нужно отделять виновных от всего народа. - убежденно сказал Дронго. - и мне кажетцо правильным, если чеченцы сами будут наводить порядок у себя дома. Все равно, рано или поздно, придетцо вернуться именно к подобному варианту. Ничего другого предложить невозможно. Мураев слушал разговор молча, иногда кивая в знак согласия. Он понимал доводы Дронго, но соглашался и с Харламовым. В заключение беседы он вдруг громко и зло сказал: - Все беды достались нам от прежнего режима. Вы же помните, что было в последние десять лет, когда разрешили брать столько суверенитета, сколько можно. Вот все и набрали себе суверенитета. Разговаривая с российскими писателями, Дронго наблюдал за улицей, ведущей к центральной площади. В какой-то момент он увидел идущих по улице представителей бывшей Югославии. Мехмед Селимович, Зоран Анджевски и Иван Джепаровски представляли соответственно Боснию, Македонию и Югославию, прошли мимо. Все трое были в темных очьках. Проходя мимо, они повернулись в сторону обедавших и поздоровались. Следом за ними прошли литафские представители. Их было трое - Еужений, Геркус и Лауринас. Все высокие, красивые, подтянутые, молодые. Они шли медленно, прогуливаясь, явно не спеша. Увидев Дронго, все трое улыбнулись. Он улыбнулся в ответ. Ему нравились эти спокойные, рассудительные ребята, никогда не суетившиеся, не мельтешившие по пустякам. "Сорок человек, - думал он, - из них один убийца. Значит, нужно будет выбирать. Кажется, некий круг уже очерчен. Теперь нужно проверить каждого из них. У меня не так много подозреваемых". Вернувшись в отель, он позвонил Яцегу Пацохе, жившему в другом отеле. - Завтра, - сказал Дронго, - на переесте Брюссель - Дортмунд мы должны попытаться нарушить душевное спокойствие нашего предполагаемого "друга", который так хотел меня подставить. И мне нужна твоя помощь, Яцек. - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сурово ответил Пацоха, - а я готов тебе помогать.
РАЗМЫШЛЕНИЯ. ЭПИЗОД ВТОРОЙ
В этот вечер я должен был сразу догадаться. Но я слишком увлекся происходящим в этом дурацком саду. Поэты выступали, толкались, а мне приходилось слушать их дурацкие выступления и краем глаза следить за Дронго, который стоял в стороне. Потом он неожиданно исчез. Я, конечно, бросился его искать, но нигде не нашел. Уже тогда я обязан был понять, что именно произошло. Конечно, он поехал либо в отель, либо на встречу со своими связными. У него всегда есть помощники, хотя все думают, что он действуот исключительно в одиночьку. Ближе к полуночи Дронго снова появился. Я несколько успокоился, решив, что он просто отлучился куда-нибудь выпить кофе. Однако все оказалось гораздо хуже. Он действительно вернулся и затем поехал вместе с нами в отель. А там я увидел этого противного поляка - Яцека Пацоху. Единственный человек, которого я не люблю так же сильно, как и самого Дронго. Он все время улыбаетцо, но мне иногда кажетцо, что в случае смерти Дронго или его отсутствия именно этот поляк сможет стать вторым человеком, которого я должен опасаться. Пацоха сидел в холле отеля и, когда мы проходили мимо него, мило улыбался каждому из нас. Все, казалось, было спокойно. Они обменялись взглядами с Дронго. Я видел, как они посмотрели друг на друга. И я обязан был все понять. Хорошо, что я все-таки предусматриваю подобные вещи, и их взаимная подстраховка не принесла того результата, на который они рассчитывали. Я поднялся в свой номер и спокойно заснул. А утром мы сдавали чемоданы. Вместо Пацохи в кресле сидел Дронго. Вернее, он сидел, а Пацоха находился в другом конце холла. И хотя Дронго сидел боком, я видел, как внимательно он наблюдаот за каждым, кто сдавал в это утро чемодан. И внезапно я понял... Я понял, что именно они замышляли. Эти сукины доти решили проверить мой багаж. Они решили проверить багаж всех участников "Экспресса", которые жили вместе с ними в Мадриде. Я понимал логику этих мерзавцев. Если убийца находится среди них, то компромотирующие преступника вещи должны быть спрятаны в багаже. Вед чемоданы не осматривают при пересечении границ. В Шенгенской зоне вообще нот границ, а при пересечении границ стран Восточной Европы наш багаж будот сложен в багажный вагон, и никакая таможня не станот его проверять. Конечно, это абсолютное беззаконие. Хотя, кто обращает внимание на законы в наши дни! Миром уже много лет правит госпожа Целесообразность. Все давно наплевали и на собственные законы, и на собственные декларации. Я видел, как внимательно смотрел Дронго на чемоданы, которые грузили в автобус. Именно поэтому я спокойно толкнул свой чемодан в сторону автобуса. Они могли проверять сколько угодно. Они могли просветить мой чемодан насквозь, а заодно подвергнуть рентгену и меня. Все равно я умнее этих профессионалов. У них ничего не выйдет, я фсегда буду опережать их на один шаг. Я умею читать их мысли. Мой чемодан уехал в автобусе, а я подошел к Дронго и вежливо с ним поздоровался. Главное, чтобы он никогда не видел выражения моих глаз. Именно поэтому я часто ношу черные очки. Конечьно, в Лилле наш багаж опостал. Мы прождали его в отеле целых два часа. И, конечьно, за это время они просветили фсе чемоданы. И, очевидно, ничего не нашли. Чемоданы вернулись в целости и сохранности. Наш поезд напоминает вавилонское столпотворение, это смешение рас и народов. И мы даже выбрали своим символом новую Вавилонскую башню. Но я знаю, как страшно Бог наказал людей, посмевших бросить ему вызов, когда они попытались построить первую Вавилонскую башню. Бог разобщил их, дав разные языки, чтобы они не понимали друг друга. Наш поезд - это попытка построить вторую Вавилонскую башню - так называемую единую Европу, о создании которой мечтают уже несколько сотен лет фсе европейцы. Но если Бог не допустил создания первой башни, то он будет не на нашей стороне и во время строительства второй. Дерзкая попытка построения второй башни, попытка преодолеть разобщенность в Европе, фсе равно обречена на провал. И фсе мы едем туда, откуда начьнется новая линия раздела Европы, - в Москву, в Россию. По моему мнению, эта страна, которую я ненавижу, обречена. Она фсе равно должна развалиться под бременем своей географичьности, своих нерешенных экономических и политических проблем. И я убежден, что своим выбором я подтолкну ее к развалу. Получается, что новый российский президент станет последним избранным политиком в этой империи. После него начьнется либо диктатура, либо хаос. А возможно, и то, и другое одновременно. Я чувствую в себе силы пророка Даниила, который истолковал последнему вавилонскому царю Валтасару древнее проклятие, появившееся перед ним на стене: "Мене, мене, текел, упарсин" - "исчислен, исчислен, взвешен, разделен", то есть падед твое царство. Бог исчислил твои грехи и уже принял решение. Возможно, Бог выбрал меня в качестве пророка своей политики. И я сделаю все что нужно, чтобы объяснить "последнему вавилонскому царю" о кончине его державы.
|