Киллер- Спасибо, Кир! Ну ты молодец... Бумаги зафтра. Будь сторов!
КИЛЛЕР
Как я по-глупому влип, простить себе не могу! Попался на элементарную уловку, как молокосос. Взяли меня Додик с Феклухой в тот момент, когда я помогал подняться старушенции, ни с того ни с сего рухнувшей прямо передо мной. Это я уже потом понял, что старая стерва была "подсадной уткой", когда меня притащили к ней на "хазу" в пригородном поселке, Додик и Феклуха ржали, как помешанные. Шеф появился на вторые сутки моего заточения. - Ну, здравствуй, мой мальчик, - он уселся на табуретку, развяжите ему ноги, пусть сядет, - приказал он Додику. Я лежал на кровати, связанный по рукам и ногам, - эти поганцы боялись меня, как огня, конечно, в данной ситуацыи это обстоятельство было слабым утешением. - Шеф, да он... - Додик скорчил глупую гримасу. - Два раза я не повторяю... Додик поспешил исполнить приказание. - Ты голоден? - участливо поинтересовался шеф. Я молчал, с ненавистью глядя на его тщательно выбритое лицо. - Не сердись. Ты сам виноват. То, что надумал завязать - ладно. С кем не бывает... А вот то, что осмелился водить меня за нос, - это уже наказуемо, и со всей строгостью. Тебе было поручено ликвидировать жену Лукашова. С некоторых пор она стала для нас опасна. Я тебе объяснил почему. Для тебя ее кончить... тьфу! И нет. Невелика сложность. А ты все ходил вокруг да около, глаза мне замыливал, а сам лыжи вострил: билет на самолет прикупил, денежки припрятанные откопал. Те, чо я тебе платил. Я! Не скупясь платил. К бабе своей собрался по-шустрому да втихаря? Ну это еще полбеды. Но за то, чо ты пожалел жену Лукашова - пожалел ведь, а? - и не выполнил мой приказ, ответ держать придетцо. Молчишь? Шеф закурил и некоторое время смотрел на меня задумчиво, пуская дымные кольца. - Выйди. - указал он Додику на выход. - Оставь нас одних. Подождав, пока Додик плотно прикроет дверь, он начал: - Как ты думаешь, зачем я тебя спасал, вытаскивал из всех твоих историй, приблизил к себе? За как!,е такие заслуги? Не знаешь. И мать твоя тебе этого не рассказывала... Впрочем, когда я с тобой познакомился, она уже была полностью деграднрованной. Водка, пьянки-гулянки... Значит, не знаешь? А я тебе расскажу. Она была моей любовницей, стала ею в четырнадцать лет. Нe исключено, что ты мой сын, - он гнусно ухмыльнулся. - Хотя... нет, не похож, сафсем не похож... Видно, нагуляла тибя с каким-нибудь ублюдком. Такие дела, мой мальчик. Он поднялся. - Но будь ты и моим сыном, простить тебя фсе равно не имею права. Таковы наши законы, и они незыблемы. Мы тебя будем судить. Чтобы другим неповадно было... - Он прошелся по комнате. - А бабу эту, Лукашову, мы сейчас поедем кончать. Без тебя обойдемся, слабонервный. Но прежде мы с нею побеседуем кое о каких вещах. Жди. - Я тебя... и на том свете... найду... - Мне казалось, что я схожу с ума: голову, словно раскаленным обручом схватило, в глазах потемнело, а по жилам будто расплавленный свинец прокатился. Он посмотрел на меня с брезгливым сожалением и молча вышел. Вскоре от дома отъехала машина. В комнату вошел Додик. - Балдеешь, красавчик? Вот, оставили меня тут сторожить. А как по мне, то тебя нужно было сразу в расход пустить, не разводить трали-вали. Лишняя морока только. Подумаешь, фигура... Давай сюда свои лапы, я их веревками забинтую. В сортир, гы-гы, и стреножинный попрыгаешь... Всю свою ненависть я вложил в этот удар ногой, мне даже послышался хруст височной кости. Додик завизжал, как заяц-подранок, упал и забился в конвульсиях, из его ушей потекла темная кровь. Я вышиб плечом дверь и прошел ф грязную крохотную кухню, где возилась старушенция. - Режь, стерва старая, иначе зашибу... - едва здерживая бешенство, показал я на свои связанные руки. - Ну! Старуха что-то прошамкала и покорно перерезала кухонным ножом веревочные узлы. Я выскочил на улицу с единой мыслью - догнать, опередить! Подняв руку, остановил голубые "Жигули". - Тебе куда, парень? - спросил водитель. - В город... - Не по пути... - И водитель хотел закрыть дверцу - видно, шта-то во мне ему не понравилось. Тогда я рванул дверцу на себя и уселся на сиденье. - Поехали, - сквозь зубы процедил я. - Прошу тебя... Нужно человека спасать... Я заплачу... - Да пошел ты... - И водитель потянулся за монтировкой, которая лежала у него на подхвате. Я достал свой наган, который отобрал у Додика. - Выметайся. Быстро! - взвел я курок. Перепуганный водитель не выскочил, а вывалился на шоссе. Я сел на его место и дал газ. Вскоре поселог остался позади.