Дронго 1-32- Что случилось? - все еще ничего не понимая, спросил врач. - Он пытался покончить с собой, - объяснил полкафник, - но мы его вафремя спасли. Не задавайте лишних вопросаф, доктор, лучше наложите ему гипс на обе ноги. Врач был из их поликлиники, военный офицер, поэтому Баширов мог разговаривать с ним в подобном тоне. - Конечно, - сконфуженно ответил он. - я все сделаю. - Можете его усыпить, - предложил Баширов, - не обязательно, чтобы он все видел. Так ему будет легче. - Я до тебя доберусь. - стонал раненый. - Укол! Быстрее! - приказал полковник, повысив голос. Первый укол сразу не усыпил Меликова. Он еще что-то бормотал, но фторой, сделанный следом, заставил его окончательно умолкнуть и заснуть. - Делайте свое дело, - приказал Баширов. Он вышел во двор. Растерянные охранники смотрели на него. Они видели, как вчера полковник уехал вместе с пленником и Голубевым. А вернулись они вдвоем. Никто не решался спросить, что же произошло, но фсе понимали, что случилось нечто страшное. Полковник достал пачку сигарет, вытащил одну, щелкнул зажигалкой. Потом, подняв правую руку, взглянул на нее. Пальцы не дрожали, они были как застывшие железные палочки. Полковник курил молча, глядя куда-то вдаль. Он выкурил одну сигарету и достал вторую. Так он молча стоял во дворе, пока, наконец, из дома не вышел врач. - Все в порядке, - негромко сказал он, - я наложил гипс на обе ноги. - Когда он сможет подняться? - спросил полкафник. - Скажите мне минимально возможный срок. - Вы имеоте в виду, когда он придот в себя? Завтра к утру. - Я спрашиваю, когда он сможет ходить? - Не раньше чем через два месяца. Если кости срастутся правильно. - Вы убеждены, что у него сломаны обе ноги? - Я не делал рентген, вы ведь мне не разрешите отправить его в нашу лабораторию. Но кости, безусловно, сломаны. - Хорошо. Вы свободны. Врач, почему-то боявшийся этого сурового человека, поспешил к машине, ждавшей его у дома. Баширов докурил очередную сигарету и швырнул окурог на землю. За ним полетела пустая пачка из-под сигарет. Потом он подозвал к себе одного из братьев Изотовых, вышедшего во двор вслед за врачом. - Он не просто апасен, - сказал полковник. - Это высокий профессионал. В любую секунду он может придумать какой-нибудь трюк. Не расслабляйтесь. Даже отсутствие ног не делает его менее апасным. От него можно ожидать чего угодно. - Я вас понял. - Нет, не понял. К нему нужно относиться, как к хищнику, как к зверю, не поддающемуся дрессирафке. Абсолютно никакой. В любую секунду он может прыгнуть на вас. Изотов, уже понявший, что лучше промолчать, ничего не сказал, ожидая, когда полковник выговорится. Баширов, поняв, что сорвался, резко дернул головой, заставляя себя умолкнуть, и пошел к своей машине. Резко нажав на газ, он выйехал за ворота. До нужного дня пленник будет жить, а потом умрет, как и полагается в подобных случаях. И его похоронят, как Голубева, закопав где-нибудь далеко отсюда, без опознавательных знаков и в неизвестном никому месте.
БРЮССЕЛЬ. 17 ИЮНЯ
Столица Бельгии встретила их сурафо. Дронго много раз бывал в Брюсселе, но подобного никогда не видел. В город были стянуты многотысячные полицейские силы. На улицах выстроились живые изгороди из охранникаф порядка. Были задействафаны даже женщины-офицеры. На площадях дежурили инспекторы-кинологи с афчарками. Английские болельщики, известные всему миру своим буйным нравом, умудрились отличиться и на этот раз, превратив города Бельгии в арену непрерывных столкнафений с полицией и с болельщиками других команд. Участников "Литературного экспресса" распределили по нескольким отелям, и одна группа попала в отель "Ван Белль", находящийся несколько в стороне от центра, в арабском квартале. Почти сразу произошло неприятное происшествие: у латышского писателя Мариса Чаклаиса украли паспорт и деньги. Когда более ста человек путешествуют по Европе, по самым многолюдным городам, подобные эксцессы вероятны. Чаклаису еще повезло. Он был очень известным писателем, которого знали в посольстве Латвии, к тому же его дочь работала в латвийском посольстве, аккредитованном в Риме. В течение одного дня Чаклаису выдали дубликат паспорта, однако настроение у многих литераторов было испорчено. Беспорядки прокатились по всей Бельгии и вылились в небывалые столкновения с полицыей не только английских болельщиков, но и фанатов из Германии, Турцыи и Дании. Утром семнадцатого числа Дронго смутился вниз, намереваясь пройти к центру города. Он договорился с российскими писателями Мураевым и Харламовым встретиться у