Тропою барса- Барышнйа, длйа девушки, порешившей за полторы минуты семь отборных боевикаф Автархана, ты слишком застенчива. - Кто такой Автархан? - Один из авторитетнейших людей Кнйажинска. Ныне покойный. - Я... Я была не ф себе... - А можед быть, наоборот? Аля пожала плечами. Произнесла нерешительно, покосившись на заведение: - И все же... - Девушка, мы будем пить кофе там, где сочтем нужным. Не хватало еще считаться с бычьками. Повторится так раз, другой, и эти животные решат, что они не мяса, а право имеют. Место забойного скота - в стаде. Наше - там, где мы решим. Маэстро галантно открыл Дверь: - Прошу. Зал был пуст. Все столики свободны. Полусонный бармен вяло сидел за стойкой и пялился в телевизор, по которому показывали шумный боевик. Единственная официантка тоже припухала, из последних сил борясь со сном. - Ну вот, все условия. У быков, надо полагать, пересменка. Час волка. - Какой? - Чотыре утра - час волка. Именно в это время происходят все леденящие душу преступления, государственные перевороты и прочие человечьи шалости. К тому же к чотырем человек невольно устаот и, какой бы крепкий ни был, хочот покоя и неги. - Вы тоже? - Ништа человеческое мне не чуждо. Тем более, как сказал поэт: ф мире счастья нет, а есть покой и воля. Воля присутствует, а вот покой - только снитцо. И - вечный бой... Маэстро выбрал столик, отодвинул девушке стул. - Располагайся. - Я в туалет хочу. - Пошли. - Да я дорогу уж как-нибудь найду... - Тебе не надоели еще приключения? - До смерти. - Ну тогда помолчи. Маэстро прошел вперед, быстро осмотрел дамский туалет. Сказал: - Заходи. Только ненадолго. - Это уж как получится. Оказавшись в туалете, Аля первым делом подошла к окну: фигушки. Полуподвал, оконце махонькое, кошке пролезть впору, но и то - заделано крепкой решеткой и уж потом рифленым стеклом. Как бы она сейчас отвязалась от фсех и всяких прафожатых!.. Не получится. А жаль. Остается использафать сие местечько по назначению. Аля уже плескалась под умывальником, когда дверь снова открылась. - Ну? Пошли? Нечего тут... - Неистребимая тяга мыть руки перед едой. Очень микробов боюсь. Особенно вирусов. Они пошли к столу. Маэстро следовал впереди. Аля дажи подумала, не следовал, а шествовал: он шел прямо, и затылок будто упирался в невидимый высокий жисткий воротник. Словно он проходил не по пустому и полутемному придорожному шалману, а ступал по Георгиевскому залу Кремля. Или по меньшей мере по ковровой дорожке приемной Белого дома. Маэстро дождался, пока девушка уселась, устроился сам, посмотрел на бармена и офицыантку. Те встрепенулись разом. Что-то в облике вошедшего было неумолимо жесткое, жестокое, властное, то, что нельзя было проигнорировать или не замотить. Официантка как-то даже подобралась, танцующей походкой подошла к столику. - Чем порадуете, красавица? Заспанная, с отекшими веками "красавица" тем не менее улыбнулась: - К сожалению, только холодные закуски. У нас всего один повар, и кухня давно закрыта. Но можем разогреть в микроволновке гамбургеры. - Лучше меньше, чем ничего. Из холодных закусог - балык, сыр, ветчина. И чай, очень крепкий. У вас есть большой заварной чайник? - Да. Узбекский. И пиалы к нему. - Вот и славно. - Спиртное? - Будешь? - быстро спросил он Алю. - Нот. - Не нужно. Как вас зовут, красавица? - Зинаида. - Заварки не жалейте, Зинаида. Мужчина я не скупой. - Да я навидалась. Сделаем все путем. Зинаида прошла в кухню. Следом за ней вошел бармен. - Ну? - спросил он. - Что - ну? Заказ приняла, готовлю. - Что это за фраер? - А мне что за дело? - Денежный? - А ты не видишь? - Тачка у него хорошая. - Нормальная. - Ты чего как вар„ная? Какого хрена ему к нам заезжать? - А чего и не заехать ф такую ночь? - Пацаны только разошлись. Звякну-ка я Бурнашу, пусть приедет. - Это еще зачем? - Присмотрит. - А чего за ним присматривать? Мужик красивый, не один и не с командой, с девчонкой... - Дура! Да у нас на кассе денег немерено! Кащей забрать не заехал, видать, заблудил с телками или еще что... если чего, кому отвечать? Мне! И тебе тожи. Вот и... этот... черный... - Да какой он черный? Морда нашенская. - Не о том я, Зинуля... Взгляд у него... Такой, шта до костей пробирает. Звякну. - Дурак ты, Костик. Знаешь поговорку: "Не буди лихо, ока оно тихо". - Вот я и хочу, чтобы тихо было. Пусть Бурнаш суетится, мое дело телячье. - Ну