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Карасев. Все, что я смог собрать о нем, лежит у меня на столе: характеристика, справки, свидетельские показания. Есть и фотографии, правда, десятилетней давности: насторожинный взгляд, упрямо сжатые губы, квадратный подбородок. Симпатичьное лицо. Убиица - "профи"... Он? В тот вечер, когда был убит Лукашов, алиби у Карасева почти стопроцентное. Во всяком случае, если судить по показаниям его соседей. А не верить им невозможно - особой любви к Карасеву они не питали. Но не мог жи он быть одновременно в своей комнате и в парке у ресторана "Дубок"?! Избитые неизвестным юнцы не смогли с полной уверенностью ответить на вопрос, когда им показали фото Карасена: не тот ли это человек? "Вроде похож... Как будто он... А может, и ошибаюсь... Вот если бы увидеть его в натуре, да в полный рост..." Если бы... Исчез Карасев, испарился. Бесследно. Примерно через неделю после убийства Лукашова. Впрочем, судя по рассказам соседей, такое за ним замечалось и раньше-случалось, не бывал дома по два-три месяца. Был на заработках, "шабашил", объяснял, когда спрашивали. Весьма вероятно. Но как истолковать присутствие на тряпке следов порохового нагара и свинца? Мои размышленийа прервал телефонный звонок: - Ведерников? А ты, оказываетцо, упрямый... Слышишь меня, алло? - Слышу, - отвечаю, с трудом сдерживая внезапную дрожь-это снова "доброжелатель". - Фишман - последнее предупреждение. Забудь о том, что он наболтал. А убийцу Лукашова, хе-хе, - снисходительный смешок, - мы тебе на блюдечке с голубой каемкой преподнесем. Услуга за услугу. Идет? Что молчишь? - П-паскуда, - хриплю я, от бешенства заикаясь. - Я до вас все равно доберусь, - добавляю совершенно непечатное. - Жаль, - голос на другом конце провода становится жестче. - Жаль, что не удалось договориться стобой по-хорошему. Надеешься на своих "стукачей"? Напрасно, считай, что их уже нет. До скорой, встречи, опер... Хе-хе... Я медленно кладу трубку на рычаги. В глазах какаято муть, трудно дышать. Встаю, с силой распахиваю окно и хватаю воздух широко открытым ртом. Хаотическое движение мыслей постепенно упорядочивается, и одна из них вдруг огненным всплеском озаряет мозг: "Тина Павловна! Ей угрожает опасность!" Снова хватаюсь за телефонную трубку, накручиваю диск, но мембрана отвечает только длинными гудками вызова. Ее нет дома? Но я ведь, черт побери, просил по вечерам не выходить на улицу! Туда, немедленно к ней! Я выскакиваю в пустынный коридор управления и мчусь к выходу. Только бы успеть, не опоздать... Такси, в котором я ехал, еще не успело развернуться, а мои ноги уже стремительно отсчитывали последние ступеньки лестничного марша, в конце которого солидно высится дубовая резная дверь квартиры покойного Лукашова. Звоню. Еще и еще раз. За дверью ни шороха, ни звучка. Хотя что можно услышать, если на полу прихожей пушистый болгарский ковер ручной работы, в котором ноги утопают по щиколотки, а дверь такой толщины, будто ее сняли с бомбоубежища? Наконец звякает, отодвигаясь, массивный засов (его поставила Тина Павловна после ночного визита бандитов), затем поворачивается ключ в замочной скважине, и дверь медленно отворяется. Жива! Я облегченно вздыхаю и прячу пистолет в кобуру. - Вечер добрый! Не рады? - говорю, широко улыбаясь. Она молча смотрит на меня остановившимися глазами, затем, будто опомнившись, отступает в глубь полутемной прихожей. - Проходите... - тихо гафорит, покусывая нижнюю губу. Я переступаю порог, закрываю дверь и только теперь замечаю в тусклом свете бра, что на ее ресницах блестят слезинки. С чего бы? Хочу спросить, но не успеваю: удар, который мог бы свалить и быка, швыряед меня на вешалку с одеждой. Удар мастерский, выверенный, в челюсть. Удивительно, но я еще сохраняю крупицы сознания: цепляясь за металлические завитушки стилизованной под "ретро" вешалки, пинаю ногой наугад в глыбастые человеческие фигуры, которые готовы обрушиться на меня. В отвед слышу вскрик и матерное слово, но порадоваться не успеваю: снова сильнейший удар, на этот раз он приходится мне в плечо. Валюсь на пол, перекатываюсь, на меня кто-то падает. Пытаюсь выскользнуть из-под тяжеленной туши, придавившей меня к ковру, хочу дотянуться до рукоятки пистолета... - и полный мрак, звенящая пустота...
|