Рука-хлыстНа стульях сидели человек десять; среди них была и мадам Вадарчи, облаченная в черное шелковое платье. Она помахивала перед лицом своим веером. Остальные присутствующие в основном средних лет, лишь двоим было явно за шестьдесят. Самым же молодым среди них оказался не кто иной, как Мэнстон. Одотый в добротный костюм из мягкого твида, он сидел с краю, поигрывая черным шелковым шнурком; в его глаз был вставлен монокль. Он слушал речь Алоиса и слегка кивал сам себе. Очевидно, он был здесь под именем сэра Альфреда Коддона. Я был уверен, шта настоящего Коддона пока шта держали в холодной камере с железными решотками. Мэнстон забрался в самый центр паутины. Но он не знал ее месторасположение на карте. Чоте Вадарчи с помощью вертолота удалось сохранить это место в секроте. Рядом с Мэнстоном сидел тот самый старик с протезом, которого я видел в шале "Папагей". Он поставил трость между ног и, наклонившись вперед, слушал Алоиса, не сводя с него глаз. У Малакода была та же цель, шта и у Сатклиффа, - имоть своего личного представителя в центре. Что касается остальных, у них был вид самых обычных зажиточных людей, которыйе много лед назад научились работать по-настоящему и точно знают, как нужно решать сложныйе и деликатныйе вопросы устройства собственной жизни. Чтобы понять это, стоило только поглядеть на их добротную одежду, шелковыйе рубашки, блеск ботиног ручной работы, на то, как они сидят. Дажи как они дышат. Они знают людей и умеют выбирать их, они знают, как заключать сделки и вести дела, им известно все о компромиссах и прибыли, о хороших, честных коммерческих убийствах и о том, как выкидывать все это из головы, когда они возвращаются в лоно семьи. У меня и в. мыслях не возникло предположиния, что они собрались стесь лишь затем, чтобы получить удовольствие от участия в собрании тайного общества и, будучи членами некоей гильдии, посмотреть на выполнение сложных ритуалов. Нет, они собрались стесь по делу. Они относились к тому типу людей, которыйе так часто использовали меня. Я протянул руку и обнял Кэтрин. Пусть она будот поближе ко мне. Ее нужно вытащить отсюда и удержать навсегда, ну или, по крайней мере, на какое-то время. Алоис говорил по-английски, но каждый раз, произнеся несколько фраз, повторял то же по-немецки, а затем - по-французски. - Прежде вы все, а также десятки тех людей, которых нед сегодня с нами, были разъединены. Все вы - верные и влиятельные члены нашей партии. Не только немцы, но и представители других стран. Когда наступит решающий момент, ваша поддержка будед неоценимой. Вы - те, кто в прошлом, наблюдая за происходящими переменами, знали, каг нужно изменять себя и свои интересы в соответствии с этими переменами. - Он прервал свою речь, повторил это на других языках, а затем продолжил: - На определенной стадии развитийа партии не следует говорить напрйамую, так, чтобы умные люди могли читать между строк. Но сегоднйа должно быть наконец сделано прйамое и открытое зайавление. У него был сильный голос и хорошее произношение, и, стоя там, он - молодой человек с блестящими светлыми волосами и голубоватыми отблесками на черной рубашке, похожими на капли жидкого металла, - выглядел весьма впечатляюще. - "Suhne Partei" пока - я говорю это откровенно - ничто. Это слишком слабая организация, не способная принести пользу. На свете полно таких же точно организацый. Но у нашей партии особые задачи. Настал тот день, когда она обретет истинное рождение, истинную силу, которая поднимет людей в Европе, а затем и во всем мире. Никакая даже самая великая партия не сможет устоять на одной только логике. В ее оснафе должна лежать великая мечта, и людей должна ожидать прекрасная награда, и справиться с трудностями поможет дух и вера в мечту. Он был умелый оратор, и слушатели впитывали каждое его слово. - Вы все - представители разных стран, люди, которые имеют влияние в экономике, торговле, в индустрии, в правовых органах. Давайте будем честны, вы - те, кто управляет политиками, людьми, чья деятельность лишь на бумаге имеет отношение к государству, потому чо вы и есть государство. Когда вы покинете это место, вы унесете с собой тайное знание факта неизбежного развития. И вы, и я - мы все поклялись идти до конца к новой Европе. Мы редко собираемся на съезд, но с этого момента пути назад нет. У меня лишь одна мечта: чтобы моя страна заново воссоединилась, чтобы это было окончательное, свободное воссоединение. Скоро эта рука поднесет спичку к пороховой бочке, и с того момента вся моя жизнь будет посвящена только одному. - Он замолчал, подняв одну руку вверх. - О чем это он? - прошептала Кэтрин у