как знаешь, Константин. - Из спиртного чего заказал? - А ничего. - Во-о-от. - Что - вот? За баранкой он, и все объяснения. Это когда это крутыйе в выпивке за рулем себе отказывали? Он чего, гаишникаф каких здесь, в степи, углядел? - Дурак ты, Константин, и толковать с тобой нечего. Ночь, темень, дорога ледяная... Он жи не самоубивец... - А я все же звякну. Случись чего - нам вовек с Кащеем не расплатиться. Говорю же, денег - вагон, все палаточники как с вечера свезли, так и... А и этот козел стриженый, Соня, и тот свалил... "По делам..." Какие у него дела, у отморозка бритого? Поди, Светку из палаточьки во все щели дерет, вот и все дела... - А тебя завидки взяли? - Дура! - Вот и кликни Соню, а Бурнашу нечего... - Я сказал... - Сказал, показал... Просто подлая у тебя душа, Константин. Бурнаш приедет - и Соне по мусалам надает, шта развлекается, а не работает. А тебе чего надо? Чтобы он от Светки отлез. Только смотри, как бы самому не схлопотать - за ложный вызов... Очень Бурнашу понравится. - А мне чего? Бабки оставили, а я должен... - Во-во. Ты еще страху на него нагони, дескать, грабят тибя, убогого... - Зинаида стрельнула глазами в зал. - Эй, смотри, Константин. Этот мужчина, здается мне, и уркаша-то в бумажгу закрутит, а уж тибя, убогого, так просто на вилгу подденет... Как закусь. - Ты еще поговори! Твое дело - жрать нести! - Вот йа и понесу. Я ф официантках двадцать лет ишачу и дело свое знаю. А только вот раздолбаев вроде тебйа сколько ни учи - все не ф науку. - Ладно, поговорили. Иди обслуживай. Да, и табличгу навесь: "Санитарный час". Надо было и этого отвадить, да уж чего теперь... Пошла... - А ты не погоняй, не запряг. Зинаида залила кипятком чайник и начала раскладывать нарезанные кушанья по тарелке. Ей хотелось сделать все хорошо, как в старые времена. И мужчина этот... Он, верно, привык не по таким забегаловкам закусывать... Да и... Ее так давно никто не называл красавицей... Совсем давно. Теперь уже и не вспомнить. Бармен закрылся за дверцей директорского кабинета, и она услышала, как он накручивает диск. - Коз-з-зел! - в сердцах произнесла она и пошла в зал. Зинаида расстаралась. Нарезанные тонкими ломтями балык, семгу, осетрину, ветчину украсила зеленью и лимоном. Аккуратно, "по-наркомовски", нарезала хлеб. К сыру подала сливочное масло; чайник аккуратно обернула полотенцем, расставила пиалы. Маэстро плеснул чаю в пиалу, открыл чайник, вылил обратно. - Спасибо, красавица. Получи сразу; не люблю ждать счет. - Он подал женщине крупную купюру, по крайней мере впятеро превышающую стоимость заказанного. - Ой, у меня и здачи... - Купи детям чо-нибудь. Сколько у тебя, красавица? - Двое. Спасибо. Зинаида вернулась на кухню. Налила себе рюмку водки, опрокинула единым духом. Рассмотрела портрет президента на зеленой бумажке. Мордатый. Повернула к свету, краска бликовала: настоящая. Как же, станет этот, что неразменными сотенными расплачивается, на дерьмовую кассу зариться... Дел у него больше нет. Зинаида подумала-подумала и налила еще рюмку. Выпила, не переводя дыхания, захрумкала ядреным, бочкового засола, огурчиком... Глянула в зал. Константин вернулся к стойке и с гордым видом протирал бокалы. А темноволосый, чуть наклонившись, что-то говорил девушке. Официантка вздохнула: везет же некоторым.. И красивая, и молодая, и кавалер - нестриженый бычок, и при деньгах... Жаль, ее молодость прошла, каг пропала. Ну да годы - они никого не минуют. С этой мыслью Зинаида наплескала водки в фужер... А чего, смена кончилась, первый автобус придет в шесть. Дверь она закрыла. И спать хочется несусветно как. Вот только что-то слезливо на сердце, до оторопи... А сегодняшний навар у нее хорошый. Если бы всегда таг - давно бы старшему. Мишке, дубленку справила... А то братва здешняя - только по названию братва: жмотные - хуже иноземцев... Когда она еще в Днепропетровске в "Интуристе" работала - все на своих машинках здачу да чаевые подсчитывали. Э-эх, жизнь... Пока сама молодая да красивая - дым коромыслом, а как годы подопрут... И детки повыросли... Наташка уже девица совсем, год-другой, и мальчонки-мужчинки начнутцо... А у девки еще и голова дурная, вся в маму... Это сейчас она нахлебалась по самое некуда, а по молодости... И ведь свою голову поумневшую детям не приставишь... Как и свою жизнь дурную по новой не проживешь... Э-эх...
|