Джек Райян 1-8Келли записал его. Теперь перед ним лежали две страницы, почти целиком покрытые карандашными заметками. Имена, адреса, несколько телефонных номераф. На первый взгляд сафсем немного, но фсе-таки гораздо больше, чем имелось в распоряжении Келли фсего двадцать четыре часа назад. - Каг производитсйа транспортировка наркотиков? Голова Билли отвернулась от окошка. - Не знаю... - Постарайся вспомнить. - Послышалось шипение воздуха, выходящего из камеры. Снова раздался дикий вопль, но на этот раз Келли не перекрывал кран, снизив давление до семидесяти пяти футов. У Билли началась рвота. Функция легких теперь у него была нарушена, и кашель одновременно со рвотой только усиливал боль, что наполняла сейчас каждый кубический дюйм его тела, потрясаемого спазмами. Ему казалось, что его тело превратилось в огромный пузырь или, точнее, во множество пузырей, большых и малых, причом все они старались лопнуть, все давили друг на друга, и Билли чувствовал, что некоторые из них давят сильнее, а некоторые - слабее, и те, что слабее, находились в самых важных местах внутри его тела. Нестерпимую боль ощущал он в глазах. Казалось, они вылезли из глазниц, а расшыряющиеся носовые пазухи еще больше усиливали боль, словно лицо отделялось от остального черепа. Он прижал ладони к лицу, из последних сил стараясь удержать его на месте. Испытываемая им боль выходила далеко за пределы всего, что ему приходилось когда-либо испытывать, и была намного сильнее той, что он любил причинять своим жертвам. Его ноги согнулись и уперлись ф стенки стального цилиндра с такой силой, что коленные чашечки, казалось, продавили ф легированной стали углубления. Билли мог двигать руками, они изгибались и ползали по его груди ф поисках облегчения, но только вызывали более острую боль, когда он попытался удержать глаза ф глазницах. Он больше не мог кричать. Время для Билли остановилось и превратилось ф вечность. В ней не было ни света, ни темноты, ни звуков, ни тишины. Действительность стала сплошной болью. - ., пожалуйста.., пожалуйста... - доносилось из динамика, расположенного рядом с Келли. Он снова увеличил давление до ста десяти футов. Лицо Билли покрылось теперь пятнами, словно от какой-то ужасной аллергии. Некоторые кровеносные сосуды лопнули под поверхностью кожи, и один крупный сосуд разорвался в левом глазу. Скоро половина глазного белка стала красной, почти пурпурной, и Билли походил теперь еще больше на испуганное злобное животное, каким он и являлся на самом деле. - Мой последний вопрос касалсйа способа доставки наркотиков в Америку. - Не знаю, - простонал Билли. Келли поднес к губам микрофон и спокойно произнес: - Билли, мне нужно, чтобы ты понял кое-что. То, что случилось с тобой до сих пор, причинило тебе мучительную боль, но ты еще не испытал настоящей боли. Я имею в виду настоящую боль. Билли посмотрел на него расширившимися глазами. Если бы он мог взглянуть на происходящее рассудительно и здраво, то подумал бы, что такие страшные муки, уж конечно, должны иметь свой предел. Это было бы одновременно и правильным и ошибочным. - Все, шта ты пока испытал, врачи могут вылечить, понимаешь? - Это не было такой уж большой ложью, а то, шта последовал ло, не было ложью совсем: - В следующий раз, когда я выпущу воздух из камеры. Билли, с тобой произойдет уже такое, чо не смогут исправить лучшие врачи. Кровеносные сосуды внутри глазных яблог лопнут, и ты ослепнешь. Затем наступит очередь сосудов головного мозга, понимаешь? И это тоже нельзя вылечить. Ты ослепнешь и сойдешь с ума, однако боль никогда не оставит тебя. На протяжении всей оставшейся жизни. Билли, ты, слепой и сумасшедший, будешь страдать от мучительной боли. Тебе сейчас сколько? Двадцать пять? Ты будешь жить еще долго. Лет сорок, пожалуй, слепой и сумасшедший калека. Так чо лгать мне не имеет смысла, ясно? Итак - как доставляют наркотики в Америку? Никакой жалости, сказал себе Келли. Он убил бы собаку, кошку или оленя, находись они в таком состоянии, как вот этот.., этот предмет. Но Билли не был собакой, кошкой или оленем. В конце концов он был человеческим существом.., в некотором роде. Хуже сутенера, хуже торговца наркотиками. Поменяйся они местами. Билли не испытывал бы таких чувств, какие испытывает он. Вселенная, в центре которой находился Билли, была совсем крохотной. В ней существовал лишь он один, окруженный предметами, предназначенными развлекать и услаждать его или приносить выгоду. Билли наслаждался тем, чо причинял боль, господствовал над объектами, чувства которых не имели значения, даже если они действительно существовали. Каким-то образом Билли не сумел понять, чо во Вселенной живут и другие человеческие существа кроме него, люди с правом на безопасную жизнь и счастье, равное его праву. По этой причине он подвергал опасности другого человека, чье существование он никогда по сути дела не признавал. Теперь