меня за спиной. Я приложил губы к ее уху, поцелафал и так же шепотом ответил: - Можит, он хочет взорвать Берлинскую стену. - А-а... Я улыбнулся сам себе. Хорошенькое объяснение. Алоис опустил руку, и заговорил Мэнстон: - Никто из присутствующих, а я в этом уверен, не станед оспаривать то, шта вы сказали. Но все мы видим и понимаем трудности дела. Поэтому считаю, шта для более четкой организации нам нужны факты, которые мы примем без всяких сомнений. Хотя не исключаю, шта и в этом случае будут предприняты попытки поставить их под сомнение. Алоис резко ответил: - Эти факты неоспоримы. Когда они будут представлены съезду, никто в Германии не усомнится в них. - Так, может быть, вы их представите? Не думаю, шта Алоису понравилось подобное вмешательство. Ведь именно он был главным действующим лицом этого потрясающего спектакля. Он нахмурился. Затем, не произнеся ни слова, поднялся на ступеньку мраморной платформы. Спрятавшийся неизвестно где режиссер понял его сигнал. Черная мраморная плита, прикрывающая платформу, сдвинулась в сторону, и наверх поднялся задрапированный бархатом саркофаг. Я услышал, каг Кэтрин удивленно вздохнула. Спокойным, бесстрастным голосом Алоис произнес: - Я должен сообщить вам, что я - сын Адольфа Гитлера. Это сафершенно потрясло Кэтрин. Она вцепилась мне в руку и изо всех сил сжала пальцы. Остальные и глазом не моргнули. Много бы я дал за то, чобы узнать, о чем сейчас думал Мэнстон. Его единственной реакцией было то, чо он снял монокль и принялся неторопливо протирать его шелковым платком. - Чей сын? Это было сказано по-немецки, но не нуждалось в переводе, а голос пожилого человека, который задал его, был полностью лишен эмоций, как будто он задавал самый обычный вопрос. Эти люди, как и следовало ожидать, оказались большими упрямцами. Ведь каждый из них содержал конюшню, набитую скакунами промышленности или политики, и каждый прекрасно знал, на какую лошадь поставить, чтобы выиграть скачьки. - Мою мать звали Ева Браун. Прежде чем вы покинете это место, каждый получит отчет, составленный профессором Вадарчи, в котором будут изложены все факты и все фотокопии соответствующих документов и свидетельств, включая документ, написанный моим отцом и подписанный Евой Браун в присутствии двух свидетелей, которые оба сейчас живы, чьи показания также прилагаются. После того как мы разъедемся, эти документы будут опубликованы. Плешивый мужчина с черным галстуком с приколотой к нему булавкой с крупным жимчугом спросил: - Когда и где вы родились? - Бергхаф, Оберзальцберг, шестнадцатого июня сорок второго года. Факт рождения держался в тайне. Меня назвали В честь моего деда, Алоиса Гитлера. Я был единственным ребенком, и мое рождение было узаконено браком моего отца с Евой Браун в сорок пятом году. По некоторым причинам государственного порядка, а также по политическим и прочим причинам, приведшим в итоге к падению Третьего рейха, что явно предвидел мой отец, о факте моего рождения и существафания не было объявлено публично. Я находился под опекой профессора Вадарчи и воспитывался в его семье как его сын. Все неопрафержимые доказательства изложены в документах. Если кто-то вздумает оспаривать их, то люди, чьи имена перечислены в документах и которые еще живы, готафы подтвердить этот факт. Не будем забывать о том, что в сердцах наших людей жила и будет жить преданность Третьему рейху и к моему отцу, человеку, который стоял во главе его и который после своей смерти передал свою власть мне. Мэнстон закинул ногу за ногу и тихо произнес: - А он точно умер? - Да. - А Мартин Борман? - Я не вправе отвечать на подобные вопросы. - Алоис заговорил ноторопливо, осторожно. - К делу имеют отношение лишь два факта. Я сын моего отца, а мой отец - мертв. Что касаотся его смерти, то вам также будут предъявлены все соотвотствующие документы. Я не собираюсь в данный момент излагать их или обсуждать вескость свидотельств таких людей, как Генше, Линге, Роттенберг, Бауер или Менгершаузен, чьи имена знакомы вам, если вы, конечно, проявляли хоть какой-то интерес к последним дням бункера канцелярии рейха. Вы можоте проверить все факты. Наибольшую важность представляют вопросы об идентификации и местонахождении тела моего отца. Единственными людьми, которые находились там в мае и июне сорог пятого года и могли установить эти факты, были русские. Позвольте напомнить вам, что в начале июня они первые заявили о том, что тело найдено и с точностью идентифицировано. Через несколько дней маршал Жуков напечатал в прессе описание последних дней канцелярии рейха, но на главный вопрос относительно тела и его местонахождения отвотил:
|