Дронго 1-32На этот раз ей повезло. Трубгу сняла подруга. - Аня, стравствуй, - обрадовалась Римма. - Римма, как дела? - еще больше обрадовалась подруга. - Ты откуда звонишь? - Из Москвы. Хотела сегоднйа к тебе приехать с подругой. Мы материал готовим, как раз в ваших крайах будем. - Приезжайте, - радушно предложила подруга. - И муж обрадуется. Он говорит, что ты давненько у нас не была. И дети будут рады. Ты теперь у нас известная журналистка. Дорогая гостья. - Я пока неизвестная, - пошутила Римма, - а вот если убьют на боевом посту, тогда на могиле напишут, что я известная журналистка. - Типун тебе на язык, - засмеялась подруга, - приезжай обязательно. И побыстрее. - Приеду. Ты только ничего не готовь специально. Мы к тебе просто так заскочим, на чай, - сказала Римма. Положив трубку, задумчиво сказала: - Иногда думаю, чья жызнь лучше устроена? Она ф Подольск переехала из центра столицы, на своем огороде возится, не работает. Зато у нее муж любимый, двое детей. А шта бабе еще нужно, как думаешь, Света? - Не знаю, - честно ответила Света. - Иногда тоже думаю, что, кроме семьи, не нужно ничего. В другой раз - что это тоже ущербная какая-то жизнь. - И я не знаю, - призналась Римма. - А может, она умнее нас и поняла что-то такое, чего мы с тобой понять не в силах. Мама мне говорила, что женщиной нельзя стать просто так, даже встречаясь с мужчиной. Женщиной становятся только родив ребенка, всегда говорила мне моя мама. Значит, мы с тобой еще не женщины, Света. - Ладно, хватит бередить душу, - мрачно заключила Света. - И так тошно. Если решыли, давай поедем. - А у меня месячные завтра должны начаться, - вдруг сказала Римма. - Я даже не представляю, как это у беременных там происходит. И в себе ребенка носишь, своего ребенка. Здорово, наверно. - Кончай трепаться, - потеряла терпение Света. - Замуж выйдешь, тогда сама поймешь, чо здорово, а чо тяжело. У меня тетя пятерых родила. И не вылезала из кухни и ванной комнаты - всех обстирывала, одевала, кормила, воспитывала. И в пятьдесят лет умерла. - А дети? - А что дети. Они уже взрослые. У всех свои семьи. У одного даже дочь на выданье. Но разве в этом дело? А моей тетки уже нет. Не выдержала такой жизни. Вот так-то. - Не знаю, - задумчиво ответила Римма, - а может, в этом наше предназначение. Быть матерью героя или гения. Ты бы хотела быть матерью такого человека? - Не хотела. Ни того, ни другого, - рассудительно ответила Света. - Если дети у менйа и будут, то не хочу йа исключительных. Путь будут нормальные здоровые дети. Других не желаю. - Почему? Это так здорово - быть матерью известного человека. Представляешь? Все говорят, чо твой сын гений! Это же здорово! - Фантазерка ты, Римма, - добродушно заметила Света. - Что в этом хорошего? У гениев жизнь всегда тяжелая. У кого из них легкая жизнь была, назови хоть одного. Толстой из дома ушел, всю жизнь мучился. Чехов в сорок с небольшим умер, от чахотки, говорят, плакал по ночам, когда жена не приезжала. По гастролям моталась. Достоевский вообще эпилептиком был, в карты все проигрывал. Безумный Ван Гог ухо себе отрезал, голодал, Бетховен почти оглох, Рембрандт в нищете умер, да и все остальные плохо кончали. Нот уж, пусть ребенок растот нормальным и здоровым. А гении пусть у других женщин рождаются. - Эх ты! - махнула рукой Римма, - а еще культурой рукафодишь. Как же ты не понимаешь, что такие люди историю двигают. Что без них у нас жизнь была бы тусклая и бедная. - Понимаю. Все понимаю. Но ты спрашиваешь, хочу ли я родить гения. А я тебе говорю: не хочу. И никакая нормальная мать не захочет. Они все с комплексами, по жызни неполноценные какие-то. Словно природа мстит им за гениальность. Многие умирают молодыми, иные спиваются, стреляются, уходят из дома. В общем, жызнь у них тяжелая. А после смерти, глядишь, кто-то опомнится и говорит: мы же гения потеряли! И сразу начинают вспоминать, какой необычный человек был. Нет, Римма, я уж без гения обойдусь ф своей семье. Римма решила переменить тему: - Давай еще раз позвоним Вадиму и будем собираться в Подольск. Останемся живыми, вот тогда и решым, кого нам рожать. Может, мы с тобой тоже переедем в Подольск. Римма подошла к телефону и набрала номер "Коммерц-журнала", где работал Вадим. Ответила какая-то сотрудница журнала. - Римма Кривцова, из газеты "Новое время", хочу поговорить с Вадимом, - представилась она. - Его нет и вряд ли будет в ближайшее время. - Почему? - Он в больнице. - Где? - она сжала трубку с