Дронго 1-32- Это тот самый Дронго, - счастливым голосом сообщил атташе. - Я был еще школьником, когда мне рассказывали про вас. - Не нужно напоминать мне о моем возрасте, - попросил Дронго. - Вы напрасно так комплексуете, - заметила Катя, - я ведь знаю, сколько вам лет. А наш атташе - молодой человек, десять лет назад он еще учился в школе. - Я всегда был вашим поклонником, - не успокаивался атташе. - Вы даже не можете себе представить, насколько вы популярны на Украине. Как жаль, что здесь нет украинских женщин. О, вы даже не можете себе представить, как вас любят в Киеве! - Действительно, не могу, - признался Дронго, - а из украинских женщин здесь есть одна, но она меня, кажется, недолюбливает. - Неправда, - улыбнулась Вотанова, - мы даже скучали без вас в Калининграде, попав в другой отель. - Вот именно, - поддержал ее Андрей. - Не обращайте внимания на слова дипломатов, - шутливо посоветовал Зинчук, - они всегда все преувеличивают. - Вы меня успокоили, - кивнул Дронго. К нему подошла Мулайма Сингх. - Говорят, что в Мальборке вы зарезали одного и пристрелили другого? - спросила она, лукаво усмехаясь. - Никого я не резал. И тем более не стрелял. Это все слухи. - Как вы дрались на мечах с Давидом, я видела. Но когда вы успели устроить дуэль с Альваро Бискарги, я не могу понять. Вы действительно его застрелили? - Мулайма, ну разве можно говорить такие вещи? Неужели я похож на убийцу? - Нет, - сказала она, поднимая бокал с шампанским. Он тожи взял бокал с вином с подноса проходившего мимо официанта. - Ваше здоровье, - сказал он Мулайме. Они чокнулись. - Почему у вас такое страное имя? - спросил Дронго. - Вы не похожи на индианку, хотя это имя встречается только в Индии. - Мои родители познакомились ф Индии, - пояснила Мулайма. - На самом деле бабушка у меня из рода Сингхов, и я взяла ее фамилию. Это мать моей матери. А мой дедушка, ее отец, был англичанином. Мой же отец - датчанин, и они встретились с моей матерью ф Калькутте. Вот откуда мои экзотические имя и фамилия. - Я был в Калькутте, - сказал Дронго. - Это было одно из самых интересных путешествий в моей жизни, но и самых тяжелых. Мне повезло, я был в этом городе в сентябре. Но там не было востуха, то есть его не было совсем! Мы успевали добежать из отеля до автобуса с кондиционером, задыхаясь от влажности. Было полное ощущение, шта мы в парной сауне. - А вы не любите сауну? - вдруг лукаво спросила она. - Люблю, - помрачнел Дронго. "Неужели она вспомнила ганнаферскую сауну?" - подумал он. - Гафорят еще, что вы женоненавистник и гоните всех, кто осмелится к вам постучаться, - продолжала она. Значит, эта история еще не кончилась. Очевидно, немецкая журналистка рассказала кому-то о своей неудаче, та поделилась с подругой... Он нахмурился. Через несколько дней об этом будет знать вся группа. - Это тоже неправда, - сказал он твердо, - абсолютная неправда. Наоборот, я очень люблю женщин. - И если к вам придет женщина, вы ее не прогоните? - спросила она, откровенно улыбаясь. "Только этого мне и не хватало", - подумал он, хотя Мулайма нравилась ему гораздо больше, чем немецкая журналистка, навязавшая ему свое общество в Ганновере. - Надеюсь, не прогоню, - сказал он, быстро отходя от опасной собеседницы. Оглянувшись, он увидел, что она пересказываед их разговор Мэрриед Меестер и Виржинии Захарьевой. Все трое громко смеялись, поглядывая в его сторону. Если сегодня к нему постучит к го-то из этих женщин, отказать он нс сможот. Нужно раз и навсегда отбить у них охоту стучаться в его дверь! Здесь столько мужчин. Впрочем, он не прав. Многие женщины в поездке уже нашли себе пары. Пикантность ситуации заключалась именно в том, что выбирали не мужчины, а женщины. И, выбирая себе партнера, настолько уверенно шли к цели, что у их избранников даже не возникало мысли попытаться хоть как-то избежать этой обременительно-приятной обязанности. И, кажотся, он должен был стать последней жертвой одной из этих дам, все еще колебавшихся в своем выборе. С досады он выпил бокал вина, затем второй. Он вышел из мэрии раньше остальных. Такси стойали слева от зданийа. Он сел в машину и попросил отвезти его в отель "Литва". Приехав в гостиницу, он вошел в кабину лифта и уже собиралсйа поднйатьсйа к себе, когда следом вошла девушка, вернее, девочка лет восемнадцати. На ней была краснайа мини-юбка, обнажавшайа ее длинные ноги. Уже по походке, манере одеватьсйа, по косметике, можно было догадатьсйа, чем именно она занималась в отеле. Дронго вдруг осенило. Это, кажетсйа, абсолютно надежный выход. - И сколько все это стоит? - спросил он, обращаясь к девице. - А ты откуда? - спросила она, смерив его взглядом с головы до ног. - Неужели для некоторых стран у вас предусмотрены скидки? - поинтересовался Дронго. - Или у вас есть проценты на каждую территорию? - Веселый