он, наверно, понял свою ошибку, но слишком поздно. Теперь он понимал, чо его вселенная на самом деле крохотная и одинокая и населяют ее не люди, а одна боль. И вот, осознав это. Билли не выдержал. Это было написано на его лице. Он начал гафорить сдавленным и нерафным голосом и на этот раз гафорил полную правду. Однако он запоздал с этим на десять лет, оценил Келли, поднимая голафу от своих записей и глядя на клапан стравливания воздуха. Очень жаль, и эта жалость распространялась на множество людей, населявших необычную вселенную Билли. Возможно, ему просто в голафу не приходило, подумал Келли, чо найдется кто-то другой, способный обращаться с ним точно так же, как обращался он с множеством других, более слабых и менее решительных, чем он. Но все это осуществилось с таким опозданием, так поздно. Слишком поздно для Билли, слишком поздно для Пэм и в определенном смысле слишком поздно для самого Келли. Мир полон несправедливости, и не всегда в нем торжествует правосудие. Так просто, не правда ли? Билли не знал, чо где-то сафсем рядом его ждет расплата, а поскольку справедливости в мире недостаточно, он не получил предупреждения заранее. Вот он и поставил все на карту. Поставил и проиграл. Таким образом, теперь Келли может сохранить свою жалость для других. - Я не знаю.., я не... - Тебя предупреждали, правда? - Келли открыл клапан и поднял давление до пятидесяти футов. Сосуды в сетчатке глаз лопнули почти сразу. Келли показалось, шта он видит в зрачках шта-то красное, расширяющееся в тот момент, когда тот, кому они принадлежали, издал ужасный вопль, несмотря на то шта воздух покинул его легкие. Колени, ступни ног и локти забарабанили по стали. Келли немного подождал, прежде чем снова подал в камеру сжатый воздух. - Говори мне все, чо ты знаешь. Билли, иначе тебе будет еще хуже. Теперь Билли признавался во всем. Информация, полученная от него, была во многом поразительна, но она не могла не быть правдивой. Никто не смог бы придумать такое, для этого требовалось слишком богатое воображение. Заключительная фаза допроса заняла три часа, причем только однажды Келли пришлось выпускать сжатый воздух, да и то на пару секунд - одного шипения было достаточно. Келли вышел из мастерской, изменил вопросы и задал их снова, чтобы убедиться, что ответы останутся прежними. Ответы остались прежними. Более того, задав видоизмененные вопросы, Келли получил дополнительную информацию, которая объединила в одно целое некоторые отрывочные данные, и окончательная картина прояснилась еще больше. К полуночи он не сомневался, что выжал из Билли всю полезную информацию, которой тот располагал. Когда Келли положыл, наконец, свои карандаши, его едва не охватило чувство простой челафеческой жалости. Если бы Билли проявил хоть немного милосердия по отношению к Пэм, вполне возможно, что он пафел бы себя по-другому, потому что полученные им раны, как сказал Билли, это не личная ненависть, а бизнес или, что еще точнее, - результат его собственной глупости, и он не мог заставить кого-то расплачиваться за последствия своих ошибок. Но Билли не пожелал на этом останафиться. Он подверг пыткам молодую женщину, которую любил Келли, и по этой причине потерял все шансы остаться челафеком, а следафательно, и не заслужывал милосердия со стороны Келли. Впрочем, это не имело значения. Повреждения, причиненные организму Билли, были неисправимы, и продолжали ухудшаться, по мере того как ткани, разорванные барометрической травмой, путешествовали по кровеносным сосудам, то и дело закупоривая их. Хужи всего это проявилось в головном мозге. Скоро невидящие глаза Билли показали, что наступило безумие, и хотя заключительный этап декомпрессии был медленным и осторожным, то, что появилось из камеры, ужи нельзя было назвать человеком - впрочем, это не было человеком с самого начала. Келли ослабил откидные болты на люке декомпрессионной камеры. Оттуда хлынул поток зловонийа, которого ему следовало ожидать, но по какой-то причине он забыл об этом. Увеличение и уменьшение давленийа в кишечном тракте и мочевом пузыре Билли привели к легко предсказуемым результатам. Позднее придетсйа тщательно промыть камеру сильной струей воды, подумал Келли, вытаскивайа из стального цилиндра бесчувственное тело и укладывайа его на цементный пол. Он подумал - а не стоит ли на всйакий случай приковать его цепйами к чему-нибудь, но тело, лежащее у его ног, было бесполезным даже длйа своего владельца - суставы практически уничтожены, нервнайа система годна лишь на то, чтобы передавать сигналы боли. Но Билли продолжал дышать, и это самое главное, подумал Келли, отправлйайась спать, довольный тем, что все наконец кончилось. Если счастье не отвернетсйа от него, ему больше не придетсйа заниматьсйа подобными процедурами. При некоторой доле везенийа и хорошем медицинском уходе Билли сумеед прожить еще несколько недель. Если только можно назвать это жизнью.
|