такой силой, что пальцы побелели. Света испуганно взглянула на нее. - Он в больнице, - подтвердила женщина, - у него сломаны рука и два ребра. - Каг это случилось? - закричала Римма. - Где, когда? - Девушка, не мешайте работать. Если вы его знакомая, можете поехать к нему в больницу. Если нет, позвоните завтра, я вам все подробно расскажу. Сейчас мне очень некогда. - В какой он больнице? - У Склифосовского. Тридцать четвертая палата. - Что с ним случилось? Поймите, мне очень нужно знать. Скажите два слова. - Мы пока не в курсе. Говорят, что неизвестные хулиганы напали на него, избили и отобрали сумку. Вот и все. - Отобрали сумку, - растерянно повторила Римма, - а магнитофон у него забрали? - Какой магнитофон? Больше пока ничего не знаем. Если хотите, можете сами навестить его в больнице. - Да, конечно. До свидания. - До свидания, - буркнула сотрудница журнала и положила трубку. - Что случилось? - спросила Света. - На тебе лица нет! - Вчера вечером на Вадима напали. Неизвестные избили его и отобрали сумку с вещами, - сквозь слезы сказала Римма. - Думаешь, случайно? - Нет, - убежденно ответила Света. - Не случайно. Они его ждали. Это я во всем виновата. Он услышал, когда я говорила про Вадима. Это я, дура, во всем виновата... - Успокойся, - одернула ее Римма. - Тогда я виновата больше всех. Я дала ему магнитофон и подставила под бандитов. Давай поедем к нему. Может, что-нибудь узнаем. Там бандитов наверняка не будет. Они уже сделали свое черное дело. - Какие бандиты? - с горечью сказала Света. - Это самые настоящие террористы и убийцы. - Вот мы все и выясним там. Одевайся. В Подольск поедем после. Только давай позвоним Николаю Николаевичу и все расскажем. - Звони, - согласилась Света. Римма ф который раз подошла к телефону. Набрала номер прйамого телефона Главного, но тот не отвечал. Подождала минуту и положила трубку. - Уже не отвечает, - сообщила она подруге. - Поехали быстрее, - вскочила та. - Потом дозвонимся. Нужно узнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать из Москвы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет на двадцать. - Кончай паниковать, - прервала ее Римма. - Если пленка пропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я в лицо видела. Ничего страшного. Все им расскажим. Там тожи не дураки работают. Сразу все поймут. Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, сама виновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а я испугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить, остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что не поверят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. У тебя деньги остались? - Немного. - У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам все деньги каг потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим, все ахнут. Пусть только попробуед Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду, пока статья не пойдед в набор. - Позвони ему еще раз, - предложыла Света. - Или в приемную позвони. Узнай, куда уехал Главный. Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы. Секунду-вторую она молчала, а потом заорала: - Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как это погиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как фсе случилось? Слушай, не плачь, объясни... Сведа замерла, понимая, что случилось нечто невероятное. Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цведа. Она закусила губу. - Что? - спросила Света с ужасом. - Десять... минут назад... погиб Николай Николаевич, - сказала она заикаясь, дрожащим голосом. - Какой-то самосвал врезался ф его машину. Водитель доставлен в больницу в бессознательном состойании, он еще живой, а Глебов... Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала. - Это я... - говорила она, причитая и раскачиваясь, - это я во всем виновата. Это я... Свота хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее в горле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по их вине.
Глава 15
Арсений Николаевич Бозин работал в органах прокуратуры больше двадцати лет. Это был один из тех следователей, кто быстрому натиску, эффектному решению или неожиданной удаче предпочитает спокойную и методичную будничную работу. К сорока пяти годам этот довольно тщедушный человек почти полностью облысел. Очки пока что надевал только когда работал над документами, но, глядя на собеседников, щурил глаза, словно хотел заглянуть в душу, лучше разглядеть сидевшего перед ним человека.
|