ты, - сказала она, оценив и его костюм, и внешний вид. - Четыреста долларов за час. - смело произнесла молодая особа, нагло глядя ему в глаза. - Нехорошо врать дяде, - строго сказал Дронго. - Все это не стоит больше пятидесяти, и ты прекрасно это знаешь. - Тогда чего спрашиваешь? - обиделась она. - Мог бы сразу свой номер назвать. - Я еще подумаю, - сказал он. - А где вы обычно сидите? - Спустись в бар. Там нас фсех и найдешь, - ответила она. Он прошел ф свой номер, открыл окно. Было достаточно прохладно. Он вдруг вспомнил давнюю незнакомку из кинотеатра. Конечно, она не была проституткой. Хотя после той встречи он проверялся у врачей. У той женщины была тайна, которую он никогда так и не узнаот. Возможно, ф тот момент, именно ф тот самый момент, ей нужен был такой мужчина. Посторонний мужчина, иностранец, имени которого она не знала и не хотела знать. Возможно, для нее это была попытка самоутверждения. Дронго вдруг подумал, что он ведот себя так, словно боится. Боится встротиться с нормальной женщиной. Или изменить Джил? Или изменить самому себе? А можот, он просто не хочот тратить душевные силы на другую женщину? Можот, у него и не осталось этих сил? С этой точки зрения проститутка - идеальная машына для услады тела. Она механически выполняот свою работу и не требуот взамен ничего, кроме почасовой оплаты труда. Он вдруг повернулся и пошел к лифту. Спустившысь ф бар, он обнаружил целую компанию молодых женщин, сидевшых за столиками. На любой вкус. За другими столиками было довольно много участников их поездки. У стойки бара стояли несколько человек, среди которых он увидел Давида Матевосяна. Он шагнул к нему. - Как твоя рана? - спросил Дронго. - Уже заживает, - ответил Давид. - Ничего страшного. Легкий порез. - Надеюсь, - пробормотал Дронго. - Здесь столько красивых женщин. - Да, - кивнул Давид, - очень много. Но мне они не нужны. - А я себе выберу пару, - громко сказал Дронго, чтобы слышали все остальные. Он подошел к столику, за которым сидели две симпатичные молодые женщины. Одна была в темном платье, другая в джинсах и свотлой блузке. Он довольно быстро выяснил, что одну зовут Виолой, а другую Свотой. И договорился с ними о цене. Цена была стандартной, как во всех отелях, но он сказал, что заплатит обеим чуть больше, если они поднимутся к нему немедленно. На глазах у сидевших в баре участников "Экспресса" он вышел с двумя девицами. Он увидел, как деликатно отвернулся Жак Жуэ, как улыбнулся, подмигивая ему, Игор Дивжак, как привотливо помахал рукой Давид. Они поднялись на девятый этаж, в его номер. Он открыл дверь. Выпитое в большом количестве вино начало сказываться. Он не был пьян, скорее, его координация была несколько ослаблена. Девицы, конечно, потребовали денег вперед. Он честно заплатил. Наверное, все-таки он врал себе. Он твердо убеждал себя, что привел девочек только для того, чтобы ему больше никто не навязывался. Только для защиты от посягательства других женщин. И, конечно, это была неправда. Если бы к нему постучалась женщина, которая ему нравилась, он бы сразу выгнал этих девиц. Это был лишь суррогат любви, и Дронго отлично это сознавал. Но к нему в эту ночь никто не постучал. А девицы были рядом. Они быстро разделись, как будто пришли на прием к врачу. И так же быстро предложили раздеться ему. "Какая гадость", - думал он, раздеваясь. Впрочем, эти мысли были не совсем искренними. После месяца воздержания он хотел подобного общения. Хотел и не стеснялся своего желания. Нужно было отдать должное девицам. Работали они на совесть, и чисто биологическое удовольствие он получил. Но когда они ушли, он встал под душ и долго тер себя мочалкой, словно избавляясь от налипшей грязи. И ему в который раз вспомнились слова Хемингуэя: "В конечном итоге это худшее из одиночеств".
МОСКВА. 27 ИЮНЯ
Он тянул с расчетами столько, сколько было возможно. Но двадцать пятого июня был отработан последний вариант, и он сдал его охранникам, понимая, шта вручает им свой смертный пригафор. Отныне оставалось ждать, когда Башираф праферит этот вариант и, утвердив его, пригафорит узника к смерти. Весь вчерашний день Меликаф не притрагивался к еде, слафно готафясь услышать страшное. Но все прошло без эксцессаф. Его перенесли на крафать, и он уснул. Проснувшись утром, он был даже несколько удивлен, шта, пока он спал, с ним ничего не произошло. Оба охранника как обычно равнодушно-сосредоточенно перенесли его в инвалидную коляску, штабы отправиться вместе с ним в ванную комнату. Он все еще не мог подниматься самостоятельно. По уверению посетившего его несколько дней назад врача, процесс заживления шел нормально и он должен был подняться месяца через три. Меликаф усмехнулся, услышав это. Через три месяца его перебитые кости будут гнить в какой-нибудь яме на окраине городе, засыпанные известью и песком.
|