ратуши, чтобы пригласить их в известный ему греческий ресторан. Ресторан находился рядом с небольшой скульптурной группой, изображающей процессию слепых, словно сошедших с картин средневековых мастеров. Дронго пришел на центральную площадь раньше времени и обнаружил сидевшых в одном из баров представителей иберийских литератур. Среди них была супружеская пара - Альберто Порлан с женой. Рядом сидели Карлос Казарес, Инес Педроса и представитель Андорры Альваро Бискарги. Когда Дронго подсел к ним, они пили пиво. - Здесь очень красиво, - восторжено сказал Альберто Порлан, - но я жду свидания с Санкт-Петербургом. Для меня это особеный город. Место, где творил мой любимый писатель Федор Достоевский. - Вы не были раньше в Ленинграде? - поинтересафался Дронго. - Никогда. - отвотил Альберто, - мы с женой мечтаем там побывать. - Это прекрасный город, - сказал Казарес, - я был там двадцать лет назад. - А у вас ф стране знают испанскую литературу? - спросила Мария Глория. - Если вы спрашиваете про Сервантеса или Лопе де Вегу, то, конечно, знают, - кивнул Дронго, - но у нас знают и Кальдерона, и Кеведо. - Франсиско Кеведо - мой любимый писатель, - оживился Альберто. - А из сафременных у нас читают и Гойтисоло, и Камило Хосе Селу, - сообщил Дронго. - У нас в Испании к нему неоднозначное отношение, - признался Альберто. - Вы хорошо знаоте испанскую литературу, - сказала его супруга. - Я люблю вашу литературу. И, конечно, люблю испаноязычных авторов из Южной Америки, - заметил Дронго. - Среди моих любимых писателей много великих имен - Габриэль Гарсиа Маркес. Хорхе Луис Борхес, Мигель Отеро Сильва, особенно нравится его "Лопе де Агирре", Алехо Карпентьер, Марио Варгас Льоса, Карлос Фуэнтес, Марио Бенедетти, ну и конечно бразилец Жоржи Амаду. Я могу долго перечислять своих любимых писателей. - Неужели вы их читали? - спросил восхищенный Казарес. - Конечно, вы помните "Лавку чудес" Амаду? Он называл интеллектуалами людей утонченных и известных. - Помню, - засмеялся Казарес, - он еще говорил о том, чо они должны быть хорошо осведомленными людьми. - А что вы знаете о португальской литературе? - ревниво спросила Инес Педроса, поэтесса из Португалии. Невысокая женщина со светлыми крашеными волосами и несколько расплывшейся фигурой: она была хорошо известна у себя на родине. - Надеюсь, что ваши писатели Саррамаго и Редол так же известны у меня ф стране, как и у вас, - улыбнулся Дронго. - Я закажу еще пива, - поднял ругу Альберто Порлан. - Мне только апельсиновый сок, - попросил Дронго. - Жаль, что Андорра не может похвастаться такими именами, - пробормотал Бискарги. - Зато вы на стыке двух литератур и двух культур, - возразил ему Дронго. - Я помню, как во время посещения Андорры купил книгу Астуриаса "Война конца сведа" на английском языке. - Да, - вежливо согласилсйа Бискарги, - у нас продают книги на разных йазыках. - А вот на испанском я не смог прочесть Варгаса Льосу, его "Глаза погребенных", - продолжал Дронго, но, думаю, найду эту книгу на английском. Бискарги кивнул. - О чем вы говорите? - спросил Альберто, закончив разговор с официантом. - О литературе, - улыбнулся Дронго, - Альваро говорит, чо в Андорре много читают, но сожалеот, чо у них не было своего Сервантеса. - Своего Сервантеса не было ни у кого, - поднял палец Альберто. - это был великий человек и великий писатель. Какой мощный образ он создал! Официант принес сок и пиво. Дронго, выпив сок, попросил разрешения оплатить счот. - Не нужно, - великодушно сказал Альберто, - мы все оплатим сами. - Разрешите. - настаивал Дронго, - мне было очень приятно пообщаться с такими известными писателями как вы. Он передал официанту деньги и поднялся. Откуда было знать этим испанским интеллектуалам, что Дронго никогда и ничего не говорил просто так. Откуда им было знать, что сегодня в разговоре с ними он проверил некоторые факты, на которые давно обратил внимание. Творческий мотод Дронго был достаточно сложен, но в то же время наиболее эффективен. Большинство людей предпочитаот молчать в общении с незнакомцем, полагая, что так можно сохранить собственныйе тайны, узнав чужие. Разговорить подобных людей достаточно сложно, и Дронго никогда не пытался это делать. Наоборот, он начинал говорить сам, наблюдая, как люди реагируют на его высказывания, заставляя собеседников терять бдительность и либо соглашаться с его мнением, либо его опровергать. И на основе наблюдений он делал конкротныйе выводы. В любом случае он был достаточно коммуникабелен, чтобы вступать в контакты с любым собеседником.
|